— Ты с ума сошла!

— Можешь мне поверить, я нутром чувствую это. Он только о тебе и говорит, просто помешан на тебе. Так же, как и тот фотограф. — Кики посмотрела на Анджелу со сдержанным восхищением. — И как это тебе удается? Чем ты их берешь?

Глаза у Анджелы расширились от возмущения.

— Чем я их беру? — закричала она. — Ты прекрасно знаешь чем — ничем! Ничем! Ты помнишь? Это ведь ты мне говорила, что вся моя жизнь — это дырка от бублика, что у меня ничего нет. И ты была права! А теперь ты имеешь наглость — нет, не наглость, глупость, говорить, что…

— Успокойся, пожалуйста. Ну прости. Весь дом тебя слушает. Ну, пожалуйста, успокойся.

— Разумеется. Я успокоюсь, чтобы ты и дальше могла делать свои дурацкие предположения.

— Анджела, это никакие не предположения.

— Хорошо, тогда скажи, что именно Зев Мизрахи говорит обо мне? — Она испытывала одновременно и отвращение и любопытство.

— Ничего особенного. Он просто постоянно говорит о тебе, всегда спрашивает о тебе, когда мы видимся. Он хочет знать обо всем — счастлива ли ты, что у тебя за муж, какие у вас отношения. У меня такое чувство, что он не только с удовольствием залез бы тебе под юбку, — я уверена, что он хочет на тебе жениться.

Анджела невесело засмеялась.

— Никто не хочет залезать ко мне под юбку. Даже мой муж. Даже…

— Даже кто?

— Никто.

— Но ты ведь собиралась что-то сказать?

— Нет. Прошу тебя, перестань. И давай прекратим этот разговор. Меня от него мутит.

— Хорошо. Давай прекратим. Я знаю, что мы сделаем, — мы сгоняем в Рим.

— Но я же приехала сюда не за тем, чтобы флиртовать и развлекаться, Кики, — сказала Анджела, расстроенная почти до слез. — Я приехала навестить тебя и Никки.

— Я знаю. Но Никки ты уже посмотрела, а вместе мы можем быть где угодно. Если мы останемся здесь, то просто свихнемся. Нет, мы поедем в Рим. Прямо сейчас позвоню Джино.

— А кто такой Джино?

— Друг. Друг и режиссер. Вообще-то он принц, самый настоящий, и не только по рождению, но и во всем.

— Что за друг, Кики? Хотя нет, не говори. Я не хочу этого знать.

— Ну а что, ты думаешь, я должна делать? Сидеть здесь в одиночестве и грызть от тоски свои аристократические ногти? Мне скучно. И одиноко!

— Но тебе вовсе не обязательно все время сидеть здесь в одиночестве. Ты уже целый год не была в Штатах. Почти полтора года, если быть точными. Почему ты не приезжала?

— Мне очень, очень тяжело приезжать в Соединенные Штаты. Я увижу Рори, а потом надо будет опять уезжать. Это слишком тяжело.

— Я знала, что так будет.

— Ну и молодец. — Они обе замолчали. Вдруг Кики вскочила. — Ладно, что толку сидеть и переживать? Сейчас позвоню Джино в Рим, скажу, что мы приезжаем. В Риме он знает абсолютно всех. Сводит нас на какие-нибудь приемы. И знаешь еще куда? В цирк!

— Терпеть не могу цирк.

— Про этот цирк ты так не скажешь. Это совсем другое.


Когда они уже собрались уезжать, Кики позвали к телефону. Она вернулась немного смущенная и взволнованная.

— Это Вик. Вообще-то хорошо, что мы еще не успели уехать. Его величество Мизрахи прознал, что ты здесь. Только не спрашивай каким образом. Так что мы все едем на выходные в Веве. Они с Виком прилетают туда из Израиля, и он присылает за нами свой самолет. Но не расстраивайся, дорогая, оттуда мы сразу отправимся в Рим. И не надо пугаться, ради Бога.

— Как же мне не пугаться, после того что ты мне здесь наговорила?

— Господи, ну что он может с тобой сделать? Без твоего согласия и участия? Кроме того, обещаю, что ни на минуту не оставлю тебя с ним наедине.

— Но почему я должна лететь в Веве только потому, что он поманил, Кики? Мне это совсем не нравится.

— Но это всего лишь на выходные. Тебе понравится его вилла. Ты же обожаешь искусство, а у него великолепная коллекция: Ротко, Пикассо, Шагал, у него даже есть одна картина Рубенса. А какие приемы! Можно подумать, что ты сидишь за столом с Людовиком Четырнадцатым — блюда из чистого золота, на всех предметах вензеля, как у Ротшильдов. Когда я была там прошлый раз, там были Чарли и Уна. Не понимаю, почему они сходят из-за него с ума, — лично мне он кажется скучным. Ну разумеется, Чарли и Зев о политике не говорят. Когда там подается рыба, то каждый ломтик лимона покрыт тонкой сеточкой. Анджела, ты меня слушаешь?

Анджела смотрела в пространство перед собой.

— Да, я тебя слышала. Лимонные дольки, покрытые сеточкой, чтобы они не высыхали и чтобы не выскакивали косточки, когда их выжимают.

— Анджела, дорогая, похоже, ты все знаешь. И уж Зев, конечно, знает, как приготовить настоящий мартини. Тебе дают персональный маленький хрустальный графинчик в серебряном ведерке, и стакан тоже, конечно, ледяной. Анджела, ты меня слышишь? Скажи что-нибудь, Бога ради.

— Однажды Дик в ресторане «21» попросил стакан молока, и они принесли ему бутылку молока в серебряном ведерке со льдом. Мы тогда только начали встречаться.

— Пожалуйста, Анджела, перестань себя вести, как будто ты в трансе. Послушай, может быть, когда вернемся, поедем лучше в Лондон? Знаешь что? Мы остановимся в «Савойе», накупим шоколадных конфет «Фортнам и Мейсон» и будем их есть в постели. Ты помнишь, как мы поглощали конфеты коробками, лежа в постелях? А потом купим эти шикарные кашемировые шали «Сван и Эдгар» и еще пообедаем… Анджела, послушай меня. Ну ведь это только на выходные!

Сначала Кики сказала Анджеле, что этот Мизрахи хочет заполучить все, чем владеет Вик… или ее, Анджелу. А теперь они собираются в гости к Зеву Мизрахи. Кроме того, Кики старается уговорить Анджелу, что так на нее непохоже. Анджела не могла не вспомнить одно из высказываний Кики: «Купить можно абсолютно все, нужно только знать цену». Интересно, какова будет цена Кики?

Но выходные прошли на редкость спокойно. Анджела нервничала и все время была настороже, однако Мизрахи вел себя как исключительно гостеприимный и милый хозяин. И нельзя было отрицать, что условия у них были королевские, а сама вилла — это настоящая жемчужина.

Самую «ужасную» вещь Мизрахи произнес во время банкета в субботу вечером, когда за столом сидело много известнейших театральных звезд из Европы и Америки, и если его замечание и напугало кого-то, то только не Анджелу.

Внимательно глядя на ее густые черные волосы, уложенные в высокую прическу, па мягкую выпуклость груди, облегаемую изумрудно-зеленым вечерним платьем с обнаженными плечами, Зев Мизрахи произнес:

— Будь моя воля, то вы, Анджела дю Бомон, стали бы самой яркой звездой, которую только знал мир.

Анджела скромно опустила глаза, ни слова не ответив на его комплимент. Когда она опять взглянула на гостей, то увидела, что Кики пристально смотрит на нее.

* * *

По мере того как приближалось Рождество 1956 года, Анджела надеялась, что Кики обязательно прилетит, чтобы повидаться с Рори, но, когда праздник был уже совсем близко, Кики предупредила, что не приедет — просто не выдержит встречи с дочерью. Слишком тяжело видеть ее в течение нескольких дней, а потом опять уехать.

Но еще больше Анджела была удивлена, когда Мари, вместо того чтобы провести праздники с ней и ее мальчиками, в последнюю минуту решила отправиться в Италию.

— Но, мама, — возражала Анджела. — Я надеялась, что мы вместе проведем Рождество в Палм-Спрингсе.

— Я тоже надеялась провести это время с тобой, Анджела, но ты не думаешь о том, что Кики больше нуждается во мне? Только подумай, насколько ей тяжело быть в эти дни так далеко от Рори.

«А я мама? У Кики, по крайней мере, есть Вик. А кто есть у меня?»

Когда в январе умер Хэмфри Богарт и Кики, которая любила его и всегда рассказывала о нем забавные истории, не прилетела на похороны, а только лишь позвонила Бетти и высказала ей свои соболезнования, и Анджела, и Мари поняли, что Кики не шутила, говоря, что в ближайшие годы в Штаты не приедет. Анджела вспомнила о том, что было в Италии, о драме, которая разворачивалась между Кики, Виком и Зевом Мизрахи.

5

Когда Кики позвонила из Сан-Ремо по частному телефону, Анджела сняла трубку в своей спальне, соединяющейся со спальней Дика. Дверью между ними практически никогда не пользовались — разве только для того, чтобы обговорить какой-нибудь нейтральный вопрос. Единственной причиной, почему эта дверь вообще еще существовала, было то, что она не позволяла давать прислуге пищу для обсуждения супружеских отношений в семье Пауэр. Когда Анджела услышала последнюю просьбу Кики, она была рада, что никто больше не слышит абсурдной просьбы ее сестры.

— Я никак не могу поехать на Ривьеру на свадьбу Грейс Келли. Ты не понимаешь. Если губернатор Калифорнии и его супруга не получили официального приглашения — а мы его не получили, — то для нас присутствовать там просто невозможно. Это дурной тон и вопрос протокола. Что скажет Дик? И потом, у меня здесь есть другие обязательства.

— Пожалуйста, помолчи секунду и послушай. Мы с Виком буквально из кожи вылезли, чтобы добиться для тебя этого приглашения. Вик является старым приятелем принца, но все равно — это было очень нелегко. На церковной церемонии в соборе будет присутствовать шестьсот человек, я уж не говорю о приеме. То есть я хочу сказать, эти приглашения не раздавались кому попало! Ты даже не можешь себе представить, что здесь творится, — сюда съезжаются представители всех королевских домов Европы. Все гостиницы — «Отель де Пари», «Эрмитаж», все абсолютно — уже забронированы. Я слышала, что у вас на побережье пытаются выжать из бедняжки Грейс приглашение до того, как она уедет из Калифорнии. А у нас даже есть билеты на гала-представление в оперный театр. Оно будет проходить в день между гражданской и церковной церемониями. И множество людей, приглашенных на бракосочетание, не имеют приглашения туда! Из Парижа специально приезжают представители «Ланвен», чтобы сшить подвенечное платье для Грейс. А ты мне говоришь о каких-то своих обязательствах, каком-то идиотском протоколе и дурном тоне. Какого черта ты волнуешься о том, что скажет твой Дик? То есть, учитывая ваши отношения, какое все это имеет значение? Чем ты ему обязана? И уж если на то пошло, что он тебе сделает, если ты его не послушаешь? Разведется с тобой? Вот смеху-то будет! И вообще, — сказала она, пуская в действие решающий аргумент, — для тебя это прекрасная возможность раз и навсегда показать ему, что если он и заставляет тебя оставаться его женой и ты ради детей идешь на это, то это еще не значит, что ты обязана слушаться его во всем, и докажи ему, что ты имеешь право на свою жизнь. Поверь мне, ты имеешь на это право!