Юлия Леонова - Звезда Любви

Жюли прошла в комнату спиной ощущая его пристальный взгляд. Она слышала его шаги, но все же вздрогнула, когда его ладони опустились ей на плечи.

— Анна, — услышала она его шепот над ухом.

Юля развернулась к нему лицом. Князь был необычайно серьезен. Серые глаза, казалось, заглядывали в душу. Девушка перевела взгляд на его губы.

— Не смотрите так на меня, Анни, — тихо произнес он. — Или я за себя не ручаюсь.

— Как, Павел Николаевич? — спросила она.

Шеховской улыбнулся, но на ее вопрос не ответил.

— Анни, Вы помните, я просил Вас стать моей любовницей? — спросил он.

Девушка отвернулась.

— Помню, — глухо ответила она. — Я отказалась тогда, и сейчас ничего не изменилось, Ваше сиятельство.

Поль, обняв ее за талию, развернул к себе лицом. Не сдержавшись, наклонил голову и прижался губами к ее губам, вынуждая подчиниться. Уцепившись за него, Жюли приникла к нему. Оторвавшись от нее, Павел перевел дыхание.

— Вы лжете и себе и мне, — прошептал он, осторожно касаясь поцелуем припухшей щеки. — Я больше не попрошу Вас стать любовницей, — только возлюбленной. Анни, я люблю Вас!

Юля замерла в его объятьях, широко распахнув глаза. Голова кружилась от его признания.

— Не молчите, прошу Вас, — поглаживая большим пальцем ее нижнюю губу, попросил он.

— Я не могу… — выдохнула она. — Не могу ничего сказать Вам. Я Вам не верю!

Шеховской отстранился.

— Я не могу предложить Вам супружество, но клянусь Вам — никакая другая женщина никогда не станет моей женой.

— Не клянитесь, Ваше сиятельство. Не обещайте того, чему сбыться не суждено, — приложила палец к его губам Юля.

— Анни, я сегодня разорвал помолвку с чудесной девушкой — и все потому, что не могу представить своей жизни без Вас!

— Вы были помолвлены? — вскинула она на него удивленный взгляд.

— Да, — грустно улыбнулся Шеховской. — Боюсь, Полин никогда не простит мне этого.

— Полин! — тихо ахнула Юля. — Вы не должны были…

Господи, Боже! Это что же, несмотря на отсутствие знатной родословной, князь, презрев все условности, все же сделал предложение Полине?! Неужели она поперек счастья сестры своей стала?!

— Я люблю Вас, — повторил Павел. — Люблю, и не имею права обманывать ни ее, ни Вас.

— О Боже! — Жюли отошла к окну, уставившись в него невидящим взглядом.

— Анна, не прогоняйте меня! — она вновь ощутила его руки на своей талии, губы, касающиеся ее шеи в том месте, где короткие завитки выбивались из прически.

Мысли ее смешались. Неужели это правда, все, что он ей сейчас сказал? А может, все дело в пари? — вздрогнула она.

— Павел Николаевич, — развернулась она в его объятьях, но он не дал ей договорить, запечатав рот поцелуем.

— Чтобы Вы ни говорили, я всегда буду рядом с Вами, — продолжил он. — Может, тогда Вы поверите в искренность моего чувства к Вам.

Вывернувшись из объятий князя, Жюли отошла на безопасное расстояние. Шеховской сделал было шаг по направлению к ней, но девушка, выставив перед собой руки, умоляюще глянула в его глаза:

— Выслушайте меня, Ваше сиятельство.

Павел остановился.

— Нас с Вами разделяет пропасть, — начала она. — Рано или поздно Вам наскучит мое непритязательное общество. Что тогда станет со мной? Меня ждет участь mademoiselle Ла Фонтейн?

— Анна… Вы заблуждаетесь! Я никогда не расстанусь с Вами…

— Не обещайте того, чего не в силах исполнить! У Вас есть долг перед семьей, и Ваши близкие не допустят, чтобы Вы понапрасну растратили свою жизнь с какой-то актеркой. Вы привыкли получать все, что пожелаете, и сейчас в Вас говорит отнюдь не чувство, а уязвленное самолюбие, — перебила она его. — Я же живу надеждой, что когда-нибудь встречу человека, для которого мое положение актрисы не станет камнем преткновения, и я получу предложение, ничего общего с Вашим не имеющее. Тогда я смогу оставить мое ремесло и жить, не боясь смотреть в глаза любому.

— Это Ваше последнее слово, mademoiselle? — сухо поинтересовался Поль.

— Да, Павел Николаевич. Вам лучше уйти, — кивнула она головой.

— Вы не поверили мне, — усмехнулся он. — Я душу перед Вами обнажил, а Вы…

— Нам всем свойственны порывы, в которых мы потом будем раскаиваться не единожды, — опустив глаза, ответила она. — Я не хочу быть таким порывом! Прощайте, Ваше сиятельство.

— До свидания, Анна…

— Прощайте! — упрямо покачала она головой. — Вам нет нужды приходить сюда, я не переменю своего решения. Лучше возвращайтесь к своей невесте. Уверена, она простит Вас…

Вернувшись домой после прогулки с Шеховским, Полина хотела тихо спрятаться в своей комнате, но в гостиной уютно устроились Серж и Докки, и пройти мимо них незамеченной было совершенно невозможно. Разумеется, Докки буквально распирало от любопытства, и она буквально набросилась на нее с вопросами, но Полина только отмахнулась и, зажав уши руками, вбежала в свою комнату. И только повернув в дверях спальни ключ и без сил упав в кресло, она смогла дать волю слезам, что держала в себе с момента прощания с Шеховским. Боже! Как больно! Неужто это можно вынести?! Пережить?! Все так стремительно — вчера взлететь к самым небесам, ощутить, что есть счастье, почти держать его в своих руках, и вдруг упустить, упасть, разбиться на осколки! Как же найти в себе силы не показать своей боли, не дать повода для жалости и насмешек тех, кто еще вчера завидовал ей?

Совершенно оглушенная своим горем, она не слышала ни встревоженного голоса снохи за дверью, ни требований брата открыть "эту чертову дверь", и только когда Сергей, выломав замок, ворвался в комнату, очнулась от своих горестных дум.

— Полин! — начал было он, но осекся, увидев измученное бледное лицо сестры.

Подойдя к креслу, Серж опустился на колени рядом с сестрой и взял в руки холодные, как лед, ладони.

— Полюшка, родная моя, что с тобой? — пытаясь заглянуть ей в глаза, тихо спросил Кошелев. — Неужто обидел тебя князь?

— Можно ли обидой разбитые мечты назвать? — прошептала Полина, поднимая на него глаза. — Он сказал, что ошибся, Серж! — рассмеялась она истерическим смехом. — Я его ошибка!

— Как это, Полин? Как ошибся? — тихонько встряхнул ее Сергей, встревоженный и этим смехом, и сумасшедшим блеском глаз, и хладом ладоней.

— Павел Николаевич сказал, что ошибся, — выговорила она, скривив губы в горькой усмешке. — Предложение его было ошибкой, потому как он понял, что не питает ко мне глубоких чувств.

Кошелев выпрямился, потер кончиками пальцев лоб и виски, как делал всегда в минуты сильного душевного волнения.

— Это, видимо дурной сон, — пробормотал он, — два дня минуло, с чего бы ему так перемениться к тебе?

Полина вскинула на брата заплаканные глаза.

— Он не менялся! Он никогда не любил меня, Серж! Павел Николаевич мне сам в том признался.

— Не может этого быть. Не может… — нервно прошёлся по комнате Сергей. — Еще в Кузьминках я был уверен, что князь к тебе интерес имеет. Не мог он так быстро перемениться…

— Ты меня не слушаешь, Серж. Он не любил меня ни единого мгновения, — истерично разрыдалась Полина.

— Je ne laisserai pas cela ainsi. Cette injure. (Я этого так не оставлю. Это оскорбление (фр.)), — пробормотал Кошелев, резко останавливаясь.

— Нет, Серж, только не это! — поднялась ему навстречу Полина. — Не нужно! Сейчас никто не знает об этой злосчастной помолвке, и мне думать страшно, что будет, если прознают, что князь Шеховской отказался от меня. Стоит только этим слухам попасть на языки, и для меня это будет смерти подобно, — простонала она. — Начнут не так доискиваться до причины, как искать во мне всевозможные изъяны. Уж лучше тогда сразу в Кузьминки вернуться, чем позор такой. Не будем раздувать скандал. Сезон ведь только начался. Я снова буду выезжать — не сразу, но обязательно буду. Мне бы только сил найти, — сквозь слезы улыбнулась девушка. — Даст Бог, все образуется.

— Ты же любишь его? — удержал ее за руки Сергей.

— Что с того? — опустила глаза Полин. — Забыть его — вот единственно, о чем мне думать надо нынче. Это с самого начала было химерой, обманом, а я, дурочка, мечтать себе позволила. Глупо было надеяться! А та поспешность, с которой он заговорил о браке… Помнишь, я еще и сомневалась, когда домой ехали? Лишь сейчас я понимаю, что были какие-то иные причины, только не любовь. Не любовь… — повторила она, уставившись невидящим взглядом куда-то поверх его плеча.

— Ну, полно убиваться, — тихо ответил Кошелев. — Как бы то ни было, ничего нельзя изменить. Однако ж как легко его сиятельство словом своим бросается! — не сдержался Сергей.

Докки, до этого пребывавшая в совершеннейшей растерянности, выслушивая горькую исповедь Полины, обняла ее и присела вместе с ней на софу. Ей хотелось ободрить ее, как-то утешить, но что тут можно сказать? Где взять слова такие, чтобы боль души унять?

— Это пройдет, пройдет и забудется, — вздохнула она. — На все воля Божья, Полин, и, может, Господь отвел от Вас беду куда более страшную…

— Может, и так. Пусть это мне утешением будет, — потерла Полина виски, начинающие пульсировать тянущей болью. — Я прилягу, пожалуй, — вздохнула она.

— Конечно, — засуетилась Докки, — я Глафиру пришлю.

Выйдя от Анны, Шеховской бесцельно брел по улицам столицы, совершенно не замечая знакомых к их искреннему изумлению. Еще никто и никогда не подвергал сомнению данное им слово, но в праве ли он был упрекать в этом Анну, коли сейчас и сам теми же сомнениями терзался? Как горячо он пытался убедить ее в том чувстве, что так внезапно открылось ему самому! Но так ли далека она была от истины, не желая соглашаться с ним? Сейчас, когда ее не было рядом, и сумасшедшее желание не кружило голову, не горячило кровь, он попытался увидеть все ее глазами, — и к нему пришло понимание того, чего в эгоизме своем он замечать изначально не желал.