Только не учел Святополк, что Генриха весьма раздосадовало известие о том, что его родственница живет пленницей у князя киевского. Германский император давно искал союзника в войне с Болеславом польским, а потому решил заключить союз с Новгородом. Знал Генрих, что у Святополка острой костью в горле застрял князь Ярослав, известный своим холодным разумом и умением управлять душами и помыслами людей.

Давно уже киевскому князю хотелось извести именно этого братца, хромца треклятого, да только возможности для этого никак не предоставлялось. Засел Ярослав в своих хоромах на берегу Ильмень-озера, никого к себе, кроме варягов, не допускает. Подослать к нему убийц с ядом или выманить за ворота дворища оказалось невозможно. Не раз уже думал Святополк отправиться войной в северные края, но опасно было надолго Киев оставлять. Мало ли кому вздумается за время его отсутствия престолом завладеть. И пришлось Святополку довольствоваться властью над теми землями, что достались ему после смерти отца и гибели меньших братьев. И немало их было: киевские, черниговские, переяславские, муромские, ростовские, древлянские и прочие, прочие…


Но зря успокоился Святополк. В конце зарева месяца мирному житью киевского князя и его приспешников подошел конец.

Злейший враг Ярослав перехитрил его. Не зря говорили, что хромой князь умом своим могуч. С приходом осени черной тучей двинулся Ярослав на Киев из своего края северного. Нашел нужные слова хромец, повинился перед людом новгородским, сумел подчинить строптивых варягов, заручился поддержкой короля шведского и императора германского, да еще обещал ему помощь король чешский, тесть погибшего Святослава, князя древлянского. Собралось огромнейшее ополчение народное, гудит Русь великая, собирается войной на князя окаянного, руку на братьев меньших поднявшего.

С каждым днем все тяжелее дышать Святополку. А тестюшка, Болеслав польский, что-то не спешит с помощью: прислал весть, что задумал отнять у германского императора земли, когда-то давно Польше принадлежащие. Да и Судислав псковский, похоже, хвост свой куцый поджал, старшего брата Ярослава испугался, в городе заперся, подобно Брячиславу полоцкому. Хитрят мальчишки трусливые, со стороны посмотреть решили — чем война между старшими князьями закончится.

Беспокоили Святополка и южные границы. До поры до времени там было спокойно: Мстислав без конца усмирял непокорных печенегов. Но что дальше? Что замышляет этот могучий князь? Не решится ли заключить мир со степняками, чтобы объединиться, Боже сохрани, с Ярославом?

* * *

Тяжело дался Купаве этот год. Слезы рвались из глаз, когда она слышала злые насмешки сестры. Но по-прежнему таила в себе свои чувства, была молчаливой, чтобы не вызывать гнев Гуннара. Лишь темные всплески в сумрачных очах говорили о том, как ей больно и трудно.

Гуннар решил, что никто не станет возражать, если он возьмет себе еще одну жену. Руту пожелал отдать ему киевский князь, так почто отказываться?

Старшая дочь Блюда с радостью приняла его предложение — пусть не венчанная, зато любимая — и быстро забрала в свои руки власть в отцовском доме. Рута делала все возможное, чтобы окончательно очаровать варяга. В дело были пущены и приворотное зелье, и пылкие взгляды, и опыт в любовных утехах. А дальше все пошло как по маслу — во власти Руты постепенно оказался не только буйный варяг, но и все хозяйство боярина Блюда.

Когда в начале березозола у Купавы родился сын, Гуннар, убедившись, что ребенок вполне крепкий и здоровый, немедленно отобрал младенца у матери и передал Руте. Вот когда узнала Купава, что такое злосчастье: на ее глазах рос сын, маленький Зареок, но она не могла даже приблизиться к нему. Даже имя ему дали иное — Гуннар нарек его Буреполком и строго-настрого велел всем считать мальчика сыном Руты. Сердце Купавы обливалось кровью, и даже слезы не могли смыть эти горючие багровые реки. Не раз она уже решалась признаться варягу в том, что не он является отцом ребенка, но всякий раз ее останавливал страх. Если Гуннар поверит ей, он попросту убьет малыша. Купава знала, что гнев приводит берсеркера в исступление, когда он в состоянии уничтожить все и всех.

Рыжеволосая сестра Купавы заранее нашла для мальчика кормилицу и поручила ребенка ее заботам. Ей не доставило радости получить на воспитание чужого ребенка, а потому она быстро передала опеку над ним нянькам. Она вспоминала о Буре-полке лишь тогда, когда хотела убедить варяга в том, что дни и ночи напролет хлопочет о его сыне.

Саму же Купаву отправили в дом, где обитала прислуга. Там же вскоре оказались и остальные родные Руты — отец, мать и брат. Гуннара уже не волновало мнение о нем киевских бояр. Варяг больше не старался добиться уважения этих мужей, он сообразил, что страх, который они испытывают перед князем и его подручными, значит много больше, нежели все остальное. Зачем тогда терпеть в своем доме боярина, находящегося в жестокой опале у Святополка? Пусть своего бога распятого благодарит за то, что еще живой по земле ползает, да за сыном своим лучше присматривает. У его добра есть новый хозяин, и пусть все знают — Гуннар добычи не выпустит. На подворье растет наследник — маленький сын варяга, которого воспитают настоящим воином, и он не будет знать жалости.

Малыш родился раньше срока, но даже несмотря на это, крепко ухватился за жизнь. В ясных очах светится ум, он мало плачет, хорошо ест, а маленькие кулачки уже сейчас пытаются хватко удержать все то, что ему попадается на глаза.


Рута добилась желаемого, и все остальное ее больше не волновало. Какое ей дело до состарившихся отца с матерью? Они пожили в свое удовольствие, так пусть теперь довольствуются тем, что она из милости позволила им устроиться в одной из дальних комнатушек. Судьба младшего брата ее также не интересовала. Гуннар никогда не позволит ему даже помыслить о батюшкином наследстве, пусть спасибо скажет, что вообще еще по земле ходит.

А вот Купаву она с удовольствием прямо сейчас отправила бы на тот свет. Казалось бы: девчонка потеряла все, что имела — богатство, мужа, сына, свободу, но по-прежнему ходит по этой земле, не наложила на себя руки и глаза заплаканные не прячет, смотрит так презрительно, словно ее вовсе не унижает положение брошенной жены, живущей на положении почти что служанки. Рута не раз хотела отправить ее ходить за скотиной, но Гуннар из какого-то упрямства велел обращаться с ней достойно. Порой Руте даже казалось, что суровый варяг хочет сжалиться над бывшей женой. В такие моменты она ловила его странные взгляды, обращенные в сторону Купавы. И чтобы заставить его не думать о младшей сестре, Рута выпускала из себя всю страсть любовного томления и устраивала такую сумасшедшую ночь любви, что наутро Гуннар выходил из спальни рыжеволосой искусительницы совершенно обессиленным.

Жаль, что нельзя было избавиться от ненавистной сестрицы, оставалось лишь наслаждаться ее страданием. Не раз, завидев во дворе Купаву, Рута брала у нянек ребенка и с горделивым видом подходила к сестре якобы для того, чтобы посочувствовать ей в горе, спросить — не нуждается ли она в чем, хорошо ли кормят ее на кухне, не холодно ли в ее каморке. При этом Рута нежно тетешкала малыша, целовала его румяные щечки, называла сыночком любимым. Она надеялась побольней уязвить Купаву. Ей хотелось, чтобы сестра сама сжила себя со свету от горя, но ошибалась.

Купава была рада этим коротким мгновениям, счастлива тому, что малыш жив-здоров, что глазки его сияют, словно звездные лучики, а пухленькие щечки украшают милые ямочки. И с каждым денечком сын становился все более похожим на своего родного отца, ясноглазого князя Позвезда.

* * *

Жестокая, неумолимая и неминуемая брань приближалась. Воины Ярослава выступили из Новгорода и с каждым днем все ближе продвигались к Киеву. Святополк дольше ждать не мог и выступил навстречу. И Гуннар теперь уже не мог остаться в стороне от войны. Если Ярослав одержит победу, все одно придется лишиться только что обретенного состояния. А заодно и жизни. Если жизнь его близится к завершению, то он предпочтет оказаться в Вальхалле с мечом в руке, нежели гнить в безвестности.

Всю жизнь проведя в бесконечных разъездах и сражениях, варяг был скор на сборы. Его воины спешно облачались в доспехи, собирали оружие, чистили коней, слуги набивали их сумки едой. Наскоро дав распоряжения управляющим, Гуннар быстро простился с Рутой и долго тетешкал на руках маленького сына, а затем решительно сбежал с крутой лестницы во двор, где его уже поджидал оседланный конь. Но перед тем, как запрыгнуть в седло, он неожиданно развернулся и направился в сторону сараюшки, где ютилась Купава.

— На бой отправляюсь. Знаю, что виноват перед тобой, потому прошу прощения.

— Вели отдать мне сына. Боле ничего от тебя не нужно.

— Недосуг с этим разбираться. Рута может скандал учинить, а мне не хочется в ссоре отправляться в поход. Обещаю одно: если дашь слово не чинить вреда ребенку, ежели не станешь с ведьмами знаться — все будет иначе, когда вернусь. Подумай пока о моих словах.

С этим он и отбыл.


В Вышгород вскоре пришли слухи о том, что битва между Святополком и Ярославом никак не начнется. Вблизи города Любеча полки встретились, и разделял их теперь лишь Днепр. Все окрестности наполнились шумом, да только никак не решались войска Киева и Новгорода на виду у неприятеля переправляться через могучую реку. Началось долгое противостояние, хотя всем было ясно, что сечи кровавой все одно не избежать.

Никто не ведал, чем окончится схватка, но Рута не собиралась дожидаться решения Божьего суда. Нельзя допустить возвращения варяга к жене. Она слышала, что сказал перед отъездом Гуннар Купаве и решила, что теперь не станет медлить и во что бы то ни стало найдет способ извести сестру. Но как? Питается Купава на кухне, вместе со слугами. Дворовых, конечно, не жаль, но было опасение, что отрава случайно попадет и в пищу самой Руты. Велела она нагружать Купаву работой сверх меры, надеясь, что сестра надорвется, но и это не помогло. Холопы жалели Купаву и, невзирая на запреты, старались помочь ей по мере возможности. Вконец обозленная женщина решила попросту запереть сестру в холодном подвале. Посидит сестрица ненавистная в холоде без теплой одежды — застынет, а там сама в последний путь и отправится. А Гуннар, ежели выживет, то вернется лишь на похороны Купавы. Что поделаешь, все люди смертны.