Прослужив в гвардии пять лет, Александр уже не так восторженно относился к прелестям веселой офицерской жизни. К двадцати пяти годам он устал от обожания своих молодых товарищей, кутежей, вечного беспорядка и проблем в доме, превращенном им в офицерский клуб. Поэтому в декабре 1811 года его даже обрадовало письмо дяди, в котором тот предупреждал племянника о своем приезде через две недели в столицу для встречи с докторами. Дядя со старинной учтивостью выражал надежду, что если Александр не возражает, то он мог бы остановиться в доме на Английской набережной, оставляя за скобками то, что сам этот дом столько лет содержал.

Посмотрев на дату, поставленную на письме, Александр понял, что на приведение дома в порядок у него осталось всего три дня. Выругавшись, он вскочил с кровати, на которой приходил в себя после вчерашнего кутежа. Голова предательски закружилась, а во рту разлилась горечь. Молодой человек ухватился за стул и выругался еще раз. Дернув сонетку, он позвонил, вызывая камердинера. В отличие от других офицеров он не держал камердинера-француза. Еще в университете в Германии он нанял камердинером молодого немца Людвига. Спокойствие и невозмутимость немца остужали горячий нрав молодого графа и создавали иллюзию равновесия. Поэтому Александр, возвращаясь в Россию, уговорил Людвига поехать с ним, о чем еще ни разу не пожалел.

Вот и сейчас Людвиг с невозмутимым видом вошел в спальню, неся принадлежности для бритья и кувшин с горячей водой. Александр рухнул на стул перед зеркалом. Вид у него был ужасный, но он знал, что камердинер наложит компрессы, побреет, причешет, и после его волшебных рук граф Василевский снова будет похож на человека. Людвиг не подвел. Через час из зеркала смотрел красивый молодой человек, одетый в белый колет кавалергарда. О слегка томных глазах только самый злой недоброжелатель мог сказать, что в них отражаются следы вчерашней попойки, а добрый человек сказал бы, что молодой граф, наверное, мечтает о своей избраннице, и порадовался бы за него.

Натянув блестящие сапоги, Александр щелкнул каблуками, подмигнул своему отражению и отправился наводить порядок в своих авгиевых конюшнях. В большой «муаровой» гостиной, получившей свое название из-за стен, обитых светло-голубым муаром, все еще играли самые стойкие гости. Граф помнил, что сам он ушел отсюда в пять часов утра, теперь был уже полдень, но трое его однополчан и один штатский, которого Александр видел впервые, играли в вист. Глаза у них были красны, мундиры расстегнуты, стол уставлен пустыми бокалами, но огонь азарта, горевший в глазах игроков, говорил о том, что они скорее умрут за этим столом, чем бросят игру.

— Придется их разочаровать, — пробормотал Александр.

Он сделал скорбную мину, положил руку на плечо своему другу ротмистру Волынскому, кивнул остальным и грустно сообщил:

— Друзья, у нас новые обстоятельства: завтра приезжает мой дядя с проверкой моей праведной жизни, поэтому чтобы не лишиться наследства, я с сегодняшнего дня становлюсь хорошим. У вас есть час, чтобы закончить игру, а я пока займусь служительницей Терпсихоры.

Игроки дружно выразили ему свое сочувствие, но поскольку их прервали, они с облегчением закончили игру сразу и откланялись. Попрощавшись с гостями, граф отправился в левое крыло второго этажа, где роскошные апартаменты, состоящие из спальни, гардеробной и личной ванной комнаты, сейчас занимала очаровательная мадемуазель Кьяра, танцовщица кордебалета из итальянской труппы. Огромные черные глаза и длинные черные кудри Кьяры пленили Александра полгода назад, а фантастические способности прелестной итальянки в постели позволили ей задержаться в доме на Английской набережной вдвое дольше, чем самой удачливой из ее предшественниц. Александр снял ей квартиру на Фонтанке, но хваткая балерина, узнав в театре, что молодой граф живет в роскошном особняке один и разрешает самым достойным из его любовниц жить вместе с ним, изо всех сил рвалась переехать на Английскую набережную, и, достигнув желаемого, основательно закрепилась на завоеванном плацдарме.

Постучав в дверь, Александр вошел и увидел соблазнительную картину. Совершенно нагая Кьяра спала, лежа на животе, раздвинув длинные сильные ноги профессиональной танцовщицы, представив на обозрение благодарному зрителю маленькие тугие ягодицы. Александр восхитился бы прекрасной картиной, если бы не знал, что горничная Кьяры, хитрая молодая итальянка с ухватками подавальщицы в портовой таверне, ублажает по ночам флегматичного Людвига и поэтому имеет всю информацию о планах и передвижениях молодого графа. Картина была нарисована для него. Он засмеялся, прошел в комнату и легко хлопнул молодую женщину по розовым ягодицам.

— Просыпайся, дорогая, пора вставать, — сказал по-французски Александр и отошел к окну, любуясь представлением опытной актрисы. Длинные черные ресницы затрепетали, томные глаза распахнулись, а пухлые вишневые губы раскрылись, ожидая поцелуя.

— Александр, любимый, иди ко мне, — позвала итальянка и перевернулась на спину, демонстрируя маленькую острую грудь и плоский живот с треугольником черных волос.

Она, зазывно раскинувшись, прилегла на подушки и красиво протянула к нему руки, как на сцене в театре.

— Дорогая, во-первых, у меня срочное дело, во-вторых, я в мундире, и мне совершенно не хочется его снимать, — возразил Александр, который заранее знал, что последует дальше, но примитивная чувственная игра его забавляла и возбуждала, поэтому он с удовольствием ждал продолжения.

Лицо Кьяры приняло обиженное выражение, потом она соскочила с кровати, подбежала к любовнику и прижалась к нему всем телом. Жарким поцелуем впившись в его губы, женщина начала легкими движениями гладить его затылок, плечи и грудь. Потом ее руки скользнули за пояс его белых лосин. Александр стоял молча, не двигаясь, давая Кьяре возможность проявить все свое умение. Ловкие руки быстро справились с лосинами и потянули их вниз. Балерина красивым театральным движением опустилась на колени, и теплые губы начали ласкать Александра. Волна желания поднялась в нем, разжигая страсть. Опытная Кьяра отстранилась именно в тот момент, когда Александр достиг пика возбуждения. Она встала коленями на край кровати и зазывно повела бедрами. Другого приглашения ее любовнику больше не требовалось. Он обхватил руками тонкое тело танцовщицы и вошел в теплое лоно. Она застонала, прижимаясь к мужчине, и подхватила ритм страсти. Водоворот наслаждения засасывал их в сияющую бездну. На вершине, в экстазе два хриплых стона слились в один, и любовники рухнули на шелковые простыни широкого ложа.

Александр, лежа в приятной истоме рядом с затихшей любовницей, в который раз подумал, что ей нет цены. Нужно было срочно перевезти женщину на Фонтанку, чтобы дядя ни о чем не догадался.

Граф поднялся, прошел в ванную комнату и привел себя в порядок. Когда он вернулся в спальню, Кьяра все так же лежала, прикрыв глаза, поза ее опять была выбрана с расчетом на зрителя. Но сейчас Александр уже собирался заняться другими делами, поэтому строго сказал:

— Дорогая, на сегодняшнее утро хватит, — он подошел к туалетному столику и вынул из кармана мундира длинную коробочку красного бархата и предложил:

— Вот, вставай и посмотри, что я тебе принес, потому что хочу попросить тебя об одолжении. Завтра сюда приезжает мой дядя, он будет жить в этом доме. Дядя очень строгих правил, поэтому, если он тебя здесь увидит, то лишит меня наследства. Собирай вещи, и кучер отвезет тебя в твою прекрасную квартиру, а я буду к тебе туда приходить каждый день.

— Но почему, Александр? Нам так хорошо здесь. Почему твой дядя не хочет этого понять? — возмущалась Кьяра, вскочив с постели и топая ногами.

— Если я найду тебя сегодня вечером в твоей квартире, завтра ты получишь экипаж и ту пару вороных лошадей, которые тебе так понравились. Князь Орлов сказал мне, что его подруга мадемуазель Лили уезжает с театром в Лондон, и он продает ее выезд. Ну как, мне приходить на Фонтанку вечером? — лукаво осведомился он.

— Да, любимый, конечно, я буду тебя ждать после спектакля в моей квартире.

Итальянка подбежала к любовнику и бросилась ему на шею. Потом она кинула неуверенный взгляд на бархатную коробочку. Александр рассмеялся, простился с ней и вышел из спальни. Самая тяжелая проблема была решена, оставались мелочи.

Он нашел дворецкого Семена Ильича, служившего еще при его родителях, высокого благообразного седеющего человека, который с неодобрением смотрел на разгром хозяйского имущества, учиняемый офицерами, и с усердием Сизифа руководил целым сонмом уборщиц, лакеев и горничных, ежедневно приводящих дом в порядок. Сейчас он занимался тем же самым, наблюдая, как три уборщицы отчищают пол в «муаровой» гостиной, а две горничные оттирают с обивки мебели следы от пролитого вина.

— Семен Ильич, через три дня приезжает дядя, князь Ксаверий. Приготовьте ему спальню рядом с моей и постарайтесь сделать так, чтобы никакие ненужные сомнения не омрачили пребывания дяди в этом доме, — распорядился Александр, внимательно наблюдая за реакцией дворецкого.

— Конечно, ваше сиятельство, не извольте беспокоиться, все будет сделано, — пообещал дворецкий, и его благообразное лицо расцвело искренней улыбкой. — Радость какая, давно его светлость не видели.

Александр, ожидавший именно такого ответа, улыбнулся, накинул шинель и поехал в полк.

Старый князь приехал со свойственной ему пунктуальностью через три дня. Александр обнял дядю, отметив, что тот практически не изменился, может быть, только лицо сильнее покрыли морщины, а волосы стали совсем седыми.

— Дядя, как я рад вас видеть, — Александр обнял князя Ксаверия и сообщил:

— Ваша спальня — рядом с моей, а обед ждет.

— Я тоже очень рад видеть тебя, мой мальчик. Ты всегда был похож на мать, а теперь, когда стал взрослым, ты — вылитая копия своего деда Игнатия, моего и твоей матушки отца. В нашем доме в Мариенбурге в Пруссии висит его большой портрет в твоем возрасте, ты очень похож на него. А сейчас, если ты не против, я бы хотел умыться с дороги и пообедать с тобой.