— Сударыня, — взял он руку Полины и зажал ее в своих ладонях, — в Вашей воле сделать меня счастливым или несчастным. Я прошу Вас, будьте моей женой.

— Я и надеяться не смела, — прошептала она. — Да, Павел Николаевич, да! Я с радостью разделю с Вами все, что предначертано судьбой.

В мыслях всплыло лицо сестры: "Даже Ваши имена — Поль, Полин — так созвучны. Не иначе, как само провидение привело его к нам, и вы предназначены друг другу". Ах! Жюли, где же ты сейчас? — вздохнула она.

— Тогда нам стоит вернуться в гостиную и объявить всем о нашем решении, — неожиданно тепло улыбнулся Шеховской.

— Может, повременить? — смутилась Полина.

— Ну уж нет, сударыня, я не дам Вам возможности передумать, — поднося к губам ее руку, пошептал Поль.

Развернувшись, он быстрым шагом направился обратно в гостиную. Полина едва поспевала за ним. Остановившись около дверей, Павел повернулся к ней.

— Готовы?

Девушка судорожно кивнула.

Толкнув дверь, Павел пропустил ее вперед и вошел следом.

— Вы уже осмотрели оранжерею? — удивленно спросил Николай Матвеевич.

— Отец, я должен признаться, что только что сделал предложение mademoiselle Кошелевой, и Полина Львовна приняла его.

Шеховской-старший поднялся с кресла и, заложив руки за спину, подошел к стоящей у входа в гостиную паре. Его непроницаемый взгляд скользнул с напряженного лица сына на испуганное лицо будущей невестки.

— Добро пожаловать в нашу семью, сударыня, — улыбнулся он уголками губ. — А ты мог бы и приезда матери дождался, негодный мальчишка, — повернулся он к Павлу.

— Ну, вот и повод у маменьки будет навестить нас, — усмехнулся он.

Провожая Кошелевых, Павел задержал руку Полины в своей ладони.

— До завтра, mon сher!

— До завтра, Павел Николаевич, — вспыхнула она.

Сидя в экипаже напротив брата и снохи, Полин притихла. Как же быстро все случилось! — задумалась она. Ее смущало и беспокоило, что Павел так стремительно сделал ей предложение, хотя от нее и не укрылись его сомнения в те томительные минуты в оранжерее, будто что-то подталкивало его к этому решению или он отрекался от чего-то. И пусть душа ликовала, какая-то смутная тревога не давала в полной мере насладиться радостью сбывшихся надежд. В любви ей признавались не часто, но она безошибочно почувствовала, что отнюдь не любовь руководила Шеховским, когда он заговорил о браке. Ну, и пусть, — отмахнулась Полина от своих мыслей. — Она будет любить за двоих, пусть бы только он был рядом.

— Что-то не вижу радости, — заметил Серж, наблюдая за сменой эмоций на ее лице.

— Я рада, очень рада. Но не показалось ли тебе, что Павел Николаевич не питает ко мне глубоких чувств? — подавила она тяжелый вздох.

— Глупости, — нахмурился Кошелев. — Предложения руки и сердца не делают, когда ничего не испытывают.

— Хорошо бы, если так, — отозвалась Полина.

— Полин, мне понятны твое волнение и сомнения, я и сама, помню, очень переживала, — заметила Докки, покосившись на супруга.


Проводив Кошелевых, Поль вернулся в гостиную.

— Ты не поспешил? — поинтересовался Николай Матвеевич.

— К чему тянуть? Полин весьма привлекательная молодая особа, к тому же, как Вы знаете, далеко не бесприданница, не хотелось бы, чтобы меня опередили, — отшутился Павел.

Взгляд его упал на часы. Премьера "Аз и Фет" в Александринском уже началась. У Анны сегодня дебют, — усмехнулся он своим мыслям. — Восходящая звезда театральных подмостков. После сегодняшнего вечера ее, несомненно, окружат вниманием. И Мишель сегодня там. Он еще вчера говорил о том, что собирается пойти. Сдавлено чертыхнувшись, Шеховской быстрым шагом направился к своим покоям.

— Прохор, — крикнул он на ходу, — фрак и цилиндр. Живее, не то шкуру спущу!

Однако же, как ни гнал лошадей кучер Шеховских, экипаж подъехал к ступеням театра как раз в тот момент, когда расходились последние из задержавшихся зрителей. Павел, не особо надеясь увидеть ту, ради которой так спешил, спустился с подножки и замер, не веря своим глазам. Анна, его Анна, опираясь на руку Горчакова, выходила из здания. Роскошный букет в ее руках, улыбка, обращенная к Мишелю, — все говорило о том, что ей приятно его общество. Рванув шелковый галстук, Павел уже было сделал шаг навстречу спускавшейся паре, но в последний момент остановился.

— Домой! — бросил он вознице, усаживаясь обратно в экипаж.

Откинувшись на спинку сидения, Павел прикрыл глаза. Ну, какова?! — усмехнулся он. — Ему говорила о высоких чувствах, о любви, о семье, о детях, а сама… А ведь он почти поверил! Да что там самому себе врать — поверил! Думал о том, чтобы… Нет, так далеко он не зайдет! Он получит ее, — не в его правилах проигрывать, — а потом оставит без всяких сожалений и глупых сантиментов, если, конечно, Мишель его уже не опередил. Поморщившись при этой мысли, Шеховской стукнул тростью в стенку кареты. Возница тотчас остановил экипаж.

— Чего изволите, Ваше сиятельство? — заглянул он в экипаж.

— Давай в "Феникс", — мрачно бросил Павел.

— Как скажете, Ваше благородие.

Нет, он еще не сдался. Он еще попробует отвоевать утраченные позиции!

* * *

Дебют состоялся в полном смысле этого слова. Выйдя на сцену, Юля со страхом окинула взглядом полный зал. Мартынов слегка кашлянул, напоминая ей, что пришел черед ее реплике. Сосредоточив все свое внимание на нем, девушка улыбнулась и, стараясь не обращать более внимания на зрителей, ответила ему. А дальше все сделалось настолько просто, что она сама диву давалась тому, как легко вдруг стала Любушкой, а не Анной и не Жюли.

Она ведь и так играет роль Анны с тех пор, как первый раз переступила порог кабинета Гедеонова, так чего ей бояться здесь, на сцене? Куда страшнее, если вдруг откроется ее игра в жизни, вот тогда-то для нее настанут необратимые последствия.

Несколько раз она украдкой бросала взгляд на ложу, где ранее видела Шеховского, но Павел Николаевич так и не появился. Юля не могла понять саму себя: ей бы радоваться надо, что Шеховской отступился, оставил ее в покое, так откуда же это разочарование, что стиснуло сердце в груди, отчего печаль в душе? После спектакля ей в гримерку принесли роскошный букет темно-красных роз, но вспыхнувшая было радость тотчас угасла, стоило ей только прочесть карточку, вложенную в букет. Цветы были от князя Горчакова. Она долго держала в руках злополучную карточку. Вот она, возможность отомстить за то унижение, что ей пришлось пережить, когда графиня Радзинская рассказала ей о мерзком пари, заключенном Шеховским и Горчаковым, но весь запал почему-то угас. Страшно становилось при мысли, что она играет с огнем. Юля ощущала себя глупой наивной девочкой, решившей в угоду своему тщеславию и гордыне подразнить двух свирепых хищников. Чем кончится для нее эта игра, и не окажется ли она слишком легкой добычей для одного из них? Что она знает о мужчинах, тем более о тех, кто по праву рождения своего привык получать все, что пожелает?

Юля нарочно задерживалась в гримерке, оттягивая тот момент когда нужно будет идти на ужин по случаю премьеры спектакля. Не увидев Шеховского в зале, она расстроилась. Мысль пойти вместе со всеми на вечер, устроенный специально по этому случаю, уже не казалась ей привлекательной, но отказаться не было никакой возможности: Гедеонов ясно дал понять, что не потерпит своеволия, и если он уж пообещал неведомому ей покровителю театрального искусства присутствие исполнительницы главной роли, то так тому и быть. Самой же Юле хотелось как можно быстрее добраться домой и, наконец-то оставшись в одиночестве, попытаться понять, что она чувствует к Шеховскому. Так странно было желать встречи с ним и одновременно бояться ее. После того, как она узнала о пари, она должна была бы возненавидеть его, но ненависти не было. Были боль, обида, разочарование, глупое желание влюбить его в себя, а потом отвергнуть с презрением, причинить ему такую же боль, какую ощущала нынче она сама.

Переодевшись в платье, что ей принесла для этого вечера Елизавета Андреевна, Юля оглядела себя в большом зеркале. Синий бархат выгодно подчеркивал нежный цвет ее лица, скромная нитка жемчуга как нельзя лучше сочеталась с искусственными цветами из белого шелка, которые костюмерша закрепила в ее густых локонах. Забрав из гримерки букет, девушка вышла в коридор, где и столкнулась с Михаилом Алексеевичем нервно расхаживающем из игла в угол.

— Добрый вечер, сударыня, — улыбнулся он ей, отметив для себя, что присланные им цветы приняли благосклонно.

— Добрый вечер, Ваше сиятельство, — улыбнулся в ответ Жюли.

— Анна, позвольте скромному почитателю Вашего несомненного таланта пригласить Вас на ужин, — обратился к ней Горчаков, предлагая опереться на его согнутую в локте руку.

— На ужин? Право, не знаю, что сказать, сударь, ведь я уже приглашена, — стушевалась Юленька.

— Ну, что ж, — улыбнулся Горчаков, — придется мне приоткрыть завесу тайны.

— Тайны? — вскинула на него удивленный взгляд девушка.

— Видите ли, Анна, ужин на который Вы приглашены, устроен мною, и я ждал Вас, чтобы сопроводить в ресторацию.

Бросив украдкой взгляд из-под ресниц, она окинула высокую фигуру Михаила Алексеевича. Горчаков был ненамного выше Шеховского, но шире в плечах, и в целом выглядел куда внушительнее своего приятеля. Лицо имел приятное, но красавцем его, пожалуй, трудно было назвать. Темные прямые волосы были подстрижены куда короче, чем мягкие золотистые кудри Поля, а взгляд его карих глаз казался совершенно непроницаемым, и Юля никак не могла угадать его настроения.

— Ну хорошо, Ваше сиятельство, — через силу улыбнулась Юленька, позволяя Горчакову взять себя под руку и увлечь в сторону парадного входа в театр.

Экипаж Шеховского она увидела сразу, как только вышла на крыльцо, но не подала виду даже тогда, когда Павел Николаевич ступил на мостовую с подножки. Заметив, что он смотрит на них, она вдруг обернулась к Михаилу и ослепительно улыбнулась: