В южном крыле дома был небольшой музыкальный салон, и, однажды случайно заглянув в комнату из чистого любопытства, Юленька с тех пор стала часто бывать здесь. Музыкой в Кузьминках с ней и Полиной занималась Лариса Афанасьевна, но если Полина с удовольствием часами просиживала за роялем, то у непоседливой по природе Юли на гаммы с сонатами не хватало терпения, и только в присутствии Льва Алексеевича она занималась с удовольствием, стараясь порадовать отца. Как же теперь жалела она, что забросила музыку после его смерти, когда неловкими пальцами пыталась аккомпанировать себе самостоятельно! Привлеченная звуками музыки, в салон заглянула Мари. Чего было не отнять у девицы Валевской, так это прекрасных способностей к музыке. Несколько раз скривившись, когда Жюли сбивалась с ритма и попадала не на те клавиши, Мари решительно вошла и направилась к роялю.

— Можно мне? — улыбнулась она.

Юля кивнула и поднялась, уступая ей место за инструментом.

— Что это Вы пытались играть? — поинтересовалась девушка, заглядывая в ноты. — А, Даргомыжский!

Пробежав глазами открытую страничку, Мари уверенно взяла несколько аккордов и заиграла вступление, а Юля, дождавшись нужного момента, запела:

— В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть,

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть…

Николай Матвеевич невольно остановился в дверях салона, прислушиваясь к исполнению. Едва стихли последние аккорды, он несколько раз хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание.

— Браво, Юлия Львовна! Или мне лучше Анной Вас величать? Право, сударыня, чем лучше узнаю Вас, тем более Вы меня поражаете. Ведь он еще тогда потерял от Вас голову, на вечере у Радзинских, — пояснил князь, встретив недоуменный взгляд Мари. — Мне бы, дураку старому, сразу это понять, но я подумал, что это всего лишь очередное мимолетное увлечение, и не обратил на него никакого внимания. Нам только актерок в семье и не хватало!

— Не будьте ханжой, отец, — бросил Павел, входя в комнату. — Вам ведь ничто не мешает водить дружбу с графом Шереметевым, а меж тем мать его была не просто актрисой, а крепостной актрисой, и Вам это известно не хуже, чем мне.

Присев за рояль рядом с кузиной, Поль легко коснулся клавиш инструмента. Мари улыбнулась, узнав знакомую мелодию, и подхватила свою партию. Старый князь, недовольно поджав губы, удалился.

Слушая их дуэт, Юленька отошла к окну и, отодвинув кисейную занавеску, выглянула на улицу. Мелкий колючий снег под порывами холодного ветра превратился в настоящую метель, скрывая в густой белой пелене очертания дома напротив. Она зябко повела плечами: несмотря на то, что в комнате было жарко натоплено, она вдруг ощутила, как холодный озноб пробежал по спине. Обернувшись, посмотрела на сидевших за роялем супруга и Мари. Две светлые головы, склоненные друг к другу, улыбка мужа, обращенная не к ней. Красивая пара! — кольнуло в сердце иглой ревности. Как легко они общаются меж собой, сразу видно, что они не чужие друг другу, и играют в четыре руки явно не в первый раз, в то время, как для самой Жюли муж по-прежнему оставался незнакомцем.

— Дамы, — прервал музицирование Поль, — князь Горчаков предлагает нам нынче составить компанию ему и его невесте в театре.

— Чудесно! — оживилась Мари.

— А Вы что скажете, ma chИrie? — поднялся с банкетки Павел.

— Думаю, мне лучше остаться дома, — неуверенно улыбнулась в ответ Юленька.

— Глупости! — нахмурился Шеховской. — Нельзя всю жизнь, как курица, прятать голову под крыло.

— Вы назвали меня курицей?! — тут же вскинулась Жюли.

— Я не назвал Вас курицей, madam, а всего лишь с сравнил Ваше поведение с поведением этой глупой птицы, — усмехнулся Поль. — Рано или поздно не только мой отец сопоставит княгиню Шеховскую с Анной Быстрицкой, потому Вам лучше уже сейчас быть готовой к тому, — подходя к ней и обнимая за плечи, продолжил Шеховской.

— Вот уж не думала, Павел Николаевич, что Ваша любовь к театру столь велика, — не удержалась от сарказма Мари.

— Машенька, — повернулся к ней Павел, смерив кузину предостерегающим взглядом, — спрячьте Ваши коготки, а то, неровен час, сами же и поранитесь!

Но Мари было уже не остановить. Ревность вкупе с ненавистью к этой провинциальной выскочке, умудрившейся заполучить сердце самого желанного холостяка во всем Петербурге, буквально ослепила ее.

— Жюли, какая, однако, у Вас интересная жизнь! — невинно хлопая ресницами, продолжила она. — Глядя на Вас, можно решить, что благопристойность нынче не в моде, и мужчины ценят в женщинах совершено иные качества.

— Вы правы, Мари, — отозвался Павел. — Благопристойность порой невыносимо глупа, скучна и навевает невозможную тоску, особенно когда забывает о приличиях.

Лицо mademoiselle Валевской тотчас пошло некрасивыми красными пятнами. Поднявшись с банкетки и резко захлопнув крышку рояля, она удалилась из салона, высоко подняв голову с видом оскорбленной добродетели.

От того, что он вступился за нее, у Юли потеплело на сердце, хотя ей показалось, что он слишком грубо поставил на место Мари, и это оставило в душе неприятный осадок.

Несмотря на уверения супруга в том, что ей не стоит мучить себя страхами и сомнениями, собираясь вечером в театр, Юля не могла не думать о том, что ее театральное прошлое в любой момент может стать самой скандальной светской новостью. Казалось, стоит ей только появиться в ложе Горчакова, и в ней тотчас узнают актрису императорского театра Анну Быстрицкую. Общество отвернется от нее, а супруг, вне всякого сомнения, еще не раз пожалеет о том, что связал с ней свою жизнь. Ее действительно узнали — но вовсе не скучающая публика, что лорнировала друг друга перед началом представления. В антракте к их маленькой компании подошел Гедеонов:

— Павел Николаевич, Юлия Львовна, позвольте поздравить Вас, — улыбнулся Александр Михайлович.

— Благодарю! Александр Михайлович, Вы не могли бы уделить мне немного Вашего драгоценного времени? — обратился к нему Шеховской.

— Чем могу быть полезен, Ваше сиятельство?

— Мне бы хотелось поговорить с Вами с глазу на глаз.

— Тогда прошу в мой кабинет!

Оставив супругу в обществе Мари, Мишеля и Полин, Павел удалился вместе с Гедеоновым.

По пути к кабинету директора императорских театров Шеховской едва не столкнулся с его помощником. Павел запамятовал имя молодого человека, но его фамилия тотчас всплыла в памяти: Поплавский. Павел чуть кивнул ему при встрече, но Поплавский как-то странно посмотрел на него, отступая в сторону.

Аристарх Павлович проводил настороженным взглядом высокую фигуру князя. Предчувствие надвигающейся беды было настолько острым, что Поплавский буквально ощутил, как воображаемая петля затягивается у него на шее. Не просто так Шеховской пожелал говорить наедине с Гедеоновым! Аристарх нутром чуял, что разговор пойдет об убийстве mademoiselle Ла Фонтейн. Стоя за кулисами, как всегда перед началом представления, он даже вздрогнул, увидев князя Шеховского с молодой супругой в ложе Горчакова.

— Змея, все из-за нее! — пробормотал он себе под нос, на чем свет кляня юную княгиню.

Не спутай она ему все карты своим нелепым признанием, ему бы не пришлось нынче трястись от страха, ожидая каждый день прихода полицейского урядника. После того, как Шеховского признали невиновным в убийстве Элен, полицейские, не больно-то усердствуя в поисках убийцы, еще несколько раз допрашивали его, но он как заведенный твердил, что не видел никого, кроме князя Шеховского, в тот злополучный вечер. Однако если же Павел Николаевич, как лицо заинтересованное, начнет копаться в этом деле, то ему не составит труда сопоставить все факты и прийти к правильному выводу. Оглянувшись по сторонам, Аристарх Павлович последовал за Шеховским и Гедеоновым, стараясь держаться на почтительном расстоянии в полутемном коридоре.

Гедеонов распахнул двери в небольшой кабинет, пропуская Павла вперед.

— Я Вас слушаю, Павел Николаевич, — закрывая за собой дверь, начал он.

— Александр Михайлович, как Вы знаете, убийца mademoiselle Ла Фонтейн так и не был найден, потому я не могу ощущать себя совершенно спокойным, пока негодяй не понесет заслуженного наказания.

— Да, весьма печальная история. Нам очень не хватает Елены Леопольдовны, — вздохнул Гедеонов. — Но, помилуйте, отчего Вы решили, что я могу что-то знать об этом деле?

— Может быть, я ошибаюсь, — задумчиво произнес Поль, — но все ж мне кажется, что убийца Элен был весьма близко знаком с нею, и потому имеет смысл начать поиски злоумышленника отсюда.

— Может, Вы и правы, — отозвался Александр Михайлович. — Театр, знаете ли, еще тот рассадник интриг и зависти.

— Вы не припомните, может быть, у Элен были недоброжелатели?

— Конечно, были! — пожал плечами Гедеонов. — Елена Леопольдовна не отличалась, прости меня, Господи, ни мягкостью характера, ни добросердечием, но за это ведь не убивают?

— А поклонники, или, быть может, покровитель, после того, как мы расстались? — слегка смутился Павел.

— Насколько мне известно, Павел Николаевич, после того, как Вы расстались с нею, Элен получала предложения о покровительстве, но ни одно из них не приняла. Я думаю, Вам лучше поговорить о том с моим помощником, Поплавским Аристархом Павловичем. Незадолго до смерти Елены Леопольдовны он принимал весьма деятельное участие в ее делах, даже, говорят, помог ей найти квартиру.

— Благодарю Вас, Александр Михайлович.

— Право, не стоит, ведь я ничем Вам не помог!

Поплавский едва успел спрятаться за бархатной портьерой, как дверь распахнулась, и князь Шеховской вышел из кабинета. Разговор с Гедеоновым, на который он возлагал такие надежды, ничего не дал, но Павел чувствовал, что он на верном пути. Убийство Элен так или иначе связано с театром. Однако его попытка тут же разыскать Поплавского не увенчалась успехом: Аристарх Павлович, который ранее то и дело мелькал за кулисами, словно сквозь землю провалился. Отложив разговор с ним на потом, Павел вернулся в ложу, когда пьеса уже почти закончилась. Жюли, обеспокоенная его долгим отсутствием, вздохнула с облегчением, когда он присел подле нее, положив руку на спинку ее кресла.