— Не сон, — поднося к губам ее тонкие пальцы, шептал в ответ Шеховской.

Поль коснулся коротких кудрей на ее затылке, удерживая голову в своей ладони, склонился к ней в поцелуе, не имеющем ничего общего с предыдущими. Кровь быстрее побежала по жилам, наполняя все тело жаркой истомой. Захотелось стиснуть тонкий стан руками, прижать к себе, чтобы не осталось между ними ни дюйма. Руки его ласково гладили худенькие плечи, выступающие лопатки, зарывались в шелковистые кудри. Оторвавшись от истерзанных губ, Шеховской не сводил жаркого взгляда с затуманенных глаз, приоткрытых губ, стройной шеи, где тонкой голубой жилкой лихорадочно бился пульс.

— Я разум теряю рядом с тобой! — поглаживая кончиками пальцев тонкие ключицы, признался он едва слышно, сам страшась силы того чувства, что владело им.

— Я люблю тебя! — одними губами прошептала Жюли и спрятала лицо у него на груди.

— Завтра, — шепнул Поль с улыбкой.

— Завтра, — улыбнулась в ответ Жюли, понимая его без слов, а в груди ширилась и росла радость от того, что услышал Господь ее молитвы, послав ей любовь того, кто так давно стал смыслом всей ее жизни.

Глава 11

Как бы ни хотелось Жюли весь день провести с Шеховским, слишком много дел навалилось на нее, чтобы можно было позволить себе такую роскошь. Простившись с Павлом Николаевичем, она вернулась к своим заботам. Хорошо хоть приданое не нужно собирать, — вздохнула она, бросив взгляд на готовые к отправке сундуки, уже третий день стоящие в углу ее небольшого будуара. Тотчас вспомнилось сердитое лицо Александра Алексеевича, налившиеся кровью глаза, судорожно сжатые в кулаки пальцы. Юля вздрогнула и перекрестилась, — отвел Господь от нее беду лихую. Он ведь даже там, в храме Божьем, еле сдерживался, чтобы не ударить ее. А как прознал бы Четихин про ее петербургские похождения, во что бы тогда вылился гнев супружеский?

Пока она раздумывала обо всем этом, Пелагея тщательно осматривала подвенечное платье, разложив его на кровати.

— Убери его! — нахмурившись, бросила Юля.

— Да как же это убери?! — всплеснула руками Пелагея. — А под венец в чем пойдешь?

— Уж лучше в рубище, чем в нем, — отрезала Юленька и повернулась в сторону открытой двери гардеробной.

Взгляд ее упал на простое белое платье с кружевной оборкой по подолу, единственным украшением которого была скромная вышивка по краю неглубокого выреза, сделанная руками Полин. Достав его из гардероба, Жюли аккуратно повесила платье на спинку кресла. Пелагея только неодобрительно покачала головой.

— А с ентим делать что? — не удержалась она от вопроса, любуясь изысканным творением модистки.

Юленька пожала плечами.

— Да мне все равно! Убери подальше. Может, сгодится еще кому, а я его и видеть не хочу!

Поль признался, что торопится вернуться в столицу, и потому назавтра сразу после венчания им предстояло покинуть Кузьминки. У Жюли не было желания возвращаться в Петербург, где ей так много довелось пережить, но за ним она готова была последовать куда угодно. Поэтому, подавив тяжелый вздох, она принялась вместе с Пелагеей укладывать свои вещи, отбирая только самое необходимое. Остальное Серж обещал отправить им вослед на адрес Горчакова.

Радостное настроение от того, что она вот-вот соединит свою жизнь с тем, кого полюбила всем сердцем, несколько померкло, как только она задумалась о том, какое будущее их ждет. Князь был с ней откровенен и не стал скрывать, что ему отныне нечего ей предложить, кроме титула и своего сердца. Титул Жюли нисколько не радовал — наоборот, даже боязно становилось от того, какие обязательства он отныне на нее налагает. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, что скандальная женитьба единственного наследника старинного княжеского рода наверняка привлечет к себе всеобщее внимание и вызовет немало толков. А уж учитывая ее репутацию, не было никаких сомнений в том, что в свете отзывы о новоиспеченной княгине будут весьма нелестными.

Она хотела было попросить Сержа отпустить вместе с ней и Пелагею, но вдруг со всей ясностью поняла, что не знает, где сама окажется по приезде в столицу. Будущее их было совершенно не определенно и не сулило легких дней.

К вечеру она от усталости не чуяла ног под собой. Но не только усталость и волнение, испытываемое ею перед венчанием, были причиной ее молчаливой задумчивости. Сидя в кресле, она невидящим взглядом уставилась на пламя свечи. Не было у нее матери, чтобы наставить ее перед жизнью супружеской, объяснить то, что сейчас так волновало ее. Мачеха ее, Лариса Афанасьевна, удалилась от мирской суеты, едва Жюли минуло двенадцать, да, пожалуй, и не стала бы она говорить с ней о том, что в супружеской спальне между мужем и женой происходит.

Да, она любила его всей душой, ей приятны были его поцелуи и ласки, но а дальше-то что? — недоумевала она. — Как жить-то они будут? Она обучена была вести хозяйство, и наверняка справилась бы, коль довелось бы им жить где-то в имении, но Павел собирался как можно скорее вернуться в столицу. Как ни силилась Жюли представить себе, что за жизнь ее ждет с молодым супругом в Петербурге, так ничего толком и не могла придумать.

Скрипнула дверь, вырвав Юлю из царства грез. То пришла Пелагея, чтобы убрать свою барышню ко сну.

— Чего смурная такая? — ласково спросила нянька, расстегивая крючки на ее платье.

— Ох, Пелагея, знать бы, что за жизнь меня ждет? Вот пыталась я думать о будущем, а ничего в голову и не приходит, — вздохнула Жюли.

— А ты не думай о том. Пущай у мужа твоего нонче голова болит, — отозвалась Пелагея. — Ты, главное, с супругом своим ласкова будь, из спальни не гони и не бойся ничего. Князь тебе худого не сделает. Коли любишь его, все хорошо будет.

— Тревожно мне, — покачала головой Жюли. — Вот не знаю, от чего, но гложет что-то.

— Спать ложись. Утро вечера мудренее! — улыбнулась нянька. — Будет день, будет и пища.

Наутро Юленька проснулась, едва развиднелось, умылась холодной водой, чтобы придать румянец бледным щекам и принялась за завтрак, что принесла на подносе Пелагея прямо в ее спальню. Торопливо облачившись в скромное белое платье, окинула себя в зеркало придирчивым взглядом. Тяжело вздохнула — жаль стало остриженных локонов, но потом, улыбнулась своему отражению и накинув на голову фату, быстрым шагом вышла из комнаты в вестибюль, где ее уже ожидал брат.

Как и два дня назад, к крыльцу подали коляску, на этот раз без всяких украшений. Не было и приглашенных на скромную церемонию. Еще издали Жюли заметила высокую фигуру князя около церковной ограды. Павел Николаевич, нервно расхаживая перед входом, не сводил глаз с проселочной дороги. Завидев приближающуюся коляску, Шеховской остановился и, дождавшись, когда она остановится, подошел к прибывшим, чтобы помочь будущей супруге выбраться из экипажа.

Свидетелями выступили управляющий Шеховских и тот самый стряпчий, что спешно оформлял брачный договор.

Сердце забилось сильно и часто, когда священнослужитель приблизился к ним с двумя горящими свечами. Следом за ним шел диакон, держа в руках поднос, на котором лежали два простых кольца без украшений.

Взяв свечу из рук святого отца после произнесенного им благословения, Юля трижды осенила себя крестным знамением, скосив взгляд на своего нареченного.

— Обручается раб Божий Павел рабе Божией Юлии, — трижды нараспев произнес венчающий их служитель, надевая кольцо на безымянный палец правой руки Шеховского.

— Обручается раба Божия Юлия рабу Божьему Павлу, — повернулся он к ней.

Юля протянула руку. Немного великоватое ей кольцо соскользнуло с пальца и, со звоном ударившись о пол, покатилось по проходу. Нагнувшись, Сергей поймал его и протянул обратно священнику.

— Худая примета, — тихо вздохнул за ее спиной стряпчий.

Обернувшись, Поль бросил на него пристальный взгляд, но ничего не сказал. После обручения они проследовали за святым отцом на середину храма, где на полу был расстелен белый шелковый плат. Опустив глаза, Жюли придержала шаг, чтобы не дай Бог не наступить на него вперед жениха своего.

Шеховской выглядел абсолютно спокойным, тихо, но отчетливо отвечая на все вопросы священника, не то что она сама. Свеча, поданная ей святым отцом, ходуном ходила в руках, губы тряслись при ответе на каждый вопрос:

— Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть женою раба Божия Павла, которого видишь перед собою?

— Имею, честный отче.

— Не связана ли ты обещанием другому жениху?

— Не связана, — тихо ответила она.

После завершения обряда молодожены направились в Ильинское, где состоялся короткий свадебный обед. Юля все никак не могла поверить в реальность происходящего, то и дело незаметно дотрагиваясь до тонкого золотого ободка на безымянном пальце. Во время обеда управляющий Шеховских Илья Петрович произнес тост за здравие молодоженов, пожелав им долгих лет и скорейшего прибавления в семье, чем немало смутил юную новобрачную. Опрокинув в себя рюмку, он улыбнулся и громко произнес:

— Горько! Ох, и горько мне, Павел Николаевич!

Протянув руку супруге, Павел легко поднялся вместе с ней и, обняв тонкий стан, прижался губами к ее губам. Юле вдруг сделалось неловко. Одно дело целоваться с ним наедине, а другое — у всех на виду. Она не знала, куда девать руки свои, но, в конце концов, положила ладони ему на плечи, едва касаясь их. Присев на свое место, она смущенно опустила глаза. Все было не так! Разве такой она представляла себе свою свадьбу? Ох, не ждет их ничего хорошего! — вздохнула она.

Пока они обедали, к крыльцу подали дорожный экипаж Кошелевых с уже погруженным багажом. Проститься с новобрачными высыпала почти вся дворня в Ильинском. Серж, неожиданно обняв сестру за плечи, коснулся ее лба сухими губами.