Повисла неловкая пауза. Даша прикусила губу. Ох, зря она сюда приехала. Стоило только увидеть княгиню Шеховскую, как все ее былые страхи вновь подняли голову. Разве ж можно забыть такую женщину? — вздохнула она.

— Ну, я, пожалуй, поеду. Мне к обеду вернуться бы…

— Позвольте, я провожу Вас, — очнулся от задумчивости Павел.

— Мне так неловко, что вот так без предупреждения свалилась Вам как снег на голову, — улыбнулась Долли, опираясь на предложенную руку.

— До свидания, Юлия Львовна, — обернулась она.

— До свидания, — улыбнулась Жюли, но улыбка ее вышла неестественной, будто приклеенной к лицу.

Встав у окна за портьерой, чтобы не выдать своего присутствия, Жюли не спускала глаз с пары, занятой разговором во дворе. Конюх подвел великолепную каурую и Павел подсадив девушку в седло, махнул ей рукой, прощаясь. Проводив глазами всадницу, Юленька сердито дернула ткань портьеры. Как он любезен с ней! Два года была его невестой, два года. Ведь Поль с ней жизнь свою намеревался связать и не объявись его жена, нежданно, негаданно, так и было бы. Что ж его выбор вполне объясним: в ней так и цветет свежесть юности, а легкий налет неискушенной наивности ей весьма к лицу. Но то, что она здесь, означает, что и Серж приехал! Жюли грустно улыбнулась, — приехал и даже записки не написал, а она сама даже не удосужилась поблагодарить его за все, что он сделал для нее. Ну ничего, лучше поздно чем, никогда, — отошла от окна Жюли. Через месяц ее день рождения, и она непременно пригласит чету Левашовых.

Вечером после ужина, Юленька завела разговор о том, кого пригласить на торжество в Закревское.

— Мon coeur (сердце мое), это Ваш день рождения, — заметил Поль, — Вам решать кого бы Вы хотели видеть.

— Значит ли это, что Вы не будете возражать, если я приглашу графа Левашова с супругой?

Павел опустил глаза:

— Ну, куда же без милого сердцу друга, — усмехнулся он. — Приглашайте, соседи как никак.

В течение недели Жюли разослала приглашения по соседям, с которыми успела свести близкое знакомство еще при жизни Василия Андреевича. Вернувшись под именем княгини Шеховской, Юленька возобновила прежние знакомства. В обществе ее историю сочли весьма занятной и чуть-чуть скандальной. Приезжавшие в Закревское с визитами соседи после знакомства с князем Шеховским, находили его очаровательным и вполне заслуживающим репутации добропорядочного семьянина. Молодость, — вздыхали пожилые матроны, возможно, когда-то князь и был polisson (повеса), но ныне заботливый муж и отец.

Жюли долго думала над тем, писать ли приглашение Вирановскому, и, в конце концов, написала Михаилу, что будет рада видеть его в Закревском на свой день рождения. Он ведь был довольно частым гостем у них раньше, так почему она должна отказать ему от дома из-за недоразумения, что случилось после приезда Шеховского. К тому же, именно это недоразумение привело Павла в Закревское, — с улыбкой вспомнила она, — да и вечно лелеять свои обиды не есть признак хорошего воспитания.

Тем более сейчас, когда она так счастлива, что казалось бы весь мир обняла бы, простила бы всех своих недругов. Да разве и может быть иначе, если тот, о ком сердце молило в разлуке все то время, с тех пор, как вернулась к ней память, нынче здесь, рядом с ней. Господи! Спасибо тебе! — прошептала беззвучно прикрыв глаза и едва не вскрикнула, когда сильные руки обняли со спины так, что перехватило дыхание.

— Скажи мне, mon ange, — прошептал ей на ухо, опаляя щеку жарким дыханием, — скажи мне правду.

— О чем ты? — повернулась в его руках, с улыбкой глядя в потемневшие глаза.

— Какие отношения тебя с графом Левашовым связывают? Скажи, чтобы не мучился более сомнениями, здесь и сейчас.

Улыбка слетела с ее уст, отстранившись, отошла обхватив себя руками, будто отгораживаясь от него.

— Я ведь тоже могу спросить, mon cher. Почему Вы ее выбрали?

— Долли? — нахмурился Шеховской.

Рассказать ли как болело сердце, рвалось на части от той новости, что получил от отца в Иркутске? Как плакал над тем злосчастным письмом, что навсегда хоронило любую надежду. Что смерти желал, как избавления от мук. Как боялся, что не сможет пережить еще раз такой потери! Потому и выбрал ту, к которой холодно сердце, которая к нему холодна, ведь тогда не причинит он боли ни себе, ни ей. Вспомнилась Сашенька Ельчанинова и тоскливый влюбленный взгляд ее, что заставлял жалость к ней испытывать, ведь на иное чувство он считал себя уже не способным. Заговорил медленно, тщательно обдумывая каждое слово:

— Вы же понимаете, ma cheriе, что от меня того ждали? Дарья Степановна не испытывала ко мне нежных чувств, как и я к ней. Сей союз был бы основан не на взаимной симпатии и велениях сердца.

Жюли молчала, только смотрела на него пристально. Ждала, что он скажет дальше. Вздохнув, Павел решился.

— Я искал Вас в тот день и всю последующую неделю. Не хотел, не мог поверить тому, во что уверовали уже все остальные. Надежда — это все, что оставалось мне, только ей одной и жил. А потом, по столице поползли грязные слухи, которые связали Ваше исчезновение и отъездом в Париж графа Левашова.

Жюли побледнела и поднеся к губам кулачок, чуть прикусила кожу на костяшках пальцев.

— Видит Бог, я не знала о том, — прошептала глядя ему в глаза, что в сей момент подернувшись дымкой воспоминаний поистине были зеркалом души, отражая всю ту боль, что он вновь переживал, рассказывая ей обо всем.

— Мне предложили поступить на службу к генерал-губернатору Восточной Сибири графу Муравьеву. В столице я оставаться дальше не мог и потому, почти не раздумывая согласился. Только там в Иркутске, когда дни мои были заняты делами, я мог хоть ненадолго отпустить Вас, ma сherie, из своих мыслей. Хуже всего было по ночам: ежели сон приходил ко мне, то я видел Вас, ежели моей спутницей становилась бессонница, Вы и только Вы вновь были в моих мыслях. А потом пришло письмо от отца о том, что Ваше тело было найдено в Финском заливе, — Павел сглотнул ком в горле, что мешал говорить. — Я вернулся в Петербург. Первой мыслью, которая пришла ко мне на Вашей могиле, было попроситься обратно в действующую армию, в Тифлис.

Жюли сморгнула слезы, навернувшиеся на глаза, и шагнула к нему, пряча эти слезы на его груди, в его объятьях. Как же больно было слушать эту исповедь, представлять себе, что он пережил в те дни.

— Поль, не думай плохо обо мне. Серж… граф Левашов, — поправилась она, — мне только друг, и никогда не был ни кем иным.

Поглаживая вздрагивающие плечи, Павел коснулся губами ее виска.

— Полно, ma сherie, не плачь, не рви мне сердце. Отныне я хочу видеть только твою улыбку.

— Так и будет, так и будет отныне, — улыбаясь сквозь слезы, прошептала она, поднимая к нему лицо, видя, как он склоняется к ней, сама поднялась на носочки, подставляя губы его губам, положив руки на грудь, чувствуя, как под ладонью бьется сердце.

Глава 38

Второй день лета выдался жарким и солнечным. Юленька беспокоилась, что погода может испортить задуманное ею, но к ее великой радости на горизонте не было ни единого облачка. Торжество решено было устроить на свежем воздухе в большой парковой беседке, где с самого раннего утра суетилась прислуга, сервируя большой стол к обеду.

Утром Жюли проснулась от того, что что-то едва ощутимо коснулось ее лица. Открыв глаза, она увидела улыбающееся лицо супруга. Рядом с ней на подушке лежала только что сорванная ветвь чубушника (садовый жасмин), аромат которого кружил голову.

— С днем рождения, mon ange! — прошептал Павел и разжал руку.

Рубиновая подвеска на тонкой золотой цепочке качнулась перед ее глазами.

— Какая красота, — улыбнулась Жюли, подставляя ладошку и принимая дар. — Я непременно надену ее сегодня.

— Позволь я сам, — улыбнулся Поль.

Повернувшись к нему спиной, Жюли перебросив на грудь косу, что заплетала на ночь, дабы не спутались волнистые пряди, замерла, ощущая легкое касание его пальцев, пока он возился с застежкой, а потом, провел ладонями по ее плечам, спуская с них тонкие бретели сорочки, и губами прижался к шее. Тихо ахнув, Юленька откинулась ему на грудь. Жаркое касание сильных мужских рук, вызвало томление во всем теле, тихий стон сорвался с губ, она и охнуть не успела, как оказалась под ним.

— Поль, двери, — прошептала ему в шею, опасаясь, что войдет Таша и застанет их вот так.

Поднявшись, Павел повернул в замке ключ и на ходу стянув рубашку, вернулся к ней в постель.

— Думаю, пора подумать о том, чтобы у Николки братец али сестра появились, — прошептал, покрывая поцелуями, шею грудь, плечи.

— Уже, — прошептала Жюли, заливаясь румянцем. — Я собиралась тебе сказать.

Оторвавшись от нее, Павел сел на кровати, положил руку на пока еще плоский живот, легко поглаживая бархатистую кожу.

— Дивная моя, — прошептал чуть слышно. — Милая моя, любимая, желанная, счастье мое, — взяв в руки ее ладонь, поцеловал каждый пальчик. И таким счастьем светились в тот момент его глаза, таким теплым светом, что защипало в глазах и в носу. Крохотная слезинка выкатилась из-под ресниц и скользнула в темные кудри на виске.

— Отчего слезы? Неужели не рада? — мгновенно подобрался он.

— От счастья, mon cher, от счастья эти слезы. От счастья быть с тобой, любить тебя, видеть тебя, слышать тебя.

В двери тихо постучали.

— Барыня, Вы поднялись? — послышался голос Таши.

— Позже, — громко ответил Павел, улыбаясь жене и вновь увлекая ее в смятую постель.

К полудню стали собираться гости. Хозяйка в очаровательном муслиновом платье цвета красного вина встречала прибывших на пороге беседки. Жюли не стала надевать шляпку, украсив сложную прическу лишь веточкой чубушника, что так ярко выделялась на темных блестящих локонах.