— Если вы уедете, куда пойдете? Леда увидела свое отражение в высоком зеркале между окон. Она испугалась, что утратила прежний облик — ее волосы спадали по плечам, все еще неубранные, лицо залито слезами, глаза стали огромными на бледном лице.

Она расправила пальцами складки на юбке, отвернувшись от своего изображения.

— Я хотела стать машинисткой. Я могла бы зарабатывать… Если бы у меня было рекомендательное письмо…

Леди Тэсс не ответила на невысказанную просьбу. Она прижала кончик булавки к пальцу.

— Вы считаете, что Сэмьюэл ничем вам не обязан? — спросила она мягко.

К своему отчаянию, Леда готова была заплакать горючими слезами. Она закусила губу, стараясь сдержаться.

— Нет, мэм.

Леди Тэсс отложила в сторону булавку от шляпы.

— В самом деле? Полагаю, что я, естественно, больше ему верю, чем вы. Мне хотелось бы знать, что он скажет об этом.

— Он должен жениться на леди Кэй, — быстро сказала она, иначе ей было бы это не произнести.

Леди Тэсс поворачивала чанную ложку на блюдечке.

— Я не слышала, чтобы такая помолвка была объявлена.

Леда внезапно вспомнила, что леди Тэсс была против этой женитьбы, что она была чрезвычайно удручена, когда лорд Грифон сказал ей о намерениях мистера Джерарда. Дыхание ее стало глубоким.

— Мэм, это очень глупо, вы не сможете заставить его — он не станет на мне жениться!

— Боюсь, что это правда. И вы свободны уйти, если решите, моя милая, потому что вам будет очень тяжело оставаться здесь. Он легко с этим не смирится.

— Вы хотите, чтобы я помешала их браку? Вы так противитесь этому союзу?

Пожилая женщина нахмурилась, глядя на окно за зеркалом.

— Я люблю свою дочь. Я люблю Сэмьюэла. Я не хочу, чтобы вы меня неверно поняли, но у меня более глубокая привязанность к Сэмьюэлу. Кэй и Роберт — мои дети, я хочу, чтобы их ничто не огорчало, чтобы они были счастливы всю жизнь. Но Сэмьюэл… Он сильный, намного сильнее, чем я могу вам сказать. — Она печально улыбнулась и покачала головой. — И я безумно хочу, чтобы он был счастлив.

Леда смотрела на красно-синий ковер у ее ног.

— Мэм, — смущенно сказала Леда, — как чудесно было бы иметь такую мать, как вы.

— Ну, — сказала она отрывисто, — останьтесь и дайте ему шанс поступить, как должно.

Мысль, что он может, действительно, «поступить, как должно» казалась столь болезненной, обескураживающей, что у Леды опустились плечи.

— Думаю, мне следует уйти, мэм.

— Леда… разве он вам вовсе безразличен? Она отвернулась, чтобы скрыть лицо.

— Он любит вашу дочь.

— С этим покончено.

— Только вчера — колье…

— Моя дочь — ваш друг, Леда. Разве можно предположить, что она обручиться с ним, зная, что он овладел вами? Если она любит его, то первое, что будет ждать от него, и я тоже этого жду, что он выполнит свой долг по отношению к вам. Верить ему меньше — было б оскорблением.

— Выполнить свой долг. — Голос Леды был вялым,

— Да, я полагаю, что так и следует поступить. — Она вздохнула. — Это не мир мечты, дорогая. Как бы невинно вы не действовали, вы совершили нечто реальное, что имеет реальные последствия. Может быть ребенок. Вы не думали об этом?

Леда вскочила в шоке. Она уставилась на леди Тэсс.

— Так появляются дети. — Леди Тэсс кивнула в сторону постели. — Капустные листья — это выдумки.

Леда широко раскрыла ладони, как бы отбрасывая эту мысль.

— Вы уверены?

— Да. — Она улыбнулась. — Совершенно уверена. Но что ребенок будет в результате этой ночи — нет, я не могу быть уверенной. Это только возможность.

— О, мэм! — мир померк. — А как я узнаю?

— Потребуется несколько недель. Если у вас не будет месячного цикла, это и будет точным знаком.

Леда начала задыхаться. У нее потемнело в глазах.

— Леда! — резкий голос леди Тэсс и руки, ее поддерживающие, не дали девушке потерять сознание и упасть. Леда оказалась на стуле. — Держитесь, держитесь… Не впадайте в панику, милая. Не пугайте себя. Тихо, моя храбрая девочка, тихо, не плачь. Он позаботится о тебе, Леда, ты не одна.

Сэмыоэл смотрел пристально в зеркало. В его власти было превратить свое лицо в контур и тень, оно могло получить любой требуемый облик. Ложь и иллюзия были инструментом его учения. Он никогда не должен был растворяться между реальностью и обманом.

Сейшин. Сердце целиком. Сейшин-сейт.

Он закрыл глаза, потом снова открыл. Он не видел истины. Не было цельности. Он видел только себя самого, свое жесткое лицо, застывший рот и челюсти, глаза, светящиеся в отблеске света от окна гардеробной.

В его прошлом они считали его красивым. Красивое развлечение. Красивый, полный искушений юнец.

После его жестокого обучения у Дожена, ни одна царапина не оставила шрама. Не остался даже след от синяка. Ничто его не портило.

Он не любил свое лицо. Повернувшись, резким движением он сбросил запонки с туалетного стола. Тайные предметы, что он всегда носил с собой, были уже помещены в его утреннюю одежду, а его удобный восточный костюм лежал темной нарядной кучей — «спортивный костюм», как называли его горничные.

Ее запах, и его собственный все еще ощущался в нем. Мгновение он постоял, вдыхая его. Тело его напряглось.

Было еще хуже, он знал. Была память, живая и свежая, чтобы разжечь огонь. Желание имело свою жизнь и волю. Его вдохновляла даже сама мысль о ней.

Он заплатит, чтобы она уехала. Это, как он знал, требовалось. «Леда», — подумал он, но кроме имени у него ничего не оставалось.

Радость была внутри него, как пытка. Он должен все взять под свой контроль. Поговорить с ней, все уладить, овладеть ситуацией. Как он мог позволить себе спать, как будто он был слеп и глух, как он мог ничего не слышать, не почувствовать опасности, позволить…

Леди Тэсс…

Все его тело вспыхнуло от стыда.

«Чикушо» — он тихо выругался, называя себя животным. И он им был. Боже. Он был.

Гости покидали дом, хотя никто не торопился. В переднем зале стояли в углу три чемодана и сундук. Завтрак был подан в буфете. Хотя было уже два часа пополудни, лампы еще освещали серебряные блюда с ветчиной и куропатками, от которых исходил аромат, встретивший входящего Сэмьюэла. Хэй и Роберт наполняли свои тарелки.

— Джерард. — Лорд Хэй коротко ему поклонился. Роберт держал свою наполовину наполненную тарелку и взглянул на Сэмьюэла, как будто не узнавая его. Затем он посмотрел вниз и отправил себе в рот кусок сыра.

— Готов поговорить с вами, сказал он. — Приватно.

Сэмыоэл остановил свой жест удивления. Роберт никогда не изъявлял желания разговаривать с ним «приватно».

Шум в холле, где собирались гости и слуги, заставил его отвернуться. Утбери уезжали. Роберт сделал гримасу, отставил тарелку и вышел попрощаться.

Сэмьюэл обслужил себя и уселся за большой стол. Он и Хэй ели молча, на разных концах стола, покрытого длинной белой скатертью. Между ними не было ничего общего, и они обменивались холодными поклонами, Сэмьюэл не мог даже соблюдать требований вежливости.

Старшая из сестер Голдборо остановилась в дверях буфетной, заглядывая внутрь.

— Мы пришли попрощаться и пожелать веселого Рождества.

Хэй и Сэмьюэл поднялись. Пока Хэй произносил вежливые слова о погоде и о путешествии на станцию, Сэмьюэл пробормотал банальнейшие фразы. Оя хотел, чтобы все они пошли к черту.

О чем хотел говорить с ним Роберт?

Две девицы Голдборо помоложе пришли, закутанные в теплые пальто, с заячьими муфтами. Он поклонился им, поцеловал им руки, когда ему их протянули, ему ничего другого не оставалось делать. Они смотрели на него широко раскрытыми глазами смешливого восхищения, как они смотрели на него с тех пор, как он был им представлен.

Хэй ушел вместе с ними из буфетной. Сэмьюэл минуту постоял, потом оставил незаконченным свой завтрак и ушел вместо холла в пустую гостиную. Затем побрел в бильярдную. Она тоже была пуста. Он прошел по дальней лестнице и остановился в холле возле комнаты мисс Эту-аль.

Никто не ответил на его стук. Он не мог рисковать и задерживаться здесь. Когда он повернулся, то встретил Кэй, идущую из детской.

Она тащила на плече Томми. У ребенка были красные глаза, он был недоволен, он лучше бы поспал, чем перейти без церемоний на руки Сэмьюэлу.

— Кэй, — сказал Сэмьюэл и остановился, ему хотелось заплакать.

— Ну вот, разве он не хочет тебя, Томми? — по-детски промурлыкала она. — Иди тогда снова ко мне. Ну вот, ну — .. — Она подхватила ребенка, сбоку взглянула на Сэмьюэла.

— Это правда? Он весь похолодел.

Она гладила Томми, глядя на Сэмьюэла с поднятыми бровями.

— Что правда? — он не знал, как нашел силы говорить. Кэй покачивала Томми.

— Все говорят, что вы и мисс Леда…

Она продолжала, но он больше не слышал слов. Он слышал только, как его сердце стучало, отдаваясь в ушах; молчаливый невыносимый стук его разрушенной жизни.

— Нет. — Он это отрицал. Он не мог допустить, чтобы она в это проверила. Звук этого «нет» замер в холле. Он слышал лишь эхо, как будто это произнес кто-то другой.

Томми хныкал, ухватившись кулачком за воротник Кэй, спрятав лицо у нее на плече. Мягкое щебетанье птиц доносилось из листвы в главном холле.

Она закусила губу, ее лицо выразило тревогу.

— Я подумала, что это ужасный слух, я сказала мисс Голдборо об этом. Но, Мано, ты не должен… Ты должен мне сказать правду, если это произошло.

Он смотрел на нее.

— Мано, ты не будешь мне лгать?

Его грудь опустилась. Он смотрел в сторону.

— О… — в ее голосе было отчаяние. — Мано.

— Кэй, это ничего не значит. Это… — он сжал челюсти. — Господи, ты не понимаешь, — сказал он с силой. — Ты не сможешь понять.

— Это ничего не значит? — Она уставилась на него.

— Нет.

Голос ее зазвенел.

— Ты утверждаешь, что это правда и что это ничего не значит? — лицо ее изменилось. — А что станет с Томми? С мисс Ледой? Я не ожидала этого от тебя! Ты не можешь сказать, что это ничего не значит. — Томми начал плакать, его отчаянные вопли усилили ее горячность, но она не остановилась.