— Ты бы хоть меня дождалась…

— А смысл?

— Люба… — он провёл ладонью по её распущенным волосам, — Неужели, всё вот так… а я всё-таки надеялся, что у нас получится…


Невольно дёрнув головой, она попыталась увернуться от его руки.


— У нас билеты на разные представления… и на разные поезда…

— Ну, что ты прицепилась к этим словам?

— Их сказала не я… кстати… — расстегнув молнию на курточке, Люба полезла во внутренний карман, — Ключ… сейчас найду…

— Подожди… — он перехватил её руку, — Не надо, не доставай… пусть будет у тебя…

— Зачем? — высвободив кисть, она снова принялась за поиски ключа, — Куда же я его положила?.. В сумку, что ли…

— Ну, что ты такая упрямая… Люба… — он сжал её плечо, но она упрямо повела им, желая скинуть его руку.

— Я должна его тебе отдать…

— Не надо. У каждого человека должен быть ключ от дома…

— От своего дома… — оглянувшись на вагон, Люба торопливо поставила на землю сумку и, наклонившись, потянула за кончик замка, — А этот дом — не мой.

— Кстати… — он тоже бросил торопливый взгляд на почти рассосавщуюся по вагонам толпу пассажиров, — О доме… Я был у твоих родителей.

— Когда?.. — она подняла на него изумлённые глаза, — Они мне ничего не говорили…

— Вчера вечером. Мы проезжали через твой город, я попросил водителя заехать к тебе домой. Там тебе кое-что передали, пакет в машине.

— Откуда ты узнал, где они живут?!

— Это не так трудно… и неважно… Когда вы вернётесь?..

— Послезавтра… — услышав объявление об отправлении поезда, Люба резко поднялась, — Блин, так и не нашла ключ…

— Оставь… — снова повторил Егор, — Нам всё равно нужно с тобой поговорить!

— Нет… — она уже почти повернулась, чтобы шагнуть к вагону, но так и застыла — вполоборота к нему, — Ты — хороший… ты очень хороший… слишком хороший для такой дуры, как я…


— Люба!.. — Элеонора высунулась из дверей вагона, — Ты что?! Сейчас трогаемся, быстро в вагон!..


— Ты прости меня, ладно?.. — бросила Любаша уже на ходу, — Егор, прости!..


Проходя по длинному коридору в поисках своего купе, Люба боялась повернуть голову в сторону окна. Она была уверена, что Егор всё ещё там, на перроне, смотрит на неё через вагонное стекло…


— Ну, что, распрощались? — Рита насмешливо посмотрела на Любашу, когда та, наконец-то, отыскала своё купе, — А ничего у тебя парниша… Крутой…

— Разве? — Люба как можно равнодушнее пожала плечами, — Обыкновенный.

— Пальтецо штуки на две баксов тянет…

— Понятия не имею, — закинув сумку на верхнюю полку, Люба повесила куртку на вешалку и устроилась возле двери, — и ценника не видела.

— И без ценника видно. Дорогой мужичок, — Рита бросила на Любашу ещё один любопытный взгляд, — Где же ты его подцепила?..

— А что?.. — Люб недолюбливала чуть хамоватую Риту, которой роль разлучницы в рок-опере очень подходила.

— Да ничего, — та пожала плечами, — всегда удивлялась, где таких мужичков цепляют?

— Так и ты подцепи, — Люба угрюмо усмехнулась, хорошее с утра настроение было испорчено встречей с Егором, — он, кстати, свободен.

— Свободен?! Так это же — твой… разве нет?

— Уже нет. Действуй, — Любаша невольно покосилась на Татьяну. Она вдруг решила больше не скрывать своего разрыва с Егором.

С какой стати? Она — свободная девушка, ни перед кем не обязана отчитываться о своей личной жизни.


— Девки, что, больше говорить не о чём, только вот о мужиках, в поезде… — Танька состроила недовольную мину, — Давайте на концерт настраиваться…

— Тань, ты чего? — Рита удивлённо посмотрела на неё, — Больше суток до концерта, ещё двадцать раз настроимся. Тем более, уж вам-то с Любкой…

— А что, мы какие-то особенные? — исподлобья посмотрела на неё Любаша, — Почему это вам нужно настраиваться, а нам — нет?

— Потому, что мы не на подпевке, — Рита всегда подчёркивала свою принадлежность к основным исполнителям ролей, возводя это чуть ли не в социальный статус, — вам-то чего настраиваться?


Любаша хотела ответить, что она с большим удовольствием будет продолжать работать на подпевке, чем изображать на сцене отъявленную стерву, но вовремя остановилась, помня о предупреждении Натальи.

Рита, красивая, темноволосая, кареглазая девушка, почему-то раздражала Любу с самого первого дня их знакомства. Сначала Люба не могла себе объяснить, почему, даже не проронив ни слова, та вызывает у неё острое неприятие. Позже, приглядевшись, она всё поняла… поняла — в глубине души, но так и не призналась себе в открытую, что неприязнь идёт вовсе не от скверного характера Ритки… а от её явного сходства с московской продюсершей Аллой Сафоновой, так внезапно и без труда укравшей у неё Даниила…


Вспомнив о своём всё ещё любимом парне, Люба мужественно попыталась переключить свою память на что-нибудь другое, и у неё это почти получилось…


…Билеты были собраны, проводница раздала всем постель, и молодые артисты кучками собрались в трёх купе: «патрули», Наташа, Элеонора, Милена, которая сопровождала свою дочь Машу, и Юлия — корреспондент канала «Культурный город», а заодно жена Виктора Мазура — в одном, а вокалисты и танцоры вперемешку разбились на два «лагеря». Везде было довольно оживлённо и весело, особенно там, где оказалась Люба. Мест на нижних полках не хватало, и некоторые девушки сидели на коленях у парней. Дружный хохот то и дело сотрясал стены купе, вылетая через раскрытую дверь и распространяясь по всему вагонному коридору. Любаше тоже пришлось устроиться на коленях у Антона — когда она вошла в купе, то другого варианта найти себе местечко не было, и она, чуть поколебавшись, присела к нему на одну ногу, стараясь не смотреть на Таньку, которая пришла раньше и заняла место в углу, у окна. На Антона Люба тоже старалась не оглядываться, всей спиной ощущая его совсем не равнодушные взгляды…


— Ребят, потише ржём… — Наташа весело заглянула в их купе, — вас у машиниста слышно!

— А мы шьто, ещьё и с машинистом едьем?! — Мигель, темнокожий танцор, устремил на неё свой испепеляюще-влюблённый взгляд. Несмотря на акцент, он довольно хорошо говорил по-русски и даже пытался шутить.

— Пока ещё с машинистом, — в тон ему ответила Наташа, — но, если будете так ржать, то он спрыгнет на ходу.

— Фигнья, доедьем! — под новый хохот Мигель махнул рукой, — Рьелсы никуда не дьенутся!

— Та-а-ак… — заметив на столе, среди пачек с соком и бутылок с газировкой пакет с семечками, Наташа нахмурилась, — Кто семечки грызёт? Признавайтесь!

— Наташ, это не мы, — Алёна подала голос откуда-то из угла, — это балеруны грызут.

— Значит, так, — Наталья приняла строгий вид, — я знаю, что все в курсе, но инструктаж я с вами всё же проведу. Семечки вокалистам не грызть, холодную воду не пить, мороженого не есть, а балерунам… — она обвела взглядом парней из подтанцовки, — не прыгать с поезда на ходу! Дублёров у нас пока нет, всё только в стадии подготовки, поэтому огромная просьба ко всем: берегите себя!

— А тьебя?

— И меня, — кивнув, Наташа в упор посмотрела на Мигеля, — меня тоже берегите, чтобы я не нервничала, потому, что у меня дублёрши вообще нет, и не предполагается.

— Ест, товарьиш геньерал! — парень шутливо взял «под козырёк», — Разрьешите вопрос?

— Вольно, разрешаю.

— Почьему певцам нелза семьечки?

— Голос портится. Вопросов больше нет?

— Ньет!

— Тогда выйди, — Наташа кивнула на дверь, — у меня к тебе особый разговор.


Пропустив мимо себя темнокожего танцора, Люба невольно прислушалась — Наташа отошла недалеко от открытой двери их купе, так, что их разговор с Мигелем был очень даже слышен.


— Мигель, я просила тебя не покупать Маше мороженого. Она такая же вокалистка, как и остальные, но она — ребёнок, и не всегда может отказаться от того, что любит. Я говорю тебе это наедине затем, чтобы другие не услышали. Меня попросила об этом Милена, она не хочет, чтобы Журавлёв знал, потому, что он может и по морде заехать. Я же уже просила тебя об этом?

— Просьила, — послушно ответил Мигель.

— А ты?

— А я… я купьил…

— И зачем?

— Шьтобы ты мьеня отругала, — донеслось до Любаши.

— Зачем?! — в Наташином тоне было и удивление, и возмущение одновременно, — Тебе что, нравится, когда тебя ругают?!

— Мнье нравьится, когда менья ругаешь ты…

— Знаешь… — видимо, от неожиданного признания, Наталья ненадолго замолчала, — У нас ещё никогда не было такой проблемной труппы… Вот честное слово!

— У тьебя такие глаза… как у моей сьестры…

— У меня не могут быть глаза, как у твоей сестры! — по тону было слышно, что Наташа начинает сердиться, — И, вообще, прекрати ходить за мной по пятам! Ты хочешь, чтобы разозлился Дима?!

— Если он разозльится, я тьебя украду…

— Так, всё, иди… — видимо, окончательно рассердившись, Наталья подтолкнула его назад, потому, что уже через секунду Мигель входил в купе.


— Люба, теперь мне нужна ты, — улыбаясь через силу, Наташа снова показалась в дверях.


Приготовившись к очередному замечанию, Люба покорно вышла в коридор.


— Ты на меня не обиделась? — вопреки ожиданиям, Наташа смотрела дружелюбно.

— За что?! — от неожиданного вопроса Люба оторопела.

— Ну, я в последний раз на тебя наорала… там, в студии, за Антона…

— Да нет… — Любаша пожала плечами, — Разве ты на меня орала?..

— А разве — нет?..

— Если бы ты слышала, как орёт моя мама… — усмехнувшись, Люба опустила голову, потом резко подняла на Наталью ставший грустным взгляд, — Нет, я совсем не обиделась.