— Хорошо, поезжай в Дижон и жди моих писем, я думаю, дядя будет самым информированным человеком, а я буду узнавать у него новости и писать тебе, — пообещала Доротея. Она поднялась, обняла подругу и уехала.

Елена велела собирать вещи. Два дня спустя две кареты выехали с улицы Гренель и покатили на юг. Маркиза ехала не спеша, с частыми остановками, чтобы не утомлять ребенка, но малышка вела себя на удивление хорошо и спокойно перенесла двадцатидневное путешествие.

В Бургундии было еще по-летнему тепло. Большое имение Армана, расположенное под Дижоном, практически полностью было занято виноградниками. Старинный двухэтажный дом, крытый ярко-оранжевой черепицей, был опоясан со всех сторон верандами, увитыми лозой. Он стоял на краю высокого холма, террасами спускающегося в долину. На каждой из террас рос свой сорт винограда, а сейчас все кусты ломились под тяжестью темных, золотистых или розовых гроздьев.

— Боже, да это просто рай! — восхитилась Елена и сказала Маше: — нужно здесь остаться до окончания войны, а там будет видно.

Маленькое семейство Елены обосновалось в доме и скоро зажило привычной размеренной жизнью, центром которой была малышка Мари. Девочка была хорошенькой блондинкой с правильными точеными чертами маленького личика, ее большие зеленые глаза, как изумруды, переливались в лучах осеннего солнца, делая лицо ребенка необыкновенно привлекательным.

Вот и сегодня, покачивая дочку на коленях, маркиза думала, что глаза малышке достались от ее русского отца, когда на веранду, где сидела хозяйка, поднялась домоправительница мадам Бетиль. Елене искренне нравилась эта домовитая француженка, держащая дом в безукоризненном порядке. Она повернулась к домоправительнице, ожидая вопроса, но та помялась, а потом попросила.

— Мадам, извините, что я вас беспокою, но у моей старой знакомой большая проблема: она всю жизнь проработала на епископа Дижона, а в революцию монастыри здесь разрушили, всех монахов убили, епископа тоже, и женщина давно без работы. У нее есть родные в Англии, но она никак не соберет денег на переезд. Может быть, вам нужно что-нибудь сшить? Она хорошая швея, и будет работать день и ночь, чтобы собрать денег на дорогу.

— Мне не нужно шить, но мне нужно выполнить одно поручение в Англии, — встрепенулась Елена, — но никто не должен знать о нем. Если ваша подруга выполнит его, я дам ей денег на переезд в Англию.

— Конечно, мадам, я за нее ручаюсь, но вы можете сами поговорить с ней, не открывая ни своего имени, ни своего лица. Я могу организовать вам встречу в своем доме в Дижоне, — предложила мадам Бетиль и, договорившись о встрече завтра в полдень в Дижоне, попрощалась с хозяйкой.

На следующий день Елена, закутанная в темный шелковый плащ с капюшоном, накинутом поверх густой вуали, закрывающей лицо, вошла в дом своей домоправительницы на окраине Дижона. Она прошла в комнату, где, как было оговорено заранее, робко сидела уже не молодая француженка с изможденным лицом. При виде Елены она встала.

— Мадам, вы согласны выполнить для меня поручение в Лондоне: передать конверт, который я вам дам, в русское посольство, если я оплачу ваш проезд до этого города? — спросила женщину маркиза.

— О, мадам, конечно, я сделаю это, вы можете не сомневаться! — воскликнула женщина и прижала руки к груди. — Я готова на все, только бы попасть к родным, ведь здесь у меня никого больше нет.

— Хорошо, вот — конверт, а вот — деньги, — Елена протянула француженке белый конверт и кошелек с деньгами. — Счастливого пути, я надеюсь на вас.

Она повернулась и вышла из дома. Пошел второй год, как она покинула Ратманово, и только сегодня у нее появилась надежда помочь своим родным.

— О, мои дорогие, только бы вы были живы, — прошептала она, обращаясь к тете и сестрам.

Лица сестер одно за другим появились перед ее мысленным взором: смеющаяся Долли с яркими зелеными глазами и тяжелыми волосами цвета красного дерева машет ей рукой, задумчивая Лиза обняла младшую Ольгу, обе сестры серьезно смотрят на нее, и как всегда Елене приходит мысль, что у них все должно быть наоборот: к янтарным глазам Лизе должны были достаться каштановые волосы Ольги, а к серым, чуть раскосым, как у их матери, глазам младшей сестры должны были подойти необыкновенно светлые, как лунный свет, волосы Лизы. Елена усилием воли отогнала воспоминания и заставила себя не терзаться неизвестностью.

Но ей и в голову не могло прийти, что в тот момент, когда она вошла на увитую виноградом веранду своего дома, в штаб-квартире российской армии во Франкфурте-на-Майне ее брат, светлейший князь Алексей Черкасский, которого она считала погибшим, показал императору Александру Павловичу письмо тетушки Апраксиной. В письме старая графиня подробно описала ужасные преступления князя Василия, свой с младшими княжнами побег и возвращение в Ратманово после получения известия, что Алексей жив. Рассказала, как после возвращения искала Елену в столице и во всех имениях брата, пока не доехала до Марфино, где и узнала, что девушку увез с собой полковник, возглавлявший французский гарнизон, стоявший в имении.

Прочитав письмо, ужаснувшийся император отдал приказ о розыске князя Василия, к тому времени вышедшего в отставку и исчезнувшего в неизвестном направлении, а князь Алексей начал розыски сестры.

Глава 11

Освободительный поход, как называли военную кампанию 1813 года в войсках, начался для русской армии блестяще. Не встречая сопротивления, прошла она по территории Польши, заняла Варшаву, а в феврале начала победное шествие по землям Пруссии. Король Фридрих-Вильгельм Прусский, первым из немецких монархов перешедший на сторону России, отдал свои войска под командование Кутузова и присоединился к боевым действиям против Наполеона.

Полки генерала Милорадовича двигались в авангарде русской армии, но пока боев не было. Отчаянно храбрый Михаил Андреевич, постоянно нуждающийся в адреналине боевых действий, скучал, что выражалось в ворчании и скверном настроении, выливавшемся на его верных боевых адъютантов. Василевский и Миних сносили хандру командира, философски пожимая плечами, но Алексей Черкасский, тяжелая тоска которого не находила выхода уже второй месяц, был на грани взрыва, что должно было непременно плохо для него кончиться. Это понимали все, кроме самого Черкасского и генерала Милорадовича. Алексея следовало хоть ненадолго переключить, отправив в другое место, но никто, кроме командира не мог этого сделать.

— Замкнутый круг, — прошептал Александр Василевский барону Миниху, с сочувствием глядя в спину друга, ехавшего следом за генералом, — Алексея нужно срочно удалить от Милорадовича, пока не разразился скандал. Его горе так глубоко, и он так тяжело страдает, что сносить еще и хандру командира Черкасский уже не в состоянии. Нужно что-то придумать.

— А что тут можно придумать? — рассудительно спросил Иван Миних и пожал плечами, — его нужно бы отправить в отпуск, пусть ненадолго, но Алексей только что вернулся из отпуска, сам знаешь с какими известиями, а других причин удалить его из армии я не вижу.

— А если я поеду в отпуск и приглашу его с собой, под предлогом, что боевых действий пока нет, и мы можем поехать, например, посмотреть, что стало с имениями моего дяди за время войны. — Александр начал на ходу развивать идею: — У дяди под Данцигом большое имение Рейнфилд, но поскольку сам город в осаде, там наши войска с января осаждают французский гарнизон. Одному мне ехать опасно, а с напарником — в самый раз. Как тебе моя идея?

— Может сработать, но тебе нужно уговорить двоих: и Алексея, и генерала. Попробуй, — предложил Миних. Подражая своему командиру, он флегматично попыхивал трубкой, покачиваясь в седле. Эту знаменитую привычку генерала Милорадовича курить на скаку знала вся армия, и молодые офицеры, обожая легендарного командира, пытались копировать своего кумира.

Александр догнал Черкасского, выровнял коня и поехал рядом с другом.

— Послушай, Алексей, боев пока нет. Ты бы смог поехать со мной, посмотреть, что стало с имениями нашей семьи под Данцигом? — предложил граф и попытался изобразить на лице беспокойство, мысленно надеясь, что друг его не разоблачит. — Город сейчас в осаде, а наши имения верстах в тридцати, я очень беспокоюсь.

— Я не против, дела нет, а просто тащиться по Пруссии, ожидая пока Наполеон подгонит нам свежие войска, особого желания у меня не имеется. Разговаривай с генералом, если он нас отпустит, ради Бога, поедем.

Мрачное выражение лица друга в который раз расстроило Александра, и он снова в душе помолился, чтобы его миновало горе, свалившееся на голову князя, и чтобы Елена уцелела и встретилась с ним, хотя надежды на это у молодого человека становилось все меньше и меньше.

Василевский обогнал Алексея и приблизился к генералу Милорадовичу, ехавшему на огромном вороном коне впереди строя своих полков.

— Ваше высокопревосходительство, разрешите обратиться, — заговорил он с мрачным командиром, — пожалуйста, пока нет боевых действий, отпустите меня и Черкасского дней на десять в отпуск. У нашей семьи есть имения под Данцигом, и я хочу посмотреть, что с ними стало.

— Да езжайте хоть на три недели, все равно еще месяц, самое меньшее, будем тащиться, как больные коровы, вяло помахивая хвостами, — разрешил генерал, мрачное настроение которого сквозило и в словах. — Пишите рапорт и езжайте.

— Благодарю, ваше высокопревосходительство, — обрадованный Александр вернулся к другу и объявил: — На первом же привале мы пишем рапорт и уезжаем на три недели.

Он сам не ожидал, что его обрадует этот отпуск. Ведь о семье своей матери и дяди он знал только по их рассказам, но никогда не был в Пруссии и не видел ни деда, ни старшего дядю, даже не представлял, как они жили здесь, в совершенно чужом месте с чуждой культурой.