Девушка вгляделась в глаза матери и внезапно все поняла. Мэри не нужна была правда. Она хотела остаться незапятнанной в глазах всего города. Именно поэтому она хотела, чтобы вдова засвидетельствовала этот фарс.

— Я читаю, мама. Сижу в тени у Уайт-Поинта, чтобы не слышать шума в доках, и читаю..

Вдова подозрительно посмотрела на Анну:

— И что Вы читаете, мисс? — Она ни на секунду не поверила ей, но хотела дослушать эту басню до конца.

— Я читаю все то, что не могу прочесть в Вашей школе, госпожа Варнод. Шекспира, Мольера, Мильтона, классиков. — Она улыбнулась. — Я уже давно изучила Библию, но Вы знаете, может быть, мне пора переходить к… другим вещам. Если позволите; я почитаю для Вас вслух, и потом мы сможем обсудить прочитанное.

Вдова стала заикаться, совсем сбитая с толку такой наглой защитой:

— Вы читаете Мильтона? Мольера? — Она обратилась к Мэри. — Вы позволяете читать ребенку такие книги?

Мать звонко и холодно рассмеялась:

— Моя дорогая, классические произведения существуют для тех, кто может их понять, и возраст здесь ни при чем. Ясно одно, мы недооценивали нашу Анну. — Взгляд ее зеленых глаз скользнул по дочери, — нам следует найти ей учителя, который не позволит расслабиться ее пытливому уму. — Она повернулась к девушке с застывшей улыбкой:

— Дочь, я рада, что ты с пользой проводишь время, хотя я бы предпочла знать об этом. Конечно, я не могу осуждать твой… вкус. Я прощаю тебя.

Анна неторопливо встала и поклонилась обеим женщинам. По выражению лица матери она видела, что та ей не поверила, но знала, что Мэри больше не станет нападать на нее. Этой ложью она взяла на себя ответственность за свою судьбу, а ее мать умывала руки, предпочитая ничего не знать.

Девушка осталась довольна тем, как ей удалось замести следы, и через неделю, обходя дом сзади, чтобы миновать гостиную, она чувствовала себя в безопасности. Вдруг, со стороны сада до нее донеслись звуки глухих ударов и жалобный вой. Анна остановилась, прислушалась и, пойдя на этот звук, увидела Клару, которая жестоко избивала тростью собаку девушки. Леди была единственным животным, которое Анна привезла с собой из Белфилда — самой старой и преданной охотничьей собакой. У нее уже пропал нюх и потускнели глаза от возраста, но Чарли подарил ей эту собаку еще щенком, а теперь она доживала свои дни, греясь на солнышке на ступеньках кухни.

Анну поразила эта сцена. Клара держала собаку за уши и молча жестоко избивала ее по ляжкам, злобно скривив рот. В воздухе раздавался ритмичный звук удара и жалобное тявканье собаки, которая извивалась, тщетно пытаясь высвободиться из рук своего палача. Леди издала протяжный стон и безжизненной грудой рухнула на землю.

Клара повернулась и увидела Анну, которая не могла пошевелиться от ужаса.

— Пусть эта ленивая сука найдет себе другое место для отдыха. Я разбила тарелку, споткнувшись о ее тушу.

Анна удивленно оглянулась и увидела на ступеньках осколки тарелки. Девушка вырвала трость из рук служанки и замахнулась. Но ледяное самообладание взяло верх над яростью, и Анна швырнула палку через забор. Почти в то же самое мгновение она повернулась и изо всех сил ударила Клару по лицу.

— Не смей даже прикасаться к тому, что принадлежит мне! — Она дышала старухе в лицо. — В следующий раз я не выброшу палку. — Анна опустилась на колени и заботливо осмотрела собаку, нежно мурлыкая что-то себе под нос.

Клара невесело рассмеялась:

— Сколько шуму из-за старой собаки, в то время, как твоя мать тяжело больна. Тебя больше волнует эта старая шавка, чем родная мать! Она весь день спрашивает о тебе.

Внимание Анны тут же переключилось:

— А где же отец?

— Этого похотливого пса как всегда нет. Его никогда нет, когда он ей нужен.

Глаза девушки сузились:

— Как ты смеешь так говорить о моем отце! Если я ему скажу об этом, он тут же выгонит тебя из нашего дома.

— Пожалуйста, говори, отродье. Он знает, что это правда. Твоя мать все мне рассказала. Он взял ее с ребенком, бедную служанку, а его родственники преследовали его, и вам пришлось уехать из Ирландии. И ты — просто ублюдок. Не удивительно, что ты так по-свински себя ведешь, — нагло завершила она, ликуя.

Анна покраснела, затем побледнела, заламывая руки:

— Моя мать сказала тебе это? — тихо спросила она.

— Да. И даже твой отец не сможет купить эту правду!

Мысли девушки закружились вихрем. Шепот, скользкие взгляды, — боль детства нахлынула на нее. Черт бы побрал ее мамочку с ее жалкими исповедями. Язык у Клары без костей, да и шантажом она не побрезгует. Она сможет разрушить все, если захочет.

— Кому еще ты говорила об этом? — спросила Анна, стараясь побороть дрожь в голосе.

— Никому, безмозглая дрянь! И я буду держать язык за зубами, пока работаю здесь. — Она лениво повернулась и стала собирать осколки тарелки, как будто ничего не случилось. — А теперь иди к своей матери, — бросила она через плечо, — и не беспокой ее тем, чего ей не нужно знать.

Анна растерянно поднималась по лестнице. Полдень был безветренным и жарким. Бриджи прилипали к ногам. Девушка чувствовала, что начинаются месячные. К ее раздражению прибавилась боль в пояснице и недомогание. Она тяжело вздохнула, совсем сбитая с толку.

Анна немного подождала у двери, прислушиваясь, но из комнаты матери не доносилось ни звука. Она слегка толкнула дверь и увидела мать, лежащую на сбитой простыне и с разметавшимися по подушке волосами. Лицо ее было спокойным и безжизненным. Девушке было жаль ее, но в то же самое время ее раздражала слабость женщины. Ей казалось, что та никогда не была здорова. Анна подошла и присела на кровать, взяв хрупкую, болезненную руку матери в свои сильные ладони. Мэри открыла глаза, но не улыбнулась.

Анну рассердила слабость женщины. И надо же было ей посвятить служанку в семейные секреты!

Мэри раскашлялась, ее лихорадило. Она взглянула на дочь:

— Клара говорит, что видела тебя… Как ты могла так опозорить меня?

— О, мама, чтоб у нее язык отсох! — от гнева она заговорила грубее, чем хотела.

Чувство собственного достоинства придало Мэри сил:

— Анна, твой язык тебя погубит. Из тебя-не получится ничего стоящего, до тех пор, покаты не придержишь его. — Глаза женщины сверкали от гнева, но она упала на подушку совершенно без сил. Но, тем не менее, Мэри очень хорошо знала, что все еще имеет власть. Ее тон стал ядовитым:

— Клара говорит, что тебя видели на пристани, дочь. И ты не читала, а бегала, как похотливая сучка со сворой бездомных собак.

Анна была потрясена вульгарностью слов своей матери. На минуту она оказалась в замешательстве, но собственный гнев помог ей собраться с мыслями:

— Ах, мама! И ты ей поверила? Да, я гуляла с друзьями. Но я не похотливая сучка! Как ты могла такое сказать! Я так же невинна, как при рождении! Может Клара захочет проверить это? Во все остальное в нашей жизни она уже запустила свои грязные лапы!

Теперь была очередь Мэри возмущаться:

— Анна! — ее глаза наполнились слезами. — Кем ты стала, дочь! Проституткой? Ты разговариваешь, как девка из таверны!

— Девка? И ты жалуешься на мой язык, мама! Ведь ты выболтала секрет, который должна была унести в могилу! Ты сказала Кларе, что ты — такая же девка, мой отец — похотливый пес, а я — незаконнорожденный ублюдок! И ты бранишь меня за мой язык? Ты погубила нас, мама. Погубила нас всех своими дурацкими признаниями. Клара разболтает все, что ей известно.

Мэри закричала:

— Убирайся! Пришли ко мне Клару! Я не желаю больше тебя видеть!

Анна выскочила из комнаты, гнев и отчаяние переполняли ее сердце.

Она нашла Клару на кухне, склонившейся над котелком, с кипящим отваром. Анна воскликнула:

— Ты, проклятая ведьма!

Старуха сделала резкое движение и выплеснула содержимое котелка девушке на ноги.

У Анны перехватило дыхание, и она подпрыгнула от боли. Кожа покраснела прямо у нее на глазах. Она закричала и в гневе набросилась на служанку. Клара проворно вытащила нож из складок своей юбки и подняла его над головой, губы ее шевелились, глаза заволокло пеленой. Она полоснула им в воздухе, но девушка успела увернуться. Старуха подняла руку для следующего удара, и в это время Анна выхватила свой нож и вонзила его в грудь служанки. Она почувствовала, как нож наткнулся на что-то твердое, а затем плавно вошел в тело Клары.

Анна отскочила. Старуха застыла, ее глаза закатились и она медленно повалилась на пол к ногам девушки. Анна в ужасе уставилась на бесформенную массу, которая некогда была Кларой. Она опустилась на скамью, ожидая, что старуха издаст какой-нибудь звук или пошевелится. Но та лежала тихо. Затрещал огонь, и девушка подпрыгнула. Сердце выскакивало из груди. В горле застрял комок. Затем на нее нахлынула глубокая скорбь, но не из-за смерти служанки. Она представила лицо своей матери, когда та узнает об этом бесчестье, и, наконец, ей стало жалко себя. Голос матери звенел в ушах: «Из тебя никогда не получится ничего стоящего…»

Анна попыталась отыскать внутри себя гнев, чтобы вновь восстановить силы, но не смогла. Злость ушла. Она застонала от горя, ярости и страха, — оттого, что все кончено.

***

Слушание дела об обстоятельствах смерти Клары, вольнонаемной служанки, было быстрым и почти небрежным. Практически, она была преступницей и не имела прав свободной гражданки. Кормак сам выступал в качестве адвоката дочери, засвидетельствовав, что эта женщина была невыдержана, часто сквернословила и отравляла умы слишком многих в их доме. Суду была продемонстрирована покрытая пузырями кожа на ногах девушки, но сама Анна показаний почти не давала.

Пока шло заседание суда, она сидела молча, с опущенной головой, сложив руки. Весь ее вид говорил о том, что она очень сожалеет о случившемся, и это действительно было так. Последовал намек на то, что Клара воздействовала на разум своей госпожи, возможно, колдовством.