Для светского Петербурга Рождество и Новый год были любимейшим временем. На молодую чету Шеховских посыпались приглашения на балы, музыкальные вчера, маскарады. Окунувшись в круговерть этих развлечений, Павел отложил собственное расследование убийства бывшей любовницы. Почти детский восторг его молодой супруги от всего происходящего оказался весьма заразительным — Шеховской не помнил, когда в последний раз получал такое удовольствие от светских раутов.

Новый год в доме Шуваловых собирались встречать балом-маскарадом. Мари, которая рассчитывала в этот вечер единолично завладеть вниманием своего сиятельного кузена, — да что греха таить, девушка строила далеко идущие матримониальные планы относительно Павла Николаевича, заручившись поддержкой его маменьки, — была страшно разочарована тайной женитьбой последнего. Впрочем, разочарована была не только Мари, не в одной девичей спальне проливались горькие слезы после памятного бала в доме Чернышевых.

Маскарад! Само это слово будоражило кровь, настраивало на игривый лад. Ах, как много безумств творилось порою, когда лица скрыты шелковыми масками!

Вход на бал-маскарад к Шуваловым был строго по именным приглашениям. Входя в дом, гости подавали распорядителю свою карточку вместе с приглашением и проходили в зал без объявления имен прибывших. Графиня Софья Львовна Шувалова пожелала избрать темой маскарада Египет, и в этот вечер особняк на Фонтанке представлял собой причудливое зрелище. Стены бального зала, задрапированные золотистой парчой, символизировали варварскую роскошь дворцов египетских фараонов. Из оранжереи принесли несколько кадок с пальмами и установили их у выхода на террасу, создав уютный зеленый уголок, немного отгороженный от бального зала.

Павел от маскарадного костюма отказался, предпочтя традиционный фрак, отдав дань маскараду лишь черной шелковой маской, а вот Жюли выбрала для себя костюм Клеопатры. Простое белое шелковое платье в египетском стиле, перехваченное в талии тонким золотистым поясом, и золотистая маска составили ее костюм. Мари же нарядилась восточной принцессой, с головы до ног укутавшись в полупрозрачную лавандовую чадру, скрывавшую ее лучше любой маски. По лестнице они поднимались втроем, но стоило им переступить порог бальной залы, как их тут же разделили, закружив в каком-то сумасшедшем хороводе. Остановившись, Жюли попыталась отыскать глазами высокую фигуру супруга и экзотическую восточную красавицу, но безуспешно: увы, в этот вечер не один Шеховский не пожелал скрываться под маскарадным костюмом, и черный фрак в этом зале был далеко не один. Осторожно пробираясь между гостей с бокалом шампанского, который ей с улыбкой вручил, судя по костюму, какой-то восточный султан или шейх, Юленька высматривала во всем этом хаосе черный фрак и золотистую макушку мужа, когда хозяйка вечера объявила котильон. Пары со смехом выстроились вслед за хозяевами бала, и не успела Жюли оглянуться, как ее свободной рукой завладел римский легионер.

— О, прекраснейшая из цариц, позвольте пригласить Вас! — лукаво блеснули голубые глаза в прорезях маски.

Забрав из ее рук полупустой бокал и поставив на поднос стоящего около стены лакея, римлянин увлек ее в круг танцующих пар. Где-то впереди Жюли заметила черный фрак и яркий костюм Мари. Только-только унявшаяся ревность вновь подняла свою змеиную голову, жаля в самое сердце. Уязвленная до глубины души, Юля ослепительно улыбнулась своему кавалеру, отчего голубые глаза удивленно расширились, и ответная улыбка, полная очарования записного повесы, осветила скрытое полумаской лицо.

— Богиня, — шепнул он, обхватывая ее за талию и кружа по паркету в очередной фигуре танца, — царица души моей, властительница дум!

— Вы льстите, Цезарь, мне! — рассмеялась она в ответ.

— Нисколько, прекрасная Клеопатра! Стоило мне Вас увидеть, и я навеки распростился с душевный покоем.

Оглянувшись, Жюли вновь заметила лавандовую чадру. Павел вел кузину в танце с безупречной грацией. Наконец, умолкли звуки музыки, и танцевавшие пары разошлись. Не спуская глаз с Мари и ее спутника, Жюли торопливо извинилась перед легионером и попыталась пробраться к интересующей ее паре. Оказавшись рядом, она осторожно положила руку на рукав фрака спутника Мари.

— Поль, я…

— Простите, сударыня, — обернулся молодой человек, — не имею чести быть Вам представленным, — снимая маску, улыбнулся он ей в ответ.

— Ох, простите, простите! Это все маскарад, — растерянно улыбнулась Жюли. — Мари, — обратилась она к девушке, — Вы Павла Николаевича не видали?

Маша небрежно пожала покатым плечиком, откинула с лица чадру и поднесла к губам бокал с шампанским.

— В последний раз мы виделись у оазиса, — указала она сложенным веером на пальмы около выхода на террасу.

— Благодарю.

Развернувшись, Юля направилась к затененному зеленому уголку, но среди пальм не оказалось никого. Устав от напрасных поисков, Жюли присела на низенький диванчик и решила дождаться полуночи, когда все маски по обычаю будут сняты.

— Вот Вы куда спрятались! — услышала она над ухом бархатный баритон.

Это был все тот же римлянин.

— Далеко ли до полуночи? — поинтересовалась она.

— Четверть часа, — радостно ответил легионер, указывая на большие напольные часы, которые совершено терялись на фоне золотистой парчи.

Только он успел произнести эти слова, как толпа гостей устремилась на открытую террасу.

— Идемте! — подхватил он ее под руку. — В полночь будет фейерверк.

Зябко обхватив себя за плечи, Юля замерла на террасе, устремив взгляд в ночное небо, усыпанное бриллиантами звезд. Ровно в полночь грянул первый залп. С воем в небо взвилась шутиха и взорвалась, освещая ночь, следом за ней еще одна и еще. Огненная феерия продолжалась минут пять. Воздух запах порохом. Гости, сняв маски, кинулись поздравлять друг друга.

— С Новым годом, Юлия Львовна, — услышала она за своей спиной и обернулась.

Граф Левашов, сняв маску, с улыбкой смотрел на нее.

— Сергей Александрович, Вы?!

— Удивлены?

— Безмерно! — рассмеялась она. — Забавная шутка вышла.

— Забавная, — согласился Левашов, но как-то невесело, с какой-то затаенной грустью.

— А Вы Павла Николаевича не видели?

— Я здесь, — выступил из-за спины Левашова Шеховской. — С Новым, Сергей Александрович! — добавил он, приветствуя Сержа.

— Вы не замерзли, ma chИrie? — повернулся он к жене, обнимая ее за плечи собственническим жестом.

— О да, морозец нынче знатный, — отозвалась Юленька, позволяя ему увести себя. — Я думала, Вы с Мари.

— А я думал, что Вы не станете прятаться от меня этим вечером, — недовольно бросил князь.

— Но я вовсе не пряталась! Я искала Вас. Да спросите хоть у Мари.

— Искали? В компании графа Левашова, надо полагать?

— Поль, Вы что, ревнуете?! — удивлённо распахнула глаза Юля.

— Удивлены? — передразнил он Левашова. — Да, я ревную, и мне это совершенно не нравится! И потому, mon coeur, мы сей же час отправляемся домой!

За этой перепалкой Жюли и не заметила, как они дошли до выхода из бального зала, где, насупившись, их ожидала Маша. Простившись с хозяевами, выразившими сожаление, что князь Шеховской со своими очаровательными спутницами торопится покинуть этот вечер, все трое проследовали к поданному к крыльцу экипажу.

Это столь неожиданное признание мужа в том, что она не безразлична ему, было так приятно Юле, что неизбывная нежность теплом разлилась в груди. Не сдержав порыва, Жюли потянулась к нему и коснулась поцелуем его щеки. Павел поймал ее маленькую ладошку и поднес к губам. Он явственно ощутил в ее порыве тот же призыв, что толкнул их в объятья друг друга в тесной съемной квартирке Анны, тогда они оба забылись, и только хруст осколков разбитой вазы под его сапогом вывел их из состояния блаженной истомы, и сейчас он откликнулся на него всем сердцем, сжимая в горячей ладони ее руку. Только присутствие Мари удержало его от того, чтобы тут же стиснуть в крепком объятье хрупкие плечи и впиться алчным поцелуем в манящие губы.

Наблюдая за супругами, которые, казалось, совершенно забыли о ее присутствии, Мари с досады прикусила губу. Все, чего ей хотелось сейчас — это вцепиться в волосы самозванке, на которую тот, о ком она грезила, сколько помнила себя, смотрит сейчас так, как ни разу в жизни не посмотрел на нее.

Войдя в дом, Шеховской не пошел в свои покои, а направился вслед за женой в ее спальню. Один только взгляд серых глаз, и горничная Жюли молча удалилась, оставив барина наедине с его женой. Эта ночь была наполнена той нежностью, что бывает лишь между влюбленными, когда каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждое слово идут от самого сердца, когда, отдавая, получаешь взамен еще больше.

Проснувшись поутру, Жюли томно потянулась, и рука ее тотчас наткнулась на теплое крепкое плечо спящего супруга. Приподнявшись на локте, она кончиками пальцев легко откинула золотистую прядь с высокого лба, провела по колючей щеке, мягким тёплым губам. Длинные темные ресницы вспорхнули, и она утонула в его взгляде.

— Что ж тебе не спится, душа моя? — чуть хриплым шепотом поинтересовался князь, притягивая ее в свои объятья.

— Не спится нынче, — уютно устраиваясь на его плече, тихо прошептала в ответ, счастливая от этой нежности и тепла.

Нынешним вечером им предстояло снова выходить в свет. На этот раз их ожидали в доме графа Шереметева. На то время в Петербурге гастролировала итальянская оперная труппа, и Дмитрий Николаевич, страстный поклонник певческого искусства, пригласил итальянскую приму сеньору Джулию Гризи спеть на музыкальном вечере. Предваряя ее выступление, он обратился к многочисленным гостям.

— Дамы и господа! Весной уже прошлого года мы с моей незабвенной Анной Сергеевной слушали выступление Джулии Гризи в Большом Петровском театре в Москве и еще тогда пригласили сеньору Гризи спеть у нас в Фонтанном доме, когда она будет гастролировать в Петербурге. Моей супруги уже полгода нет со мною, но я не могу не исполнить этой ее едва ли не последней просьбы и хочу посвятить сегодняшний концерт ее памяти.