Памелла Джекел - Звезда моря

— О, Боже мой, Фалли! О, мама! — Она приникла к Фулборн, от боли сводило судорогой живот, к горлу подступил комок, но она сдержала рыдания. — А отец? Он знает, что я вышла замуж?

Лицо Фулборн сложилось в гримасу, затем расправилось:

— Да, девочка. Новость о том, что дочь Кормака вышла замуж за… такого человека, как Джеймс Бонни, распространилась быстро.

Обессилев, девушка рухнула на стул. Мама умерла. Ребенок… еще один ребенок… тоже умер. Она понимала, как мало видела маму в последние месяцы.

Мысли беспорядочно роились в ее голове. Анна не знала, изменится ли что-нибудь в доме, если ее в нем не будет. Но отец, наверное, сходит с ума от горя. А потом она вспомнила о Джеймсе и вскочила:

— Я должна ехать к отцу, Фалли, в Белфилд.

— Он не примет тебя, девочка.

Анна не обращала внимания на ее слова. В мыслях она была уже с отцом.

— Не примет меня? Конечно, примет! Я ему нужна.

— Нет, девочка. Он… он считает, что это ты убила свою мать.

Анна была в шоке.

— Я? Я убила маму?

— Да, своим бегством. Это бредовая мысль, — его сердце разбито, но он непреклонен и говорит, что прикажет арестовать тебя, как только увидит. Лучше тебе не появляться пока…

Все в Анне кричало:

— Я поеду в Белфилд, Фалли. Замужем я или нет, но я его дочь, и он примет меня! Я нужна ему! Мы нужны друг другу, но ведь ты знаешь, что мама умирала уже несколько лет… Это тяжело, но отец должен начать новую жизнь. Мы оба должны.

Анна открыла дверь. Рука задержалась на задвижке. Она выглянула, карета ждала ее. Девушка понизила голос:

— Она страдала?

Фулборн опустила голову и отвела взгляд:

— Они пытались спасти ребенка. Доктор не смог вынуть его… всего сразу. Она умерла через два дня.

Анна застонала, слезы застилали глаза, все кружилось вокруг. Она вышла и тихо прикрыла за собой черную дверь.

***

Дом в Белфилде был закрыт и безмолвен, как будто там уже несколько лет никто не жил. Анна постучала, но дверь никто не открыл. Она позвала, но никто не ответил. Джеймс потянул ее за руку и предложил уйти, а потом послать письмо, но Анна вырвала руку.

— Папа, это Анна! Я знаю, что ты здесь! Открой дверь!

В ответ — мертвая тишина. Затем она услышала приглушенный слабый крик отца:

— Вон из моего дома! Прочь с глаз моих!

Анна подумала, что он, должно быть, пьян. Девушка бросила взгляд туда, где жили рабы, но не увидела никаких признаков жизни.

— Папа, ты должен впустить меня. Мне тоже очень тяжело!

— Неплохо сказано для убийцы! И воровки! Ты украла мамины драгоценности, ты разбила ее сердце. Я предупреждал тебя! Ты убила ее, и я не хочу больше видеть тебя! Иди к черту! И ты, и твой сводник!

— Папа! Открой дверь и выслушай меня! Я расторгну этот брак, если нужно! — Она заколотила в дверь, потом прислушалась. Было слышно только эхо. Вдруг из окна наверху раздался выстрел, к ее ногам посыпались щепки от деревянного портика.

Джеймс выругался и отскочил назад, спрятавшись под лестницу. Анна бросила на него презрительный взгляд. В ней разгорался гнев.

— Папа, ты не убьешь меня! Я знаю! Я не уйду, пока ты не откроешь мне! — Она опять заколотила руками в дверь.

Следующая пуля пролетела на опасном расстоянии от уха Джеймса. Он закричал на Анну и в испуге спрятался за дерево.

В верхнем окне появилось лицо Кормака. Он был похож на сумасшедшего — волосы растрепаны, глаза красные, взгляд бессмысленный. Он пронзительно закричал:

— Тебя и этого щенка уже ищет полиция!

Она слушала отца и бесцельно ходила перед домом.

— Твоя мать умерла бы, но не пустила бы этого ублюдка в дом. Я застрелюсь, прежде чем дам хоть фартинг проститутке и ее сутенеру. Тебя ждет виселица в Уайт-Поинте, но я этого не увижу. — Он захлопнул ставни, и Анна услышала, как щелкнул затвор. Из горла вырвался стон, она замотала головой, не веря в происходящее.

Анна услышала, как за ее спиной хрустнула ветка, и увидела прямо у своего плеча Чарли Фофезерса. Она почти выкрикнула его имя, но он приложил палец к губам, заставляя ее молчать. Анна последовала за ним. Джеймс плелся сзади. У Чарли было две хижины: одна — у реки, другая — в лесу. Спотыкаясь, девушка ступала по тропинке, онемев от ужаса, пробираясь сквозь колючие заросли жимолости, поглядывая назад, чтобы удостовериться, что Джеймс еще держится. Уже смеркалось, когда они дошли до домика Чарли.

— Это правда, — сказал Чарли, — мистер Кормак подписал ордер. Солдаты поймают вас и посадят в тюрьму. Он говорит — за убийство и кражу.

Джеймс прервал его и презрительно произнес:

— Меня они никогда не поймают. Я затеряюсь в толпе и уеду на острова, пока они не забудут, как меня зовут.

Чарли молча смотрел на него серыми глазами. Анна почувствовала, как ее захлестывает волна презрения. Она схватила его за воротник, но отпустила. Но ей хотелось тряхнуть его как следует.

— Заткнись, — сказала она. — Ты женился на мне и быстренько уложил в постель. Теперь не дергайся, иначе я скажу, что ты похитил меня, и они сдерут с тебя шкуру. — Она отвернулась от него — Чарли, мы можем идти на север?

— Да. Но у Кормака друзья во всех портах. Сейчас он не остановится ни перед чем и притащит вас домой в цепях.

Анна села на пол. Где же выход? Наконец, на ее губах появилась тень улыбки Кон Кэсби старый друг отца, и она надеялась, что и ее тоже. Девушка послала Чарли за ним в доки.

Той же ночью Кэсби пришел в хижину и предложил молодоженам отплыть на его шлюпе на остров Нью-Провиденс. Путь был свободен.

Бонни, вызывая у Анны отвращение, брюзжал;

— Нью-Провиденс! Это же собачья конура! Там никто не живет, кроме пиратов и преступников!

— Может, ты предпочтешь встретиться с солдатами короля? — спокойно спросила Анна.

Кон Кэсби натянуто улыбнулся и, прищурив глаза, повернулся к девушке:

— На Нью-Провиденс ты не найдешь солдат, девочка. А у твоего отца будет время, чтобы успокоиться и изъять ордер. Но, помните, это — приют отщепенцев! — Он пристально посмотрел на нее, более откровенно, чем за столом в доме отца, когда она была еще девочкой. Вдруг Анна поняла, что сейчас у нее нет выхода. Она упрямо сжала зубы и почувствовала, как будто какое-то безжалостное существо у нее внутри разжимает кулак и просовывает онемевшие пальцы в ее руки и ноги, разминая их.

— Что скажешь, девочка? Ты не боишься? — тихо спросил Кэсби, взглянув на Бонни, а потом опять на Анну.

Анна устала, она чувствовала себя постаревшей.

— Когда мы отправляемся?

Пират усмехнулся, его глаза светились в сумраке ночи:

— В полночь.

— Мы будем!

Когда взошла полная луна, Анна и Джеймс отправились в путь по давно знакомым тропинкам вдоль реки Купер. У Чарли Фофезерса было готово маленькое каноэ. Они молча плыли по темной воде, оставляя позади Чарльзтаун, его дома, плантации Гуз-Крик, бастионы — все, что Анна когда-то знала. Они плыли к волнорезу, где их ждал шлюп Кэсби. Как только Анна и Бонни ступили на борт, якорь был поднят, и судно взяло курс на Нью-Провиденс.

В море Анна чувствовала себя, как младенец в чреве матери. Она наблюдала, как темнота проглатывает побережье и Чарльзтаун. Как только шлюп Кэсби оказался в открытом море, все запахи суши — спелых фруктов, болот, тухлой рыбы, просмоленного дерева, зеленых карликовых пальм — исчезли, и их сменил свежий резкий привкус соли и морских брызг. Истинный запах зелени, свежести, морской пены, запах, который можно почувствовать только в открытом море, пришел на смену теплым ароматам суши. Анне было весело оттого, что она сбежала от рыскающих огней города. Она успокоилась, подняла лицо к небу. Теперь ее занимали только миллионы сияющих звезд.

В ее изгнании море было главным и, по сути, единственным утешением. Она ушла с несколькими платьями из всего своего богатого гардероба, немногочисленными предметами туалета и кое-какими драгоценностями матери. Не было больше Анны Кормак, госпожи Кормак, первой красавицы Чарльзтауна, дочери Белфилда. Была только Анна Бонни, лишённая наследства и семьи. И все же она чувствовала не столько раскаяние, сколько облегчение и освобождение. Конечно, было бы неплохо иметь и состояние, и свободу, но если уж стоит выбор, то она предпочитает свободу. По крайней мере, сейчас. Кроме того, сердцем она чувствовала, что вызовет сострадание отца, если, когда будет готова к этому, возвратится домой одна, но только не под руку с Джеймсом Бонни. А сейчас она поплывет по течению, куда бы оно не вынесло.

Как только Атлантический океан стал постепенно переходить в Карибское море, Анна заметила, что вода поменяла цвет — с темно-голубого на свинцовый. У берега островов Флориды она видела полупрозрачные подводные течения цвета нефрита, открывающие взору все прелести подводного глубинного мира: необыкновенную белизну перемещающихся песчаных барханов, великолепие тысяч водорослей, и вдруг, как вспышка, — брюхо барракуды. Очертания песчаных отмелей, мимо которых они проплывали, были изрезаны множеством бухточек и ущелий, небольших заливов и якорных стоянок, запруд и укрытий от бури. Некоторые из них — с плавно спускающимися гостеприимными пляжами, другие — с выступающими рифами, подстерегающими прямо у поверхности, кишащие стаями ядовитых морских «разбойников». Шлюп Кэсби «Акула» был похож на гладкую красивую птицу над волнами. Идеальное пиратское судно, — оно имело бушприт почти во всю длину корпуса. Вонзающийся в воду, он держал все паруса и делал шлюп быстрее, чем любая шхуна или бригантина. При хорошем ветре он мог выдержать квадратный марсель и развить скорость до одиннадцати узлов. Не такой уж маленький для боя, он имел семь футов под килем, на нем размещалась команда из шестидесяти человек и четырнадцать пушек. Он мог свободно входить и выходить из каналов, где военные корабли шли ко дну.