— Конечно, согласна! Я так благодарна тебе, что даже не могу выразить словами, — растроганно заметила Елена, обняв подругу. — Что бы я без тебя делала?

Доктор заставил молодую женщину пролежать в постели, питаясь бульонами, почти месяц, прежде чем разрешил вставать.

— Я больше не вижу угрозы выкидыша, мадам, но вы должны быть очень осторожны. Никаких резких движений, никаких волнений, только покой, солнце и хорошее настроение — вот теперь ваши основные друзья, — наставительно изрек врач, написал рецепт успокоительного питья и откланялся.

Теперь можно было перебираться в ее тайный дом. До родов оставался месяц. Собрав самые необходимые вещи, она и Маша переехали в розовый коттедж. Маргарита Роже обрадовалась приезду хозяйки, она сразу начала хлопотать вокруг беременной Елены, готовить ей вкусные блюда, стремясь порадовать сладким кусочком.

Теперь молодая женщина почти все время проводила в маленькой беседке в саду, куда ей поставили удобную кушетку с высокой спинкой. Деревья отцвели, и на месте белых лепестков уже были видны крохотные яблочки, клумбы пестрели первыми летними цветами, заботливо выращенными руками Маргариты, и теплый июньский ветерок доносил их нежный запах до беседки, где лежала Елена.

Лежа в беседке, она все время возвращалась к своим воспоминаниям. Они уже больше не тревожили ее, а только навевали нежную грусть. Елена уже не спрашивала себя, кого же из двух мужчин, промелькнувших в ее жизни, она любила больше. Спустя столько времени, она понимала, что любила обоих, и каждому из них была благодарна, ведь они оба спасли ей жизнь. Она принадлежала и тому, и другому, и с каждым из них это было совершенно восхитительно, ведь Елена страстно желала обоих. А ребенок, которого она носила, связывал их троих неразрывным узлом: Александр Василевский дал малышу жизнь, а Арман де Сент-Этьен дал ему свое имя. Сегодня молодая женщина решила поставить точку в своих размышлениях о прошлой жизни.

— Я любила вас обоих, — тихо сказала Елена, глядя в небо, — а теперь простите меня, но для меня важен только мой ребенок.

Попросив прощения, Елена успокоилась и задремала, но громкий стук калитки и веселый голос Доротеи разбудили ее.

— Элен, где ты? — окликнула графиня, идя по дорожке к беседке, — так я и думала, что найду тебя здесь.

Сегодня Доротея была одета очень просто — в белое муслиновое платье и шляпку из золотистой соломки. Елена понимала, что графиня одевается как можно незаметнее, чтобы не привлекать в своих поездках внимание, и ценила усилия подруги сохранить ее тайну, хотя сомневалась, что Доротею можно не заметить — хоть даже одень ее в обноски нищего. Вот и сегодня графиня сияла яркой красотой черных глаз и кудрей, а на белоснежной коже играл прелестный нежный румянец.

— Здравствуй, дорогая. Как я рада, что ты приехала! — воскликнула Елена и поцеловала подругу.

— Я приехала сказать, что тоже жду ребенка, дома я уже объявила об этом, поэтому еще пара месяцев и меня муж отправит в одно из имений. Нужно успеть сделать все, что нужно для тебя. Как ты думаешь, сколько тебе осталось?

— Я думаю, неделя, — сообразила Елена, оперлась на стол и села. Живот у нее был по-прежнему небольшой и равномерно округлый.

— Да, но живот у тебя маленький, а я перед родами бываю похожа на шар. — Доротея с сомнением посмотрела на подругу и предположила: — Скорее всего, ребенок маленький, наверное, девочка. Но нас это устраивает, ведь нам нужно выиграть два месяца. Сегодня я пообедаю у тебя, а потом появлюсь уже тогда, когда ты родишь. Если будет что-то срочное, пришлешь мне записку, и я приеду.

Подруги провели вместе весь теплый летний день и пообедали в беседке. Они старались не загадывать ничего на будущее, ведь впереди было самое важное событие: в жизнь должен был прийти новый человек.

Мария де Сент-Этьен родилась на рассвете теплого июльского утра ровно через неделю после встречи подруг. Роды были настолько легкими, что даже опытная повитуха мадам Роже удивилась. Схватки длились не больше двух часов, а потом крошечная девочка выскользнула из утробы матери в ласковые руки Маргариты и приветствовала Божий мир звонким криком.

— Барышня, это — девочка, — воскликнула Маша.

— Какая хорошенькая, ничего, что совсем маленькая! — вторила ей Маргарита.

Ребенка обмыли, завернули в батистовую пеленку и положили на руки счастливой матери. Елена вглядывалась в крошечное красное личико и не могла понять, на кого похожа ее малышка. Она знала только одно — что это чудесное существо теперь ей дороже жизни.

— Здравствуй, любимая, — сказала она дочери по-русски, — добро пожаловать в этот мир. Спасибо тебе за то, что ты у меня есть.

Елена поцеловала маленькую головку и отдала ребенка Маше.

— Береги свою тезку, — попросила она, — ее зовут Мария, в честь матери маркиза. Такова была его последняя воля.

На первом этаже маленького домика уже устроили детскую, в которой поселилась племянница мадам Роже Лили со своим новорожденным сыном — она должна была стать кормилицей маленькой маркизы. Девочку приложили к груди, и та жадно вцепилась в сосок.

— Вот разбойница, — засмеялась Лили, — ничего, что такая маленькая, аппетит у нее большой, быстро нагонит своих сверстников.

Молодая кормилица оказалась права: девочка была на удивление спокойной, хорошо ела и много спала на воздухе. Через два месяца, когда подруги решили объявить о ее рождении, маленькая Мари была хорошеньким беленьким ребенком — чуть крупнее, чем обычные новорожденные дети.

— Отлично, завтра перебираемся в Париж, а послезавтра утром приглашаешь нотариуса и предъявляешь ему новорожденную, чтобы он выписал ей метрику. Еще через три дня будем ее крестить, — планировала Доротея, которая сама уже заметно округлилась. — Я пришлю утром свою коляску, как будто мы путешествовали вместе, а роды застали тебя при подъезде к Парижу. Будем всем говорить, что, слава Богу, рядом оказался этот дом, и ты родила девочку в своем доме. Кормилицу нужно оставить здесь, а новую найти в Париже.

Вечером следующего дня коляска Доротеи привезла маленькое семейство на улицу Гренель. Елена вошла в вестибюль дома, неся в руках белый сверток.

— Добро пожаловать домой, дорогая, — тихо сказала она по-русски, а потом повернулась к дворецкому, кратко изложив версию, разработанную Доротеей, и попросила срочно найти кормилицу для девочки и на завтра пригласить нотариуса.

Счастливое оживление, охватившее дом, при известии, что у покойного маркиза родилась наследница, вылилось массой поздравлений и восторгов. Все слуги хотели помочь. В течение часа под детскую переоборудовали светлую комнату, расположенную рядом со спальней Елены. У одной из горничных оказалась знакомая молодая вдова, родившая накануне слабенького ребенка, который сразу умер. Девушка быстро сбегала и привела ее в дом. Жизель, так звали молодую женщину, понравилась Елене своей скромностью и опрятным видом, ее бедное платье было чистым и аккуратно заштопанным, а когда она увидела, что малышка с удовольствием взяла грудь и начала сосать молоко, молодая мать совсем успокоилась.

Утром нотариус города Парижа метр Карно выписал метрику маленькой маркизе де Сент-Этьен, в которой говорилось:

«1 сентября года тысяча восемьсот тринадцатого маркиза Элен де Сент-Этьен, проживающая на улице Гренель в собственном доме, предъявила ребенка женского пола, родившегося накануне в девять часов утра, отцом которого является маркиз Арман де Сент-Этьен, а матерью она, его супруга, коему ребенку дано имя Мария».

Три дня спустя в церкви Сен-Жермен-де-Пре крестили маленькую маркизу Марию. Крестной матерью девочки была графиня Доротея, а крестным отцом — князь Талейран. Елена настояла на скромной частной церемонии. Молодую женщину в глубине души волновало, что она крестит ребенка в католической церкви, будучи сама православной, но она успокаивала себя тем, что если им с дочкой суждено вернуться в Россию, она окрестит девочку и по православному обряду.

Дав торжественный обед для крестных родителей своей малышки, Елена вернулась к привычной тихой жизни, радуясь, что все налаживается. Она благополучно родила дочку, у которой теперь было гордое имя и дом, где она могла вырасти. Образ Армана постепенно стал затягиваться для Елены дымкой времени, горе ушло, и он стал добрым и нежным воспоминанием. Маленькая Машенька занимала все мысли и все время Елены; единственное, что не давало ей теперь покоя — это неотправленное письмо, спрятанное на дне ее саквояжа в гардеробной. Из Франции она его переправить не могла, оставалось только ждать подходящего случая.

Месье Трике вернулся из поездки по стране и дал ей отчет по имуществу, ранее принадлежащему теткам Армана. Как и ожидалось, все имения были разорены, а дома и нежилые строения разрушены. Он предложил оставить только крупные имения и дома, а все остальное продать, и вырученные деньги вложить в восстановление оставшегося имущества. Маркиза с ним согласилась и, выдав поверенному доверенность, попросила заняться этими делами.

Тихая налаженная жизнь Елены переменилась в конце октября. Рано утром к дому подкатила коляска Дортеи, и сама графиня стремительно, несмотря на свой тяжелый живот, вошла в гостиную.

— Элен, ситуация очень серьезно осложнилась. Дядя получил известие, что под Лейпцигом войска союзников разбили нашу армию. Талейран считает, что это поражение — конец императора Наполеона. Поэтому мы срочно уезжаем в замок Валансе, в Париже оставаться опасно. Я вырвалась к тебе на полчаса, ты должна собраться и тоже уехать. Может быть, ты поедешь в свой новый замок на Луаре, и мы будем соседями? — предложила графиня и с надеждой посмотрела на Елену.

— Но он еще не восстановлен, в нем пока нельзя жить, тем более с маленьким ребенком, — растерялась Елена, но потом решила: — Я могу уехать в Бургундию, в самое большое имение под Дижоном. Наверное, это будет правильно.