Так и Моника: понимая разумом безысходность своей ситуации, не хотела поверить в нее сердцем. Ее любовь, превратившаяся за шесть лет почти в привычку, представлялась чем-то незыблемым и вечным. Она будет настойчива — и Майкл покорится.

И вот знойным июльским утром самолет приземлился в аэропорту Нового Орлеана. Сойдя по трапу, Моника едва не расплакалась — она так долго здесь не была и думала, что не испытывает к этому городу никаких чувств. И вот, пожалуйста, от радости узнавания щемит сердце. Такси мчится по шоссе домой — туда, куда она не собиралась возвращаться.

— Я передумала, отвезите меня в отель «Эльсинор», — сказала Моника шоферу.

Она не хотела рисковать и врываться к Майклу неподготовленной. Нет, она выспится, примет холодный душ, приведет себя в порядок и тогда... От предвкушения счастливой встречи кружилась голова. Вот она входит, повзрослевшая, уверенная в себе, а не какая-нибудь заплаканная девчонка, умолявшая о любви. Нет, теперь он будет на коленях просить ее о взаимности.

Моника едва дождалась вечера, сделала макияж, неброский, но стильный, надела ярко-красную блузку и цветную, стилизованную под цыганскую юбку, которую сшила сама. Спускаясь по лестнице, а потом сидя в такси, она думала о том, что и какими словами скажет Майклу — о себе, о них двоих, о будущем, которое может стать таким прекрасным, светлым, удивительным...

Дом сиял огнями, и это не означало ничего хорошего: скорее всего, там была вечеринка и множество гостей. Но Моника не собиралась отказываться от разработанного плана. Она позвонила в дверь и, никого не дождавшись, вошла. Ее сразу оглушил гомон голосов, ослепила сияющая люстра под потолком. Какой-то высокий мужчина довольно невежливо хлопнул ее по плечу и крикнул прямо в ухо:

— Привет, красотка! Как дела?

Отстранив его, Моника отправилась на розыски хозяина, хотя и понимала, что сегодня ничего не выйдет. Но она так соскучилась, что не могла больше ждать.

— Где Майкл? — спросила она у девушки в слишком коротком и открытом платье.

— А кто это? — равнодушно откликнулась та, стряхивая пепел прямо на дорогой ковер.

Моника обошла гостиную, столовую, заглянула в библиотеку и поднялась на второй этаж, где когда-то была ее спальня. Везде были люди, нетрезвые, шумные и, главное, совершенно незнакомые. Спрашивать их о чем-либо было бесполезно.

Отчаявшись, Моника спустилась в сад и медленно побрела по дорожке, освещенной китайскими фонариками и лампочками, спрятанными в траве. На газоне стоял стол, несколько стульев, шезлонги, у клумбы лежал огромный зонт. И тут она увидела Майкла: тот в расстегнутой на груди белой рубашке сидел в кожаном кресле, вытащенном из библиотеки. А на коленях у него уютно устроилась полная девушка в купальнике.

Моника так растерялась, что не могла произнести ни слова, только смотрела на эту целующуюся парочку, судорожно сжимая в руках сумочку. Девушка, что-то почувствовав, оторвалась от Майкла и обернулась.

— Эй, а ты кто? Я тебя не знаю. — Она была совершенно пьяна и говорила с трудом. — Иди к нам, втроем веселее, правда, мой сладкий?

— Не надо никого, — пробормотал Майкл. — Надоели все, убирайтесь!

Он встал так резко, что девушка почти упала, но успела ухватиться за его плечо.

— Что с тобой? — пересохшими губами прошептала Моника.

— Я пьян! — гордо возвестил он, покачиваясь на месте с закрытыми глазами. — Очень много вина.

— Он богатый, — доверительно пояснила девушка. — Мы были в клубе, а он говорит, мол, поехали ко мне, а то скучно. Ну, мы расселись в такси... — Она пошатнулась и громко рассмеялась. — Пойду в дом, там танцы.

Моника с ужасом смотрела на Майкла, не веря глазам. Во что он превратился? Она с опаской приблизилась и коснулась его плеча.

— Это я, — сказала она тихо. — Я вернулась.

— Вот... Уже мерещится... — Он покачал головой и хитро улыбнулся. — Маленькое привидение моей сестренки.

— Подожди!

Но Майкл, не замечая ничего вокруг, удалялся в сторону дома неуверенными шагами, раскачиваясь из стороны в сторону и бормоча что-то несвязное о галлюцинациях, виски, бледных тенях и почему-то об Офелии.

Моника не могла больше здесь оставаться и бросилась к выходу, даже не оглянувшись. Острая жалость пронзила ее — как опустился Майкл! Он перестал быть похожим на того, любимого, он даже не узнал ее. Или не захотел узнать? Она брела по улице, ничего не замечая вокруг, и чувствовала не отвращение, нет, а раскаяние. Неужели это произошло по ее вине?

Может ли быть, что на Майкла так повлиял ее отъезд. Или измена? Ведь она изменила ему, пусть только телом, но изменила, причем с первым попавшимся мужчиной, к которому не испытывала ничего. Два года она старалась не вспоминать о Билле, о его прикосновениях и тяжелом дыхании. Теперь же ей стало так противно, что замутило от отвращения. Как она могла? Наверное, на нее нашло какое-то помрачение, иначе чем объяснить, что она отдалась этому чужому человеку, с которым ее связывало лишь случайное знакомство? Она хотела причинить боль Майклу? Похоже, это удалось.

Мир Моники снова рушился. Дойдя пешком до отеля, она поднялась к себе и набрала номер Дайаны. Та всегда была в курсе всех событий и могла рассказать, что здесь происходило.

— Девочка моя, с возвращением! — радостно закричала она, едва услышав знакомый голос. — Ты очень вовремя приехала. Ты уже была у Майкла?

— Нет, — соврала Моника, — я недавно прилетела.

— Он совершенно потерял над собой контроль! Ведет себя ужасно, постоянно приводит к себе какие-то компании и пьет с ними до утра. Кошмар! Неужели он тебе ничего не писал?

— Нет, — повторила она.

— Надо что-то делать! Завтра увидимся, хорошо? А сейчас мне надо бежать, меня пригласили к мистеру Дэвидсону на карнавал, представляешь?

Моника положила трубку. Что ж, хотя бы Дайана не изменилась за это время и осталась верной себе: радушие пополам с равнодушием. В сущности, никому не было до Майкла дела: его состояние служило лишь поводом для сплетен и притворно сочувственных вздохов. В этой ситуации не на кого было рассчитывать, и Моника поняла, что пойдет на все, но не позволит Майклу скатываться все ниже и ниже по наклонной плоскости.

Поспав урывками, утром она снова отправилась к нему. Дверь была не заперта, На полу валялись обрывки бумаги, ленты серпантина, пустые бутылки. А ее любимый спал на диване, так и не раздевшись, уткнувшись лицом в подушку. Моника присела рядом и взяла его за руку.

— Просыпайся, — негромко сказала она.

Он что-то недовольно пробормотал и попытался повернуться на другой бок. Но она была настойчива.

— Майкл, хватит спать.

Он открыл глаза и недружелюбно посмотрел на нее. Потом зажмурился, потер лицо ладонями и недоверчиво спросил:

— Это ты?

— Да. Я прилетела вчера и заходила, но...

— А я уже испугался, что начались галлюцинации, — перебил он и неуверенно добавил: — В холодильнике должно быть пиво. Ужасно болит голова.

— Нет. — Моника решительно встала, преграждая ему дорогу. — Достаточно. Я сварю тебе кофе, а потом мы поговорим. Кстати, надо позвонить миссис Перкинс, пусть придет и займется уборкой.

— Я ее выгнал, — со вздохом сказал Майкл.

— Почему? Она же проработала у вас пятнадцать лет!

— Я был не в себе. Впрочем, это не важно. Хорошо, что ты вернулась.

— Да. — Моника обняла его, заглянув в глаза, — под набрякшими веками они по-прежнему светились чистой синевой. — Я вернулась, хоть и не собиралась. И теперь я займусь тобой всерьез.

Самым трудным оказалось избавиться от новых приятелей Майкла. Они еще долго приезжали по ночам, но Моника наняла охрану, и скоро эти посещения прекратились. Она пыталась узнать, почему он вел такую жизнь, но не получила ответа ни на один из своих вопросов.

Майкл стал очень замкнутым и молчаливым, часами сидел в саду и смотрел на небо, откинувшись в шезлонге. Что бы ни предлагала Моника, он от всего отказывался с вежливой улыбкой — никаких ресторанов, вечеринок, казино. Он словно бы наказывал себя за что-то. Зато вообще перестал пить. Он всегда был такой — бросался из крайности в крайность и никогда не мог найти золотой середины.

И по-прежнему не обращал внимания на Монику. То есть он, конечно, был очень мил, но держал себя так, как будто она была посторонним человеком. Переехав из отеля в дом, она еще надеялась, что сможет повернуть время вспять и возвратить их доверительные отношения. На большее, похоже, рассчитывать уже не приходилось.

И Моника смирилась — на сей раз с ролью сиделки. Завтрак в саду, чтение вслух, обед, прогулка по набережной, ужин, телевизор, сон. Размеренная жизнь, как в больнице, где дни тянулись бесконечной одинаковой чередой. И она бы согласилась с таким существованием, если бы чувствовала от Майкла хоть какую-то отдачу. Но он походил на глыбу льда, и все было безнадежно.

Последним ударом стали дошедшие до Моники — не без помощи Дайаны, конечно, — слухи. Начали говорить о том, что мисс Брэдли ухаживает за своим сводным братом с одной лишь целью — завладеть его деньгами. Мало того, говорили и о том, что она всячески пытается его соблазнить, держит при себе и никуда не выпускает, опасаясь, что он найдет себе нормальную девушку из порядочной семьи, с которой можно без стыда вступить в брак.

Моника была потрясена — такого поворота событий она никак не ожидала. Она рассказала обо всем Майклу, но он только пожал равнодушно плечами.

— То есть ты согласен? — спросила она настойчиво.

— Не знаю, ничего не знаю. — Он старался не смотреть ей в глаза. — Но юрист сказал, что с моего банковского счета исчезают деньги.

Моника побледнела.

— Ты думаешь, я ворую твои деньги?

Майкл молчал, а она словно окаменела. Он, ее любимый человек, ради которого она была готова на все, ей не доверяет. Сердце вдруг пронзила резкая обжигающая боль, она покачнулась, схватилась за спинку стула.