— Серж, Полин, право, как я рад видеть Вас в столице! — улыбнулся Павел Николаевич своей самой очаровательной улыбкой.

Полина ощутила, как сердце пропустило удар, когда их взгляды встретились. Заиграла зажигательная мелодия мазурки, но она никак не могла оторвать взгляда от лица князя. Шеховской опустил глаза, но потом вновь взглянул ей в лицо.

— Сударыня, позвольте пригласить Вас!

Полине казалось, что она забыла, как дышать. Серж легонько подтолкнул ее в спину, и она очнулась от своего наваждения.

— С удовольствием, — улыбнулась она, вкладывая свою ладонь в его протянутую руку.

Глава 4

Бал в доме Каменских закончилось под утро. По дороге к Лукомским Полина не могла сдержать улыбки легкой тенью скользящей по губам. Она и мечтать о таком не смела! Восторг, сплошной восторг! Несмотря на усталость, сна не было ни в одном глазу, а в груди разливалось тепло при воспоминаниях об уходящей ночи. Перед глазами все еще вертелась сумасшедшая карусель красок и звуков, круговерть незнакомых лиц, но из всех этих лиц лишь один человек по-настоящему взволновал ее воображение — князь Шеховской.

Тогда, год назад, когда он не написал ей после отъезда из Ильинского, и она поняла, что Поль забыл о ней, то нашла в себе силы смириться с этим, а потому даже и мечтать не смела о том, что судьба будет к ней столь благосклонна и подарит новую встречу с Шеховским. От нее не укрылось, как Серж, едва зазвучала мелодия мазурки, сделал шаг в сторону и преградил путь молодому человеку, чье имя было вписано в бальную карточку напротив этой мазурки сразу же, как только они с братом вошли в зал. Чувствуя неловкость за случившееся, Полин послала ему извиняющуюся улыбку, но желание танцевать с тем, о ком вздыхала так долго, о ком грезила во сне и наяву, быстро успокоило угрызения совести. Она была благодарна брату за то, что он избавил ее от необходимости самой объясняться с незадачливым поклонником, хотя и прекрасно понимала, какие скрытые мотивы двигали им на сей раз.

Павел Николаевич был с ней столь обходителен, что в его обществе Полин ощущала себя если не принцессой крови, то уж несомненно самой красивой и желанной среди присутствующих дам. Так хотелось верить, что его интерес вызван симпатией к ней, а не простой вежливостью. Но пусть даже это и простая вежливость, — шептал внутренний голос, — главное, что он рядом, и она может наслаждаться общением с ним, смотреть в его глаза и читать в них восхищение и радость встречи.

Пожелав брату спокойной ночи в вестибюле, Полина чинно прошла к себе в комнату, но едва за ней закрылась дверь спальни, как внешняя благопристойность уступила место безудержному веселью. Она не могла вспомнить, когда еще ей было так хорошо. Закружившись по комнате под звучащую в душе мелодию вальса, она, смеясь, упала на кровать. Ах! Павел Николаевич, Вы воистину способны вскружить мне голову! — улыбнулась она своим мыслям. И уже засыпая, она будто наяву видела его улыбку, блеск серых глаз, едва заметную ямочку на подбородке и робко надеялась, что эта встреча не была последней.

Проснувшись ближе к полудню, Полина с наслаждением потянулась. От танцев всю ночь напролет гудели ноги, но это была столь мизерная плата за испытанное удовольствие. Поднявшись, она, пританцовывая, прошлась по комнате к окну и, отдернув тяжёлую портьеру, впустила яркий свет нового дня. Выглянув в окно, девушка замерла, созерцая шумную суету за оградой особняка. Петербург! Невозможно не влюбиться в этот город с первого взгляда! Он пленяет, покоряет, и однажды побывав здесь, его уже не забыть, — вздохнула Полина, упираясь лбом в прохладное стекло. Вспомнилась вчерашняя прогулка с Докки по улицам столицы. Ей, привыкшей к тишине и неспешности жизни в провинции, казалось, что все вокруг нее пребывает в непрестанном движении. И она, как ребенок, радовалась тому, что стала частью этого большого города, приходя в восхищение от ощущения сопричастности к столичной жизни.

Обернувшись на звук открывшейся двери, она приветливо улыбнулась Глафире, которая явилась, дабы помочь барышне с утренним туалетом.

— Доброе утро, Полина Львовна, — присела в книксене горничная.

— Ой, Глаша, — счастливо улыбаясь, вздохнула Полин. — Ты помнишь, в прошлом году к нам в Кузьминку князь Шеховской заезжал?

— Как не помнить такого красавца! Помню, конечно, — отозвалась Глафира, вешая утреннее платье на спинку кресла.

— А я вчера на балу виделась с Павлом Николаевичем, и мы даже танцевали, — вновь закружилась по комнате Полин.

— Вон оно что! То-то Вы светитесь вся, — снисходительно улыбнулась Глаша, и, расправив складки на кремовом шелке, принялась расчесывать золотистые локоны барышни. Разумеется, она помнила красавца-князя, а когда он заехал в Кузьминку попрощаться с хозяевами, все служанки в доме хоть на минутку, да подбегали к окнам поглазеть на его сиятельство. Она тогда спряталась за портьерой в гостиной, чтобы никто, не дай Бог, не застал ее за этим занятием, и замерла от страха, услышав, что в гостиную кто-то вошел. Осторожно выглянув из-за портьеры, Глаша едва не охнула, увидев у другого окна Юленьку: прижимая к груди ту самую книжку, что подарил ей покойный Лев Алексеевич, она смотрела в окно на склонившегося над рукой Полины князя и плакала, размазывая ладошкой слезы по щекам. И потом каждый раз, убираясь в комнате младшей mademoiselle Кошелевой, она видела этот потрепанный томик под периной, и, перестелив постель, неизменно клала его на прежнее место. Вот интересно, — думала Глафира, закручивая золотистую прядь и втыкая шпильку, — знает ли Полина Львовна, что ее сестра тоже влюблена в князя? Ну, а впрочем, какое-ей-то дело до того? Уж пусть сестры сами промеж себя решают, а она по-прежнему будет держать рот на замке. В том, что если уж князь надумает свататься, то из двух сестер выберет старшую, никаких сомнений у нее не было.

Все обитатели особняка собрались за завтраком в малой столовой. Лукомский, видя сияющее лицо Полины, с искренним интересом расспрашивал ее о вечере, и она охотно делилась с ним своими впечатлениями. Серж был доволен ничуть не меньше сестры, и только Докки, слушая восторженный рассказ золовки, все больше мрачнела, досадуя на так некстати разыгравшуюся вечером мигрень. Она успела привыкнуть к тому, что внимание Сержа принадлежит безраздельно ей, поэтому сегодняшний завтрак ей решительно не нравился: она дважды попыталась пожаловаться на плохое самочувствие, но не удостоилась в ответ даже дежурного сочувствия, и теперь сидела за столом со страдальческим видом. И хотя мигрень у нее прошла, но утром Докки почувствовала, что вчера во время столь памятного вояжа по столичным лавкам умудрилась подхватить простуду, да только кому интересно выслушивать ее жалобы, если Полин соловьем разливается о чудном вечере у Каменских?

После завтрака Сергей планировал перебраться на квартиру, которую он снял для семьи на время сезона, а вечером обещал повести своих дам в театр. Для Полины более приятной перспективой могла быть только встреча с Павлом Николаевичем. Но, увы, все это лишь мечты, — грустно улыбнулась девушка. И хотя простились после бала они очень тепло, князь не выказал даже намека на желание увидеться вновь.

Апартаменты, снятые Сержем, и на Докки, и на Полин произвели неизгладимое впечатление. Сняв перчатки и плащ, девушка неспешно прошлась по комнатам, сравнивая обстановку арендованной квартиры с их домом. Полина отметила, что хоть и содержалась усадьба в Кузьминке в идеальном порядке, однако же и в половину не была столь же роскошно обставлена. По словам управляющего, ранее квартиру эту снимал какой-то весьма состоятельный человек для одной известной актрисы, своей содержанки, но не так давно madam получила отставку у своего покровителя и вынуждена была съехать, потому как сама платить за нее была не в состоянии. Обойдя всю квартиру, Полин застыла на пороге одной из спален. Роскошь обстановки была прямо-таки варварской, но в первую очередь взгляд притягивало огромное зеркало в резной раме. Почему-то девушке представилось, как неведомая ей красавица придирчиво разглядывает свое отражение в зеркале, медленно поворачиваясь вкруг себя. В том, что прежняя хозяйка апартаментов была красавицей, у Полин не было ни малейшего сомнения.

— Нравится? — услышала она голос брата за спиной.

— Да, — задумчиво протянула Полин, оборачиваясь к нему. Она хотела было добавить, что почему-то чувствует здесь себя неуютно, но Серж опередил ее.

— Тогда располагайся. Я Глафиру пришлю.

Пожав плечами, Полин выглянула в окно, выходящее о внутренний дворик и еще раз огляделась. Комната как комната. Какое ей дело до того, кто здесь жил до нее? Да и они, судя по всему, надолго тут не задержатся, только до конца сезона. Гораздо больше ее волновало другое: какое платье надеть на вечернее представление? За всю свою жизнь Полин была в театре всего два раза, да и то в крепостном по приглашению соседей. Перебрав вместе с Глашей весь свой гардероб, она остановила выбор на ярко-синем бархатном платье с отделкой из белоснежного кружева. Докки ехать в театр отказалась, ссылаясь на плохое самочувствие, но при этом не преминула продемонстрировать свою обиду на то, что вечер ей вновь придется коротать в одиночестве.

Как обычно, в день премьеры Александринский был переполнен. Давали комедию "Холостяк", и пресыщенная столичная публика спешила порадовать себя чем-то новеньким. К тому же в одной из заглавных ролей был заявлен Щепкин, несомненный актерский талант которого уже снискал ему славу не только в Москве, но и в Петербурге.

Полин была поражена количеством зрителей. Было заполнено все: от роскошных лож до партера и галерки. Сержу удалось заполучить билеты в партер, чему он был несказанно рад, потому как все ложи были раскуплены заранее по абонементу. Места, которые им достались, были расположены так, что видеть можно было только левый край сцены, и, сколько бы Полин ни вытягивала шею, толком рассмотреть происходящее ей не удавалось. Донельзя расстроенная этим, она принялась рассматривать публику, собравшуюся в этот вечер на представление, а подняв глаза туда, где располагался первый ярус лож, встретилась взглядом со знакомыми серыми глазами. Сердце пустилось вскачь, щеки обдало жаром, и, не совладав с волнением, девушка, вежливо кивнув на приветствие Шеховского, поспешила отвести взгляд. Она вновь попыталась смотреть на сцену, но затылком ощущала его взгляд, а потому ерзала на сидении до самого антракта.