Сильно закружилась голова. Внезапно посетило мрачное предчувствие, что она больше никогда не увидит жениха.

– Гарольд не вернется в Консетт, дорогие мои! Не вернется, я чувствую, – неожиданно объявила она, пугаясь собственного печального откровения.

В столовой наступила такая тишина, что все звуки, проникающие снаружи, стали слышны очень отчетливо: отдаленный лай собак, жалобные крики встревоженных чаек в заливе, прощальный звон корабельного колокола. Летиция почувствовала, как ее переполняет отчаяние.

Снаружи что-то ударилось о стекло. Присутствующие дружно вздрогнули, повернулись к окну. И служанка-католичка Софи, ладонью сотворив крестное знамение, торопливо забормотала молитву.

Большая белая чайка с черными концами крыльев ударилась о раму и, отчаянно трепеща, сползала вниз на подоконник. Царапнув когтями по жестяному отливу, задержалась немного на карнизе, зацепившись красным изогнутым клювом за кирпичи, немного повисела, отчаянно тараща глаза, и упала вниз, на каменную дорожку.

Летти выбежала из дома, чтобы помочь. Окровавленная птица еще билась на плоских камнях. Из приоткрытого клюва катились темно-красные капли. Испугавшись Летиции, чайка заковыляла, пытаясь спрятаться в спасительную тень жасминового куста. Белые лепестки обильно падали с веток кустарника, осыпая птицу.

Девушка вернулась в дом через кухонную дверь. Склонилась над раковиной. Намочила под струей холодной воды салфетку, протерла шею и лицо.

Кухарка Марта вынесла из холодного подвала корзинку с земляникой. Летти выхватила плетенку из рук оторопевшей женщины и помчалась на конюшню. Конюх Том, как всегда, с утра был на месте и уже оседлал Малышку для каждодневной прогулки молодой хозяйки.

– Мисс Летиция, надо бы перековать кобылу! Может, вы завернете по пути на кузницу? Крис для вас сделает все быстро. – Том Адамс с озабоченным видом осматривал лошадку. Малышка, довольная появлением хозяйки, всхрапывала, потянувшись к знакомой корзинке. Летиция отстранила любимицу и небрежно отмахнулась от конюха:

– Завтра отгонишь Малышку к кузнецу, Том! Ты же знаешь, что я терпеть не могу запах паленого рога! Думаю, что подкова подержится еще денек-другой! – Отведя корзинку в сторону, девушка вскочила в седло и направила послушную кобылку к берегу моря.

– Не гоните быстро, мисс! Подкова еле держится! Подождите немного, я оседлаю вам Урагана! – крикнул вслед Том.

Конюх снял шляпу, да так и замер посреди распахнутых ворот.

Дорога тянулась вдоль оврага, заросшего ежевикой, поднималась на каменистую гряду, отделяющую деревню от моря. За нагромождениями бесформенных прибрежных скал и песчаных дюн неумолчно шумели серые волны Северного моря. Утро задалось пасмурное, дремотно-туманное.

Колокол на корабле смолк. Фрегат держал курс на запад. Стая вечно голодных чаек с громкими криками вилась над дымящейся трубой камбуза. Форштевень разрезал поперек длинные приливные волны, накатывающие на пологий берег. На пирсе все еще стояли несколько деревенских женщин, проводивших судно в дальний поход. Они обернулись на стук копыт Малышки, с любопытством уставились на растрепанную и встревоженную наездницу.

– Ханна, это твоя малютка мисс Картер! – обратилась молодая женщина во вдовьем платье к домохозяйке постарше, одетой скромно и строго, в платье из ткани с черно-серыми клетками и полосатый фартук.

– И впрямь, моя малютка Летти меня не забывает! – радостно повернулась Ханна Смит к девушке, восседающей на лошади. – И гостинец приготовила своей кормилице! – довольно засияла она всеми своими морщинками.

Щеки у няни разрумянились, синие глаза засветились искренней нежностью. Ханна Смит явно гордилась своей воспитанницей-аристократкой.

На согнутом локте левой руки Летиции покачивалась корзинка, наполненная спелой земляникой. Эту ароматную ягоду она собирала вчера сама, чтобы преподнести ее Гарольду как символ примирения…

Всего неделю назад их отношения были безоблачными. В прошлое воскресенье они с Гарольдом собирали землянику во время прогулки по опушкам и полянкам Хексемского леса. И Летиция выбирала самые крупные, самые спелые земляничины, чтобы угостить ими резвую кобылку Малышку, поддразнивая Гарольда. Лошадка горячо дышала в ладошку хозяйки и осторожно подбирала сладкие, истекающие соком ягоды с золотисто-коричневыми точечками семян. А Летти лукаво следила за тем, как нервничает Гарольд, как потирает свой круглый юношеский подбородок длинными сильными пальцами, как ревниво и нервно проглатывает слюну. Он придает лицу значительное выражение, что еще больше смешит его невесту, которая никак не желает принимать его выговоры всерьез.

– Прекрати же, прекрати, дорогой! Оставь в покое этих несчастных французов, милый Гарольд! Чем они тебе не угодили? Будто в мире нет более интересной темы! Или ты считаешь, что твоя невеста должна оставаться невинной даже в смысле образования? Но ты же сам все читал и даже конспектировал!

– Я мужчина, Летти! Мне необходимо как можно больше знать о мире! А ты не должна увлекаться дневниками бездушного Монтеня! Ты женщина, Летиция! – его щеки, едва прикрытые юношеским пухом, покраснели от досады. – Я уж не говорю о крамольных сочинениях господина Вольтера.

– Но, дорогой, это не означает того, что я целиком и полностью разделяю мировоззрение умных и циничных французов! Чего ты хочешь, Гарольд Маккензи? Я не монашка, чтобы читать только молитвенник и Библию! А еще руководства по приготовлению вкусных блюд во время поста! Считаешь, что я должна запереть себя в четырех стенах, пока ты будешь находиться в военном походе? Посещению театров и выставок – табу? Вы оговорили подобные брачные условия с моим отцом, сэр?!

– Мне было бы приятно, Летти, знать о том, что ты скучаешь без меня. Что тебе нравится проводить время в одиночестве, мысленно беседуя со мной. О Господь мой Вседержитель! Что за чушь я несу, Летиция?! Ты, конечно же, не должна запереться в четырех стенах! Нет! Нет! Пойми меня правильно, дорогая Летти! Все сложно объяснить, милая!

Летти и Гарольд выросли в соседних поместьях, с младенчества обещаны друг другу в супруги. Вместе играли, вместе оказались на первом балу. У них и секретов-то друг от друга не было никогда! Он качал ее на качелях в парке, катал в солнечные дни на парусной яхте. О, как ликовало сердце Летти, когда яхта летела над водой, точно птица, и свежий ветер ласкал лицо прохладными струями!

Мужчины часто не понимают, что означает для девушки дать обещание пылкому юноше хранить ему верность. Так обещают все невесты? Давать слово, следовать которому ее никто и никогда не принудит?! И никто не осудит за нечастые, но регулярные визиты в театры, на балы и на музейные выставки под присмотром старших Картеров или Маккензи! Нет, для нее понятие «верность» заключает нечто иное, отличное от условностей высшего света.

Летиция направляет Малышку к причалу, где несколько дней у пирса покачивался фрегат «Бриллиант королевы». Она должна попрощаться с Гарольдом, проводить его в морской поход, как положено любящей невесте. Но она понимает, что опоздала. Фрегат на всех парах уже подходит к перешейку, чтобы вскоре оказаться в открытом море.

Лошадь споткнулась о камень. И побежала дальше, слегка припадая на правую переднюю ногу. Летиция от неожиданного толчка перелетела через голову Малышки и оказалась на земле. Корзинка покатилась по дороге, и перезревшая земляника рассыпалась. Она стала похожа на капли крови, стекающие с клюва недавно погибшей чайки.

Летиция опирается на содранные ладони, но пальцы скользят, покрытые липким ягодным месивом. Девушка неуклюже возится на песке, перекатившись на бок. Садится на обочину, старательно оправив серую прогулочную юбку с застежкой спереди.

– Вы можете встать, мисс Картер?! – женщины сочувственно склоняются над ней. – Вам помочь подняться, мисс Картер? Скажите, вы сильно ушиблись?

Но Летиция сидит, подтянув колени и уткнувшись в них лицом. Она никого не желает видеть. Гарольд ушел в поход и нескоро вернется на хмурые, но родные берега Хартлпула. А вдруг он вообще не вернется и Летиция никогда больше не пойдет с ним на прогулку в Хексемский лес?

Летиция открывает глаза. Боль в груди не отступает. Что хотела она доказать любимому? Зачем насмешничала и поддразнивала? Она знает, как сильно он любит ее! А ей как любой эгоистичной, влюбленной в себя девице нравилось, что Гарольд ревнует ее даже к Малышке. Слезы сожаления и отчаяния катятся по щекам, обжигают, но не приносят душе никакого облегчения.

Малышка с виноватым видом переминается на месте, тихонько ржет и фыркает, как бы извиняясь перед молодой хозяйкой. От толпы женщин отделяется Ханна.

– Мисс Летиция, детка, поднимись! Негоже благородной девушке горевать так, словно она вдова! Ну, вставай! – участливый голос кормилицы Ханны ранит Летицию еще больше.

– Няня! Няня Ханна! – девушка пытается спрятать лицо в ладонях, но замирает с растопыренными пальцами. Смотрит с недоумением на руки, испачканные то ли кровью, то ли месивом из раздавленных перезревших ягод и песка.

Придерживая подол юбки, Ханна протягивает Летиции руку, крепко и больно хватает за тонкое запястье.

– Пойдем ко мне, Летти! Я напою тебя чаем из трав, перевяжу ушибленные пальчики. Вставай! – она берет девушку под руку.

От кормилицы пахнет сдобой, имбирными пряниками и корицей, которой она обильно посыпает открытый яблочный пирог. И они вдвоем идут к домику на склоне оврага. В окнах сверкают чисто вымытые стекла. Из трубы над черепичной крышей вьется ароматный дымок. Малышка тянется следом, прихрамывая и фыркая.

– Нелли, ты где?! – окликает Ханна.

На крыльце появляется девушка лет семнадцати, молочная сестра Летиции, в лиловом шерстяном платье с короткими рукавами.

– Что с вами, мисс Летти? – пугается она, но Летти морщится.

– Нелли, ты опять? Я Летти! Для вас, для Смитов, я всегда Летти! И ты, и я вскормлены одной грудью!