— Не извольте беспокоиться, папенька, проживу! — бросил Поль, выходя из комнаты.

— Вернись! Прокляну! — крикнул ему вслед князь Николай.

Но Павел даже не обернулся. Николай Матвеевич тяжело опустился в кресло, схватившись за сердце.

— Прохор, бренди подай, — прошептал он побелевшими губами.

Денщик Павла бросился исполнять указание барина, на ходу качая головой: где же это видано, чтобы сын посмел выйти из воли родителя своего?! Ох, не доведет молодого барина до добра девица эта! Ох, не доведет!

Павел, узнав от швейцара, что Жюли еще с утра ушла из дому, всю ночь провел в экипаже под ее домом, но девушка так и не появилась. За ночь он промерз до костей, все мышцы онемели от попыток как-то устроиться на неудобном сидении наемного экипажа, усталостью сказывались дни, проведенные в крепости, но, снедаемый беспокойством, наутро он отправился к Гедеонову. К его великому огорчению, Александру Михайловичу также не было ничего известно о судьбе Жюли. В отчаянии Павел подумал было поехать к Кошелевым, но он тотчас отмел эту мысль: если бы Жюли приехала в Петербург с братом и сестрой, то едва ли стала бы скрываться под чужим именем и уж точно не подалась бы в актрисы. К тому же не хотелось лишний раз напоминать Полин о своем недостойном поступке. Весь день он колесил по городу, вглядываясь в лица прохожих, но попытки разыскать девушку в столице ни к чему не привели.

Когда же вечером он вернулся домой, то в который раз убедился, что Николай Матвеевич никогда не бросался пустыми угрозами. Двери родного дома оказались закрытыми для него. Пришлось проситься на постой к Горчакову, пока он не уладит все свои дела. Подобное положение для Шеховского, привыкшего за последние два года жизни в столице ни в чем себе не отказывать, было хоть и терпимо, но весьма неприятно. Самое большое беспокойство у него вызывало загадочное исчезновение Юли. Зная, какие опасности могут подстерегать одинокую девушку в столице, он не находил себе места и не прекращал попыток найти ее, хотя и понимал всю их тщетность.

Михаил, видя его состояние, изо всех сил пытался помочь. Именно Мишель вспомнил о Лукомском и предположил, что Юленька могла бы обратиться за помощью к Петру Степановичу.

— Все это, конечно, маловероятно, — говорил он Шеховскому, — но стоит попытаться.

— Я склонен уже рассматривать любые варианты, — устало согласился Поль, сидя в уютном кабинете Горчакова за рюмкой бренди поздним вечером, — а потому согласен нанести визит Лукомским.

— Ты уверен, что поступаешь правильно, mon ami? — осторожно задал вопрос Мишель. — Может, пока не поздно, стоит отказаться от этой затеи и примириться с отцом? Кажется, сама судьба против твоего решения — иначе с чего бы Анне, то есть Жюли, — поправился он, — так стремительно исчезнуть?

— Если я в чем-то еще и уверен, так это в том, что хочу быть только с ней, — грустно усмехнулся Шеховский. — Мне бы сразу вспомнить, где я видел ее, чтобы не гоняться теперь за призраком по всему Петербургу.

— Воистину говорят: "Чудны дела твои, Господи!", — улыбнулся в ответ Горчаков. — Кто же мог знать, что Анна — сестра Полин?

Мишель откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Пред мысленным взором предстала Полин — такая, какой он увидел ее на алее в Екатерининском сквере. Прекрасная в своем гневе, с ярким румянцем на нежных щеках, с блестящими от непролитых слез глазами. Тяжело вздохнув, он поднялся с кресла.

— Покойной ночи, Павел Николаевич! Утро, как известно, вечера мудренее. Советую не злоупотреблять, — кивнул он на графин с бренди, — если не хочешь проснуться завтра с больной головой.

— Пожалуй, я последую твоему совету, — поднялся вслед за ним Шеховской, направляясь в спальню, предоставленную гостеприимным хозяином в его распоряжение.

Мишель искренне сочувствовал своему приятелю. Ему, рано оставшемуся без отца, не пришлось бы делать столь нелегкий выбор, как Полю. Горчаков, в восемнадцать лет ставший главой семьи, был свободен в своем выборе будущей супруги, но не спешил пока под венец, справедливо полагая, что спешка в таком деле ни к чему, хотя две его старшие сестры убеждали его не затягивать с женитьбой. До сего дня ни одна красавица не занимала его мыслей надолго, однако он поймал себя на мысли, что уже неделю думает о Полине и был бы рад увидеться с ней.

Наутро друзья, как и собирались, направились к Петру Степановичу. К сожалению, Лукомского дома не оказалось. Горчаков написал ему записку с просьбой непременно посетить его как можно скорее и вместе с Шеховским продолжил поиски Юлии Львовны, не особо, впрочем, надеясь на успех их предприятия. Вечер Михаил Алексеевич собирался провести в доме Вильегорских, где нынче давали частный концерт.

— Поль, дружище, я бы рад составить тебе компанию нынче, — улыбнулся он на предложение Шеховского скоротать вечер у Демута, — но ты же знаешь Катиш, — развел он руками, — а я обещал.

Старшая сестра Мишеля, графиня Екатерина Алексеевна Баранцова, или Катиш, как называли ее в семье, всегда питала к младшему брату нежнейшую сестринскую любовь, а потому, взяв на себя роль свахи, всячески пыталась устроить его семейное счастье. Михаил не препятствовал попыткам Катиш, но всегда находил какую-нибудь отговорку при знакомстве с очередной кандидаткой в его супруги.

Так продолжалось почти два года, но Екатерина Алексеевна не оставляла надежды, что какая-нибудь из ее протеже вдруг да затронет сердце брата.

Лишившись компании, Павел принял решение никуда не выезжать и остаться дома, а Михаил направился к Вильегорским.

Горчаков не был большим поклонником музыкального искусства и на этот вечер прибыл только из-за обещания, данного сестре. Князь опоздал на концерт, а потому тихонько занял место у самого выхода, чтобы никому не мешать. Встретившись взглядом с Катиш, Михаил виновато улыбнулся, всем своим видом демонстрируя полнейшее раскаяние. Екатерина Алексеевна поначалу нахмурилась, но потом ослепительно улыбнулась в ответ. Мишель сник: радость сестры можно было объяснить только тем, что ему вновь предстоит познакомиться с очередной "очаровательной барышей", и уж сестра постарается, чтобы остаток вечера после завершения музыкальной его части он провел в обществе ее протеже. Подавив тяжелый вздох, князь от нечего делать принялся рассматривать присутствующих и неожиданно увидел Лукомского. Горчаков очень обрадовался его присутствию. По крайней мере, его сегодняшний визит к Вильегорским можно было считать удачей. Рядом с Петром Степановичем были две молодые дамы, которые о чем-то увлеченно переговаривались, прикрывшись роскошным веером одной из них.

Михаил с нетерпением ждал окончания концерта, чтобы подойти к Петру Степановичу и побеседовать с ним, а потому не спускал глаз с него и его спутниц. Одна из соседок Лукомского сложила веер и, отвернувшись от своей собеседницы, повернулась к Пьеру.

Горчаков забыл, как дышать: та, чей образ вот уже неделю не выходил из его головы, была прямо перед ним. Бог мой, вот это действительно удача! — обрадовался он. Ему настолько не терпелось подойти к ней, что он начал раздраженно поглядывать на музыкантов. Наконец, концерт завершился, и присутствующие поспешили покинуть свои места, чтобы дать возможность прислуге освободить место для танцев. Кто-то направился прямиком к столам с выставленными закусками, мужчины отправились в игровую к карточным столам, молодежь в нетерпении ожидала начала танцев.

На ходу вежливо раскланиваясь со знакомыми, но при этом не спуская глаз с Пьера, Докки и Полин, Мишель осторожно пробирался к ним через толпу гостей. Путь ему преградила Катиш.

— Михаил Алексеевич, торопитесь куда? — улыбнулась сестра.

— О, да! — улыбнулся в ответ Мишель. — Катиш, здесь Петр Степанович, и мне бы хотелось подойти поприветствовать его, а потом я полностью в твоем распоряжении.

Екатерина Алексеевна рассеяно пробежала глазами по залу.

— Ну, что ж, я с тобой, — взяла она брата под руку.

Полина все последние дни раздумывала, как дать знать Шеховскому, что Серж увез Жюли в Кузьминки. Написать князю она не решилась, потому что об этом непременно стало бы известно Докки, и она ни за что не допустила бы такого. Выезжая в свет, Полин повсюду искала его глазами, но герой самого громкого на нынешний день скандала сезона к величайшему прискорбию хозяек салонов нигде не появлялся. Прошла уже неделя со дня отъезда брата и Жюли, и сейчас они уже должны были быть на полпути к дому. Время неумолимо истекало, и с каждым уходящим днем таяла надежда Полин, что ей удастся избавить сестру от ненавистного брака. Заметив приближающегося Горчакова, девушка вспыхнула от радости.

Приседая в реверансе перед князем, Полин подняла на него глаза. Зазвучала мелодия вальса.

— Пригласите меня, — шепнула она едва слышно, боясь, что Докки может услышать ее.

Но Горчаков расслышал и, удивленно вскинув бровь, предложил ей свою руку.

— Сударыня, позвольте пригласить Вас? — улыбнулся он.

— С удовольствием, — улыбнулась Полин, и, оглянувшись на сноху, вложила руку в его протянутую ладонь.

— Михаил Алексеевич, — вскинула она на него полный тревоги взгляд, как только они оказались в кругу танцующих пар, — только Вы можете помочь мне!

— Боже правый! Что у Вас случилось, Полин? — удивился Горчаков столь странному заявлению.

— Не у меня, — вздохнула Полина. — Я, к сожалению, не могу рассказать Вам всего. Передайте, пожалуйста, Павлу Николаевичу, что он должен торопиться, если у него осталась хоть капля порядочности и ему не безразлична судьба Жюли. Серж увез ее в Кузьминки, чтобы выдать замуж за нашего соседа, барона Четихина.

Мишель едва не сбился с ритма.

— Так вот почему мы не могли найти ее! — пробормотал он.

— Павел Николаевич искал Жюли? — пришла очередь удивляться Полин.

— Не просто искал, — улыбнулся Горчаков. — О, простите меня, Полин! Это вышло случайно, но это совершенно бестактно с моей стороны.