— Александр, там остался Том, котенок Машеньки, она проснется и будет плакать, если его не найдет, — прошептала Елена и умоляюще посмотрела на графа, понимая, что он, наверное, считает ее сумасшедшей.

Но Василевский на удивление спокойно спросил женщин:

— Где вы видели котенка в последний раз?

— Под кроватью, в той комнате, где вы нас нашли, — подсказала кормилица.

«Сумасшедший дом, — подумал Александр, возвращаясь в дом, — я, наверное, никогда не пойму женщин — их только что спасли от смерти, а они думают о котенке».

Он залез в окно и наклонился, заглянув под кровать. К его удивлению, рыжий пушистый комочек спал в углу, тихо посапывая. Он подхватил котенка, который спокойно уместился в его ладони и вернулся к коляске.

— Вот ваш Том, может быть, вы теперь поедете? — Александр не смог скрыть иронии и увидел, как Елена обиженно поморщилась, забирая котенка.

Граф проследил, как старшая из женщин сноровисто устроилась на козлах и взяла в руки вожжи, как тронулась коляска, и только когда экипаж скрылся за поворотом, он повернулся к калитке. Теперь его ждало самое важное дело: он должен был покарать людей, посмевших причинить зло его дочери.

Легко ступая, Александр поднялся на второй этаж. Полоса света падала из полуоткрытой двери большой спальни, где на широкой кровати, обнявшись, лежали два обнаженных мужчины — старшему было около пятидесяти, на его лице граф заметил размазавшиеся румяна, а молодому черноволосому человеку, почти юноше, было не больше двадцати лет, они оба крепко спали. Жаркий летний воздух был пропитан тяжелой смесью запахов ночной оргии. Ярость, клокотавшая в душе Александра, смешалась с брезгливостью, все в его душе кричало, что оба мерзавца, покушавшиеся на жизнь его дочери, должны умереть.

Василевский достал из-за пояса два пистолета и подошел к кровати. Так просто было бы выстрелить в сердце и тому, и другому негодяю, но чувство чести, передавшееся ему через многие поколения благородных предков, не позволило встать на одну доску с теми, на кого он сейчас смотрел. Сделав над собой огромное усилие, граф решил все-таки передать преступников во власть правосудия. Перевернув пистолеты и размахнувшись, он изо всех сил ударил рукоятками по головам лежащих. Старший сразу обмяк, но молодой человек испуганно открыл большие карие глаза и попытался скатиться с кровати. Александр одним прыжком оказался около него и схватил преступника за горло. Когда глаза молодого человека начали закатываться, граф быстро связал его руки кусками веревки, которыми преступники связывали женщин, потом, разорвав простыню, он еще раз, на всякий случай, крепко запеленал негодяя. Потом то же самое проделал с другим преступником.

До приезда префекта полиции следовало сохранить обстановку в доме такой, какой она была при совершении преступления. Поэтому Александр ограничился тем, что накрепко привязал к кровати старшего, заткнув ему дополнительно рот кляпом, а молодого перекинул через плечо, отнес на первый этаж и в спальне, где держали женщин, привязал к кровати. Завязывая последний узел, он почувствовал, что юноша приходит в себя. Действительно, глаза пленника приоткрылись и, увидев графа, он задрожал.

— Кто ты? — жестко спросил Александр. Он разрывался между желанием избить мерзавца и необходимостью получить от него информацию, — и как ты связан с де Виларденом?

— Меня зовут Луиджи Комо, — пролепетал молодой человек, — я живу с ним уже три года, мы познакомились в Неаполе.

— Это ты захватил женщин и девочку?

— Нет, сеньор, это — де Виларден, я только перелез через стену и открыл калитку, а потом залез в окно и открыл дверь дома, — возразил молодой человек и умоляюще посмотрел на графа. — Я же не знал, что барон хочет их убить, пока он не сказал мне об этом сегодня вечером, я думал, что он женится на даме, а потом, когда заберет все ее имущество, отпустит всех.

— Все это расскажешь префекту полиции, — велел Александр, заткнул рот преступника кляпом, закрыл дом и вышел на улицу.

Оседлав одного из коней, стреноженных в саду, он поскакал к Парижу. Следовало рано утром обратиться в префектуру полиции, а до этого он еще хотел догнать коляску Елены и помочь женщинам. Экипаж он увидел уже на въезде в Париж. Старшая из женщин хорошо справлялась с лошадьми. Подскакав к коляске, Александр предложил сменить ее на козлах, но та покачала головой, предложив ему показывать дорогу. Так он и сделал и, проведя экипаж по пустынным предрассветным улицам города, спрыгнул на мраморные ступени особняка де Сент-Этьен. На его стук двери тотчас же отворились, бледный дворецкий с измученным серым лицом выбежал на крыльцо. Его глаза засияли радостью, когда он увидел свою хозяйку с девочкой на руках.

— Ваше сиятельство, слава Богу! — воскликнул он и бросился вперед, пытаясь помочь Елене.

Но граф молча забрал у нее ребенка, предоставив дворецкому помогать маркизе выйти из экипажа.

— Где спальня девочки? — спросил он бледную кормилицу, выскочившую из коляски следом за хозяйкой, и, пропустив молодую женщину вперед, пошел за ней на второй этаж.

Чудесная светлая комната с белыми шторами, кремовым персидским ковром и светлой ореховой мебелью была обставлена с заботой и любовью. Везде на ковре лежали мягкие подушки, а на ларях вдоль стен сидели красивые куклы, шелковый розовый полог кроватки, перевязанный большими бантами, и такое же шелковое стеганое одеяльце делали комнату девочки похожей на игрушечный замок маленькой принцессы из сказки.

Александр осторожно уложил малышку поверх одеяла в кроватку и пощупал ее пульс, он был четкий и спокойный, а дыхание было ровным.

«Слава Богу! — подумал он, — моя дочь цела и невредима».

Умиротворение разлилось в душе графа, он все еще переживал необыкновенное, острое ощущение счастья, нахлынувшее на него, когда он понял, что девочка — его родная кровь. Единственное, что омрачало сейчас настроение молодого человека, так это необходимость общаться с Еленой. Эту женщину он просто ненавидел — мало того, что дав слово и надев его кольцо, она предала его, но она еще осмелилась подарить его ребенка другому мужчине, а его даже не собиралась ставить в известность о том, что у него есть дочь!

«Пока дело с де Виларденом не закончено, я не скажу ей ни слова, — мысленно решил Александр, — а потом мы поговорим».

Граф шагнул из комнаты. Елена стояла в коридоре, вытянув руку и собираясь толкнуть дверь, из которой он стремительно вышел, и они столкнулись в дверном проеме. Александр инстинктивно подхватил молодую женщину за талию, не давая ей упасть, а она вцепилась в его плечи, прижавшись к нему с разбега всем телом. Графу показалось, что ему в макушку ударила молния — все его чувства мгновенно обострились, в ноздри ударил нежный цветочный аромат, исходивший от ее волос, каждой клеточкой своей кожи он ощущал упругую полноту ее груди и мягкую плоскость живота. Под его ладонями тонкая талия изящным изгибом переходила в точеные бедра, он сжал ее сильнее, а его руки судорожно скользнули ниже и сжали круглые ягодицы, теснее прижимая к себе податливое тело.

Испуганный вскрик — и огромные васильковые глаза, распахнутые ему навстречу, должны были отрезвить Василевского, но было уже поздно: все барьеры, которые он возвел между ними, рухнули. Граф остановился взглядом на приоткрытых губах Елены, и это было последней каплей. Он со стоном впился в них, сминая, вымещая всю свою ярость и страсть, мгновенно вспыхнувшую в нем. Воспоминание об избушке под Малоярославцем обрушилась на него, он помнил все до мельчайших подробностей — даже звуки и запахи, и душа требовала немедленно вернуть прежнее блаженство. Поцелуй все длился, сладостный, мучительный, взаимный, потому что Елена отвечала Александру с такой же страстью, так же не помня себя, не отдавая себе отчета, где они находятся.

Плач ребенка пробился к ним сквозь пелену желания, как покрывалом накрывшую обоих. Елена первая пришла в себя и, оттолкнув графа, вбежала в комнату и бросилась к дочери.

— Зайчик мой, не плачь, мама с тобой, — лепетала она по-русски, стоя на коленях у кроватки. — Все хорошо, моя милая, ты дома, здесь мама, Жизель, ты в безопасности.

Александр смотрел, как она подхватила девочку на руки и прижала к своей груди. Действительность требовательно напомнила о себе, тихо выругавшись — ведь дело было еще не окончено, он повернулся и пошел к выходу. Через десять минут граф входил в префектуру полиции, где, встретившись с перфектом, рассказал о событиях вчерашнего дня и ночи.

Префект, забрав у Александра ключи, отправил отряд жандармов для ареста преступников, а сам поехал вместе графом в дом на улицу Гренель — произвести опрос потерпевших. Он долго и тщательно расспрашивал кормилицу Жизель и вторую женщину, Маргариту Роже, осматривал и фиксировал следы, оставленные веревками на руках и ногах женщин, а потом беседовал с маркизой де Сент-Этьен, детально расспрашивая ее о требованиях и планах де Вилардена. Он забрал письмо, присланное шантажистом, и письмо барона де Вилардена к Талейрану, которое Елена, на всякий случай, оставила себе, не отдав королю вместе с остальными бумагами.

Александр присутствовал на всех допросах, помогая женщинам вспомнить подробности о доме, где их держали, и только Елена не нуждалась в его помощи. Маркиза была собранна и спокойна, а когда она для сравнения почерка вынула письмо барона к Талейрану, граф не мог не восхититься ее умом и силой духа. Эта женщина вполне могла сама защитить свою семью, правда, от этого открытия Александру стало совсем грустно.

В дом Елены приехал командир жандармов и сообщил префекту, что злоумышленников они нашли привязанными там, где их оставил Александр. Оба сейчас находятся в камерах префектуры, и что итальянец еще на месте преступления во всем признался и обвиняет барона де Вилардена в попытке убить маркизу де Сент-Этьен, ее дочь и двух служанок. Префект полиции поблагодарил хозяйку дома и ее слуг за содействие и отправился допрашивать злоумышленников. Александр проводил его до экипажа и вернулся в гостиную. Теперь ему предстоял тяжелый разговор с женщиной, так запутавшей его жизнь.