5

С годами бремя, взятое на себя Евгенией, не стало легче. Управляться с выросшими девочками восьми и семи лет было не легче, чем когда они были крохами. Мари не проявляла особого интереса к их развитию. Рори и Дезирэ продолжали выполнять обязанности семьи перед обществом, и время от времени Евгения, совсем издерганная, должна была напоминать себе, что Дезирэ не становится моложе и что ей нужно подыскать мужчину с подходящими средствами, характером, из хорошей семьи. Она сделала попытку поговорить с сыном, чтобы тот помог найти такого человека. Но у Джулиана были собственные трудности: он стремился сохранить «Розовую плантацию» в нынешние нелегкие времена. Хотя со времени накала кризиса прошло уже семь лет, Депрессия только углублялась, и не имело значения, что утверждал этот ужасный человек в Белом доме. Бедняга Джулиан все время должен был отражать нападки своей жены Одри, которая настаивала, чтобы он продал имение. Она рвалась покинуть Ривер-роуд, переселиться в Новый Орлеан и не оставляла Джулиана в покое.

Нет, было бы нечестно взваливать на Джулиана и эту дополнительную обузу. Она должна сама что-то сделать для Дезирэ. Ее старшая дочь уже хорошо перешагнула за двадцать пять и хотя по-прежнему оставалась красавицей, количество подходящих молодых людей вокруг изрядно поредело. Она сама часто твердила Дезирэ, что порядочные мужчины тянутся к благоразумным молодым леди, которые думают о своем будущем, а не к тем, которые, несмотря на нынешние фривольные времена, живут одним днем.

Если бы только Мари могла проявлять больший интерес к своим собственным детям, она, Евгения, могла бы уделить больше внимания Дезирэ. Может быть, она поехала бы с Дезирэ в Европу. Девушка… женщина ее происхождения и красоты несомненно произведет впечатление на графа, герцога, даже на принца. Но с этим надо поспешить. Все говорят, что в Европе нарастает беспокойство. Она должна поскорее съездить с Дезирэ в Европу, пока там не разразилось что-нибудь ужасное, а Дезирэ не стала слишком старой. Еще немного, и будет поздно. Слава Богу, она еще в состоянии позволить себе это, невзирая на кризис.

Но прежде чем отбыть в Европу, она должна найти способ вывести Мари из апатии. Но как? Оставить дом и Кики с Анджелой на странно равнодушную ко всему Мари и ее мужа было невозможно. Может быть, ей удастся найти врача — в Нью-Йорке или Чикаго, — который сумеет помочь Мари, сумеет пробудить в ней интерес к жизни.

Как ни ненавистно ей было это признать, но Рори Девлин оказался лучшим отцом, чем Мари матерью. Он играл с девочками, следил за их занятиями музыкой и танцами, приучал читать стихи и заучивать их на память, писал для них маленькие пьески и разыгрывал их, ходил па прогулки, говорил названия различных деревьев и цветов, отводил каждое утро в монастырскую школу, а после следил, как они делают домашние задания. Он часто брал их к своей матери в Байу-Теш, где девочки катались верхом, — это занятие им нравилось больше всего, после участия в спектаклях. Евгения приветствовала эти передышки, получаемые благодаря Рори Девлину, — она так нуждалась в отдыхе. Анджелика была послушным ребенком, но с Кики надо было держать ухо востро.

Девочки вели себя с отцом гораздо лучше, чем с ней. Даже Кики превращалась в маленькую куколку, когда появлялся Рори. Но иногда просто не верилось, что это юное создание может обладать такой сильной волей. Ее язычок! Mon Dieu[6]! Даже монахини не могли вынести этого. Сколько раз они грозились, что исключат ее из школы. И они, конечно, сделали бы это, если бы не ее собственное влияние и бойкий язык Рори Девлина, который мог уговорить любую женщину, даже Христову невесту.

И все же ей не нравились отношения, сложившиеся между девочками и их отцом. Что-то настораживало ее — девочки соревновались за внимание отца так, словно были его возлюбленными. Кики, по натуре более агрессивная, даже отталкивала Анджелику, когда они бежали навстречу отцу. Но стеснительная Анджелика использовала всякие хитрости, чтобы отвлечь его внимание от сестры, — прежде всего свое хрупкое здоровье и положение «крошки» в семье. И это тоже было плохо, думала Евгения. Если не считать этого соперничества из-за отца, то было видно, что девочки любили друг друга. Кики приглядывала за младшей сестрой, а Анджела обожала старшую и подражала ей. Отдавая каждой должное, Рори Девлин не выделял никого, он называл Анджелу — «мой маленький ангел», а Кики — «моя большая девочка» и уделял обеим равное внимание.

Это все была вина Мари, решила Евгения. Если бы она взяла все в свои руки, они бы меньше были одержимы своим папочкой. Если бы они чувствовали больше внимания со стороны Мари, они бы и сами о себе лучше заботились.

Возможно, в этом и следовало искать ответ. Она должна решиться и поехать с Дезирэ в Европу, и тогда Мари не сможет больше оставаться в апатии, это заставит ее более активно действовать как мать, и тем самым она уменьшит постоянную потребность девочек во внимании отца. Может быть, все хорошо кончится, а Дезирэ заключит выгодный брак. Тогда она убьет сразу двух зайцев. Да, она должна заняться этим немедленно. На следующей неделе они вчетвером — она сама, Мари и обе девочки — собирались поехать с Джулианом и его семьей в имение. Там они пробудут неделю, а затем, по возвращении, она сразу займется подготовкой к отъезду.

* * *

Евгения рассказала Мари о своем решении, когда они возвращались с «Розовой плантации» в город. Мари сидела за рулем «Гудзона», и когда Евгения сообщила о своих планах — уехать в Европу, как только покончит со всеми приготовлениями, и что она, возможно, будет отсутствовать целый год, — та даже и бровью не повела. Евгения не могла понять, о чем она думает.

Поскольку Мари молчала, Евгения стала теребить ее, желая получить хоть какой-то ответ.

— Ты согласна, Мари, что я должна что-то сделать для Дезирэ?

— Все, что ты предлагаешь, всегда самое лучшее, maman.

— А ты способна позаботиться о девочках?

— Могу твердо обещать, что голодать им не придется.

— Я об этом и не думала. Меня волнует другое: ты сама справишься?

— Абсалом и Силия будут следить за домом и делать покупки. Джони будет готовить еду, Рори отводить девочек в школу и забирать домой.

— Но заботиться о девочках означает не только это, — заявила Евгения с некоторой обидой.

— Рори или Силия проследят, чтобы они совершали молитвы и будут брать их к мессе. Кики всегда успокаивается, если знает, что бабушки нет поблизости и некому подымать шум по поводу каждого капризного слова. И Анджела тоже будет сама есть все эти овощи, если никто не будет их запихивать ей в рот.

Потом, взглянув на мать, она спросила:

— А Дези знает об этой поездке? Может быть, она не хочет никуда уезжать?

Евгения ничего не ответила. Она размышляла, что скрывается за холодной и безмятежной внешностью ее дочери.

* * *

Поездка оказалась утомительной, воздух был плотным, горячим и влажным.

— Как только приедем, нам надо будет сразу принять ванну, — сказала Евгения девочкам, сидевшим на заднем сиденье.

— Нам? — невинным голоском переспросила Кики. — Ты разве заберешься в ванну вместе с нами, grand-mère[7]?

Обе девочки захихикали, а когда машина остановилась, стремглав выскочили из кабины, обогнав мать и бабушку, — каждой хотелось первой встретиться с отцом.

Анджела бежала впереди и сразу кинулась к лестнице. Кики помчалась в библиотеку, но, увидев, что там никого нет, промчалась через холл в салон. Не найдя никого и в этой комнате, она вернулась в холл, и как раз в этот момент на верху лестницы показалась Анджела. Когда Мари и Евгения входили в дом, она крикнула вниз сестре:

— Папа и тетя Дези заболели. Они лежат вместе в постели тети Дези.

Мари и Евгения замерли в оцепенении, словно персонажи живой картины. Кики же быстро взлетела по лестнице вверх и ворвалась в комнату своей тети в тот момент, когда ее отец натягивал брюки, а Дези пыталась прикрыть простыней голые плечи.

Кики расхохоталась как сумасшедшая:

— Дурочка! — крикнула она сестре. — Они вовсе не заболели. Они занимались тем, что во дворе делают Бобо и Флаффи. Они делали ребенка!

Анджела сконфуженно наморщила лобик, в то время как Кики лишь передернула плечами.

— Я же тебе все про это объясняла, глупышка!

Кики выбежала обратно на площадку около лестницы и крикнула застывшим, безмолвным, уставившимся вверх Мари и Евгении:

— Они делали ребенка!

У Кики был победоносный вид, она явно гордилась тем, что уже все знает о таких вещах. Анджела отвернулась, ничего не понимающая, но расстроенная.

Мари первой пришла в себя и стала подниматься по лестнице. Мать глядела ей вслед. «Да… На этот раз Мари должна будет что-то сделать сама. Нет худа без добра. Может быть, из этого и получится что-то хорошее. Может быть, Мари оживет. Почувствует что-нибудь! Сделает что-нибудь!»

Мари прошла мимо теперь уже плачущей Анджелы и подпрыгивающей, с горящими от восторга глазами Кики, чувствующей, что происходит что-то драматическое, но повернула не направо, к комнате Дезирэ, а налево, к своей собственной. Она вошла в комнату, затворила за собой дверь и заперла ключом замок. Рори Девлин так и не появился в холле, а Евгения не трогалась с места. Во всем доме воцарилась гнетущая тишина, несмотря на шум, производимый двумя девочками.

Наконец Евгения очнулась и стала тяжело подниматься по ступеням, хватаясь обеими руками за железные перила и с трудом подтягивая вслед свое тело. Она приказала детям немедленно отправиться в свою комнату. Анджела повиновалась, а Кики стала упираться, и тогда бабушка буквально втолкнула ее в комнату и захлопнула дверь. Затем она вошла в комнату Дезирэ и увидела, что Девлин стоит перед зеркалом и причесывает волосы гребнем ее старшей дочери. Увидев Евгению, он очаровательно улыбнулся ей и нахально поднял брови. Рори был уже полностью одет. Евгения перевела взгляд с него на Дезирэ, которая лежала на постели, укрывшись с головой. Евгения передохнула, собираясь с силами. Она разберется с Дезирэ позже, а сейчас она уже знала, как следует поступить с Рори Девлином.