Поздним февральским вечером напротив роскошного особняка на Сергиевской остановился дорожный экипаж и крытый возок. Николка, до того мирно дремавший на коленях Павла, проснулся из-за поднявшейся вокруг суматохи, протер заспанные глаза и, обхватив руками шею отца, спрятал лицо на его плече. Выбравшись из экипажа с сыном на руках, Павел подал руку жене, когда двери особняка распахнулись, и навстречу уставшим путникам выбежала прислуга. Жюли застыла на ступенях, отрешенно взирая на суету, поднятую вокруг их багажа.

— Идемте же, ma cherie, — обратился Поль к супруге. — Первый шаг всегда самый трудный.

Войдя в просторный вестибюль, Павел улыбнулся сыну.

— Ну, вот мы и дома, — обратился он к мальчику, осторожно ставя его на пол.

Ники уцепился за полу отцовской шинели и с любопытством оглядывал огромный холл особняка. Жюли, остановившись за спиной супруга, замерла в нерешительности — одному Богу известно, чего ей ждать от встречи с родственниками. Заметив ее волнение, Павел привлек ее к себе, слегка обняв за плечи и коснулся быстрым поцелуем дрожащих губ.

— Здесь тебе нечего бояться, — прошептал он, заглянув в ее испуганные глаза. — Никто не посмеет обидеть мою жену, даже мой отец, — высказал он ее самые потаенные страхи.

Письмо от Павла Николай Матвеевич получил за неделю до приезда сына. Князь несколько раз перечитал его, прежде чем сообщить супруге о том, куда и зачем уехал Поль. Эти семь дней ожидания и неизвестности тянулись неимоверно долго, и потому, едва Николаю Матвеевичу доложили о приезде сына с семьей, он сам поспешил им навстречу. Софья Андреевна, отдав распоряжение накрыть ужин в малой столовой, торопливо спускалась по лестнице, когда заметила супруга, входящего в вестибюль со стороны северного крыла дома. Жюли робко улыбнулась своей belle-mХre (свекровь), наблюдая, как насторожённость в ее глазах сменилась удивлением, а затем и радостью, стоило ей разглядеть Николеньку, нерешительно отступившего за спину отца при виде незнакомцев.

— Николя, — обратилась она к мужу, как во времена далекой молодости, — Николя, Вы только посмотрите, какой мальчик! Боже мой, какой он хорошенький и несомненно Шеховской!

— Маменька, папенька, — шагнул им навстречу Поль, взяв сына за руку, — Прошу любить и жаловать — мой сын и ваш внук, Шеховской Николай Павлович.

Николай Матвеевич удивленно приподнял бровь, точно так, как это делал Поль и, бросив быстрый взгляд на невестку, наклонился к мальчику.

— Ну, здравствуй, Николай Павлович, — протянул он руку своему внуку.

— Bonjour, monsieur (Здравствуйте, сударь), — со всей серьезностью склонил колову в поклоне Николка, вложив свою ладошку в протянутую руку деда.

— Он по-русски-то говорит? — проворчал Николай Матвеевич, обратившись к Жюли. — Или Вы там в своем Париже уж совсем родную речь позабыли за ненадобностью?

— Добрый вечер, Николай Матвеевич, Софья Андреевна, — склонила голову в учтивом поклоне Жюли. — В Париже мы не были, но были с Василием Андреевичем в Италии, и Николка говорит и по-русски, и по-итальянски, — ответила она на вопрос свекра.

— Юленька, — шагнула ей навстречу Софья Андреевна, — мы, как только письмо от Павлуши получили, так ждали вас! Ну что же мы на пороге стоим! Потом все разговоры, потом! — улыбнулась она дорогим гостям и кивнула дворецкому, — Федор, голубчик, проводи.

Перед ужином Юленька поднялась в детскую, где разместили Ники и его няньку. Комната, в которой когда-то вырос Павел, была заново обставлена. И в самом деле, ждали, — улыбнулась Жюли, пригладив темные кудри спящего Николки, и направилась в столовую. Павел уже ожидал ее и, предложив жене руку, распахнул двери.

Странный это был вечер — никто почти не притронулся к ужину. Говорил в основном Павел: рассказал об отправленном еще в Иркутск, но прочитанном только в Петербурге письме графа Левашова, о том, как нашел жену в Полтаве, обо всем том, что узнал от Жюли о ее жизни в качестве приемной дочери Закревского.

— Ну вот, теперь вы знаете обо всем, — обратился он к родителям. — И мне нужна будет ваша помощь.

Николай Матвеевич задумчиво отпил вино из бокала и, отставив его в сторону, вперил долгий взгляд в невестку:

— Удивительно, что на Вашем пути встретился именно Василий Андреевич! Не иначе, как промысел Божий, и не нам судить о том, — заметил он. — Ну, о том, что Вы внучка Юлии Михайловны я знал давно, был у нас как-то разговор с Вашим папенькой, да и Ваше сходство с покойной бабкой просто невероятно. Другое дело, как теперь объяснить всему свету Ваше чудесное воскрешение?

Юля опустила глаза. Да и что она могла сказать? И оправдываться вроде не в чем, и вины за ней никакой нет, а все равно получается, что виновата.

— Я думал о том, отец, — заговорил Павел. — То, что вместо моей жены похоронена другая женщина — это случайность, и это единственная часть всей истории, о которой можно сказать правду, как она есть.

— Что ты имеешь ввиду? — насторожился Николай Матвеевич.

— Никто не должен знать ни о потере памяти, ни об Анне Закревской, — продолжил Павел. — Для всех моя жена сбежала от меня к своему родственнику, потому что я дурно обращался с ней.

— Но Поль! — ахнула Софья Андреевна. — Это же явная ложь! Да и кто поверит в это?!

— Маменька, — вздохнул Павел, — подумайте лучше, что будет, если открыть правду? Кто поручится, что мою жену не сочтут умалишенной? Что общество не будет чураться ее? Или, того хуже, не станет насмехаться над ней?

— Ты отдаешь себе отчет в том, что собираешься сделать? — поинтересовался Николай Матвеевич. — Многие двери могут оказаться закрытыми пред тобой. Те, кто считал себя твоими друзьями, при встрече с тобой могут и руки тебе больше не подать.

— Значит, так тому и быть, — положив руку поверх руки Жюли, ответил Павел. — Потому мне и нужна ваша помощь. Вы, маменька, пригласите на чай кузину Мари и расскажете ей душещипательную историю о том, как я изменял своей супруге, всячески унижал ее достоинство и безосновательно ревновал ее к графу Левашову, как не поверил, тому, что ребенок, которого она носит мой, и тогда Жюли оставила меня, а ныне я раскаиваюсь в своем отношении к супруге и готов любым способом загладить свою прежнюю вину перед ней.

— Поль, о чем ты? — вздохнула Софья Андреевна. — Мари ни за что не поверит во всю эту историю, уж ей-то очень хорошо известно, как ты относился к своей жене!

За столом воцарилось молчание.

— Я знаю, что нужно делать, — нахмурился Николай Матвеевич и посмотрел на Жюли. — Я постараюсь этого не допустить, но надеюсь, что Вы, сударыня, способны по достоинству оценить, что Вам в жертву принесена репутация моего сына, человека в высшей степени благородного и неспособного на подобную низость.

— Николай Матвеевич, — подняла голову Юленька, взглянув в лицо старого князя, — видит Бог, по мне, так пусть лучше меня сумасшедшей считают…

— Жюли, — перебил ее Павел, — уж лучше пусть я буду негодяем в глазах общества, чем Вам доведется терпеть оскорбительные намеки и насмешки.

— Что Вы собираетесь делать, mon cher? — поинтересовалась Софья Андреевна.

— Я не так давно в отставке, — улыбнулся Николай Матвеевич, — и влиятельные друзья при дворе у меня все еще остались. Завтра я пойду на прием к министру внутренних дел Бибикову, нам все равно нужно уладить дела с восстановлением в правах твоей супруги, — повернулся он к Павлу.

— Благодарю Вас, отец. Ну, а нынче время уж позднее, да и мы с дороги, — поднялся из-за стола Павел, предлагая руку жене, — увидимся завтра.

— Добром это не кончится! — покачал головой Николай Матвеевич, едва за Павлом, и Жюли закрылась дверь. — Если бы не мальчишка, ноги бы ее не было в этом доме. Главное, и угадала же Николаем его назвать!

— Mon cher, это все промысел Божий! — вздохнула Софья Андреевна. — Как ей еще было его назвать, если он как раз на Николу зимнего родился? А Поль пойдет за ней на край света, и Вы это знаете не хуже меня.

— Поистине роковая страсть, — проворчал Николай Матвеевич.

— Не страсть, но любовь! — улыбнулась Софья Андреевна. Любовь, дарованная Господом до гробовой доски. Вспомните, каким был наш сын раньше, и каким стал сейчас. Пять лет прошло, а он не забыл. Жаль, что с Долли так вышло, без малого два года помолвлена была, и вот….

— За mademoiselle Балашову можете не волноваться, — усмехнулся князь. — Граф Левашов сделал ей предложение.

— Сергей Александрович? — ахнула Софья Андреевна. — Подумать только, один из самых завидных женихов столицы! Странно, что я не заметила этой симпатии, ведь в последнее время мы много общались с Дашенькой.

— Предложение сие, как говорят, было сделано под давлением неких обстоятельств, — пожал плечами Николай Матвеевич. — Как оказалось, Дарья Степановна не такая уж скромница, какой казалась на первый взгляд.

— Полно злословить, Николя! — отмахнулась Софья Андреевна. — Долли благовоспитанная барышня, и я никогда не поверю в подобные глупости. Но, впрочем, я рада за нее: все же с этой помолвкой так некрасиво вышло!

— Ваше право, — отозвался Николай Матвеевич. — Завтра нас всех ожидает нелегкий день, и потому предлагаю подумать уже об отдыхе. Позвольте, я провожу Вас, — подал он жене руку.

Юленька готовилась ко сну, когда дверь, смежная с покоями ее супруга, тихо отворилась, и Павел показался на пороге.

— Не могу отпустить тебя, — улыбнулся он. — Все мне кажется, что стоит отвернуться, и ты исчезнешь. Или, того хуже, все это окажется сном.

Молча шагнув в раскрытые объятья, Жюли прижалась щекой к его груди, там, где под тонким полотном рубашки билось сердце.

— Мне Полину хочется увидеть, и Сержа, — прошептала она.

— Завтра, ma cherie, — отозвался Поль. — Завтра поедем к Горчаковым, а Сергея Львовича, насколько мне ведомо, в столице сейчас нет.