— Есть еще шкаф, а туалет расположен дальше по коридору. Я могу готовить и мыть посуду. Я пользуюсь душем моего соседа, плачу двадцать пять центов за пять минут, — перечислял Барни достоинства своего жилища, весьма довольный собой. — Как говорят во Франции, у меня квартира со всеми удобствами.

— А как насчет телефона?

— Он в аптеке за углом. Ну и что ты обо всем этом думаешь?

— Все просто замечательно. Я даже не подозревала, что ты такой аккуратист. Это ты, Барни, настоящий ты. Где твой мотоцикл?

— Он стоит в мастерской. Я получил работу в большом гараже фирмы «Харлей». Я начал с самых низов, но там много возможностей для роста. Я уже знаю больше, чем многие другие парни, но пока не высовываюсь и веду себя тихо.

— Мудро, — рассудила Мэгги, стараясь поудобнее устроиться на странном диване. — И тебе нравится?

— Я наслаждаюсь каждой минутой. И у меня изменился характер.

— Неужели? Всего за одну неделю?

— Да, представь себе. Никакого пива, никакой травки, хожу в тренажерный зал, рано ложусь спать, откладываю половину зарплаты и научился готовить гамбургеры и яичницу-болтунью. Могу еще открыть банку с тунцом. Даже майонез у меня есть. Хочешь что-нибудь съесть, моя красивая новорожденная девочка?

— Я просто умираю с голода.

— Послушай, ты сейчас немного вздремни, а то у тебя прямо глаза закрываются. Я тем временем сбегаю в магазин и принесу что-нибудь для раннего ужина. Мы отпразднуем наше освобождение. У меня есть даже свечи.

— Нет, Барни, прежде всего мне надо найти жилье. — Мэгги посмотрела на него, и в ее голосе прозвучало сожаление. За неделю он стал старше на целый год. И в десять раз привлекательнее. Если бы она только могла поцеловать его… Мэгги сразу же села.

— Черт, ты можешь остаться здесь на ночь, — возмущенно прервал ее Барни. — Я не собираюсь на тебя набрасываться.

— Не собираешься?

— Набрасываться определенно нет. Может быть, я постараюсь тебя соблазнить… Чтобы ты запомнила этот свой день рождения, а? Ведь восемнадцать лет бывает только раз.

— Нет, этот номер не пройдет, — жизнерадостно парировала Мэгги и резко встала. — Как ты думаешь, в этом доме найдется свободная комната?

— Все переполнено. Я снял последнюю, мне просто повезло. Но в аптеке висит доска объявлений. Там все что-то продают, что-то меняют, кто-то ищет жильца, кто-то потерявшуюся кошку, кто-то партнера. Мы можем сходить туда и посмотреть.

— Вперед, товарищ! А в аптеке продают содовую?

— Может быть, и продавали… Лет сорок назад.


— Нашла что-нибудь? — поинтересовался Барни. Он принес Мэгги мороженое и кока-колу, пока она читала объявления.

— Очень много местного колорита и только одно объявление о сдаче жилья. Послушай: «Ищу для совместной оплаты квартиры особу женского пола, без предрассудков, невозмутимую, ненакрашенную, спокойную, некурящую. Никаких домашних животных, татуировок, пир-синга и музыки постбитловской эпохи. Отдельная комната и отдельная ванная. П. Гильденштерн». И номер телефона.

— Это объявление писал явно человек со странностями. «Ненакрашенная и невозмутимая»… Смешно. И почему, собственно, «никаких татуировок»?

— По-моему, я как раз подхожу под это описание. Я собираюсь ей позвонить. В конце концов, что я теряю?

— Почему ты решила, что это женщина?

— Я еще ничего не решила, — засмеялась Мэгги, набирая номер на телефоне, висящем на стене.

— Алло, — ответил низкий, хриплый голос.

— Это П. Гильденштерн?

— Да, я слушаю, — голос в трубке изменился и стал вполне нормальным женским.

— Я прочитала ваше объявление. Меня зовут Мэгги Хорват. У меня нет татуировок, я невозмутима и не курю. Комната еще сдается?

— Это зависит…

— От чего?

— От того, сочту ли я вас подходящей кандидатурой.

— Я еще и не накрашена.

— Все субъективно. Приходите, я должна сама все увидеть. Я живу в трех кварталах выше по улице, дом на углу Амстердам-авеню, последний этаж. У меня немецкая овчарка. Она приучена атаковать при первом же неверном движении.

— Я совершенно безобидна. Можно, мой кузен придет вместе со мной?

— Нет, пусть постоит этажом ниже. Я оставлю дверь открытой, так что вы сможете закричать, если сочтете это необходимым, — голос П. Гильденштерн чуть дрогнул.

— Я сейчас приду. — Мэгги повесила трубку. — Она боится меня в десять раз сильнее, чем я ее. Держу пари, Барни, у нее нет не только овчарки, но даже кошки. — Мэгги доела рожок с мороженым и посмотрела на себя в зеркальце. Так — вытереть следы шоколада, припудриться, пригладить волосы. — Выгляжу ли я милой и чистенькой?

— Невероятно милой и определенно чистенькой, — подтвердил Барни, призывая на помощь все свое мужество, чтобы не броситься целовать эти розовые губы.

Мэгги совсем задохнулась, пока поднялась на шестой этаж, где жила эта П. Гильденштерн. Она постучала в ярко-синюю дверь с прикрепленной к ней маленькой карточкой со словом «Миниатюры».

Дверь открылась, удерживаемая цепочкой, и на нее огромными серыми глазами взглянула П. Гильденштерн, пытаясь придать своему взгляду свирепость. Это не очень удавалось крошечной хрупкой женщине ростом не больше пяти футов одного дюйма. Волосы этого создания — вьющиеся, прелестного светло-рыжего оттенка — были собраны на затылке в конский хвост и завязаны черной бархатной лентой. П. Гильденштерн оказалась обладательницей очаровательного тонкого личика с маленьким курносым носом и пухлыми губками. Рядом действительно стояла насторожившаяся гигантская немецкая овчарка.

— Здравствуйте, мисс Гильденштерн, — поздоровалась Мэгги.

— Здравствуйте, — последовал какой-то нерешительный ответ.

— Я Мэгги Хорват, я вам только что звонила.

— Очень хорошо. Иногда звонят совершенно посторонние люди. — Хозяйка квартиры быстро оглядела Мэгги с головы до пят. — А где ваш двоюродный брат?

— Барни, отзовись! — позвала Мэгги.

— Я здесь, внизу, — откликнулся он с площадки пятого этажа.

— Скажите ему, чтобы он оставался там.

— Все в порядке, Барни, подожди меня.

— Меня зовут Полли, — представилась мисс Гильденштерн, снимая цепочку, но не выпуская из руки поводка. — Прошу вас, входите.

— О, как красиво, — Мэгги остановилась на пороге студии, сквозь стеклянный потолок которой лились потоки предзакатного солнечного света. — Так вы художница…

— Я рисую портреты-миниатюры.

— Неужели кто-то еще этим занимается?

— С тех пор как изобрели фотоаппарат, этим и вправду занимаются редко, — с некоторой грустью ответила Полли. — Но все-таки у меня бывают заказы. Это не постоянная работа, но это лучшее, что я умею делать.

— И на чем вы пишете?

— Я использую пергамент. Но какое отношение это имеет к комнате?

— Никакого, мне просто стало интересно, — честно призналась Мэгги, разглядывая мастерскую, старинный стол и бюро со множеством ящичков.

— Теперь вы можете взглянуть на комнату.

— Значит ли это, что вы считаете меня подходящей кандидатурой? — Мэгги вдруг поняла, что эта крошечная женщина очень добра и вместе с тем обладает острым, проницательным умом.

— Да, вы мне подходите, — Полли Гильденштерн одобрительно фыркнула. Она прошла по коридору и открыла дверь. — Здесь душно, — извинилась хозяйка и тут же открыла оба окна. — Но когда здесь никто не живет, я не держу окна открытыми. Об осторожности забывать не следует.

Мэгги огляделась. Кровать под пологом с красивым голубым покрывалом занимала большую часть комнаты. Стены оклеены старыми обоями с цветочным рисунком в желтых и белых тонах. И кругом цветы — на обивке двух старых французских кресел, на скатерти на круглом столе, на занавесках, на пушистом ковре, покрывавшем пол. Все ткани и рисунки были разными, но отлично дополняли друг друга. Мэгги казалось, что она вернулась в прошлое, шагнув в книжку сказок.

— О, это божественно! — выдохнула она.

— Я собираю старинные ткани, — спокойно объяснила Полли. — Приходится держать их подальше от света, но здесь я использовала те, которые безнадежно выцвели.

— Это просто сон. Так похоже на музей, но мне будет страшно спать на такой великолепной кровати! — воскликнула Мэгги. — Вдруг я что-нибудь случайно порву или испорчу? Я никогда себе этого не прощу.

— Здесь все зашивали и штопали неоднократно, — успокоила ее Полли. — И потом, в комнате нет ничего по-настояшему ценного. Просто все вместе очень мило смотрится, вы согласны? Есть еще шкаф, маленькая ванная с полным набором удобств и кухня. Хотите посмотреть?

— Хочу, но зачем? Здесь негде готовить.

— Так только кажется. Но не всегда все обстоит именно так, как нам кажется. — Полли отодвинула в сторону экран из четырех панелей, украшенных рисунком из виноградных гроздьев, и за ним обнаружилась маленькая кухня.

Мэгги взяла в руки набор мерных ложечек и вдруг расплакалась. Слезы лились из глаз, а она никак не могла остановиться. Девушка не осмелилась сесть на стул, поэтому опустилась на пол и разрыдалась.

— Дело, как я понимаю, не в ложках? — задала вопрос Полли, передавая ей пачку бумажных носовых платков.

— Нет, — всхлипнула Мэгги и снова залилась слезами.

Полли присела на кровать и спокойно ждала, пока Мэгги успокоится. Ее ничуть не шокировало такое бурное проявление чувств в присутствии незнакомого человека.

— Простите меня, — Мэгги наконец обрела способность говорить. — У меня сегодня очень тяжелый день. День моего рождения. Мне исполнилось восемнадцать лет.

— А мне двадцать шесть. Вам нужно выпить чашку чая.

— Пожалуйста, если можно.

— Двести долларов в месяц вас устроит?

— А я вам подхожу?

— Идеально. Но сначала мы должны поговорить.

— Неужели?

— Боюсь, что так. Вернемся в студию, и я приготовлю чай.

Мэгги привела лицо в порядок и спокойно сидела, пока Полли кипятила воду и насыпала чайные листья в чайник.