— Не уверен, что смогу.

— И все же надо попробовать выбраться, настаивала она. — Голос ее окреп. — Или вы наделаете много ужасного, громкого шума. И потом, что я смогу сделать? Что подумает миссис Докинс?

Его рот скривился в иронической усмешке.

— Почему вы не переедете отсюда, если вас так заботит, что подумает миссис Докинс?

— У меня нет ни денег, ни надежды найти работу. Впрочем, мистер Джерард, это не имеет к вам никакого отношения.

Он повернул голову и взглянул на ее из-под ресниц.

— Объявлена награда за информацию о том, кто совершает кражи, — сказал он.

— Да? — спросила она слишком живо.

— Две сотни и пятьдесят фунтов.

— Да-да, я вспоминаю, что читала об этом.

— Вы можете сообщить и затем жить весьма шикарно на эти деньги.

— Леда распрямила плечи и холодно взглянула на него.

— Уверена, что порядочный человек не потребует награду за то, что он выполнил свой долг. Я буду себя презирать, если соглашусь улучшить свое положение за… эти кровавые деньги.

— И вы не считаете, что ваш долг — держать меня здесь?

— Уверена, что это мой долг, сэр. — Она глубоко вздохнула. — Но я осмелюсь заявить, что, когда я покину эту комнату, если вы позволите и не бросите в меня одну из этих чудовищных звезд, и не выбьете мне глаз, то к моему возвращению вас здесь не будет. Я не смогу полагаться на миссис Докинс, что она мне поверит, не могу привести сюда полицию после того, как вы ее чрезвычайно расположили своей двадцатифунтовой банкнотой, убедив в том, что я развлекаю мужчин в своей комнате. Вы очень удачно избавитесь от японской сабли. Предполагаю, что вы бросите ее в канал, а это постыдно, это будет бездумная варварская утрата вещи, которая, несомненно, стоила великому мастеру больших усилий и затрат времени, но это единственное свидетельство, которым я могла бы подтвердить показания, а без этого я буду выглядеть дурой, если пойду в полицию, разве не так?

— Боюсь, что это правда. Леда прислонилась к стене.

— И это действительно очень плохо, — добавила она угрюмо. — Я надеялась, что сержант Мак-Дональд получит за это повышение.

— Ваш близкий друг?

Она использовала в ответ самую светскую из манер мисс Миртл.

— Мои знакомства, близкие или нет, вас не касаются, мистер Джерард. Он улыбнулся.

— Сержант Мак-Дональд не дежурит, в это утро, как я понял?

— Не имею представления, — ответила она упрямо.

— А что вы скажете о том парне, который запечатывает особой печатью свои письма?

— Не имею понятия, о чем вы говорите. — Леда начала краснеть.

К счастью, он оставил эту тему, а только смотрел на нее несколько мгновений, а потом взглянул вниз на свою ногу.

— Дайте полотенце сюда, пожалуйста. Леда скрутила ткань в жгут. Ее затошнило.

— Идите сюда, сказал он тихо. — Только подержите мою ногу.

Она проглотила комок в горле и подошла. Опустилась перед ним на колени.

— Вам будет больно, — сказала она просто.

— Уверяю вас, что мне уже больно. Только подержите мою лодыжку, когда я попрошу, нажмите на нее. Не дергайте, а только медленно, сильно надавите. Может потребоваться нажать всем телом. — Он взглянул на нее из-под ресниц. — И что бы я ни делал, мисс Этуаль, не отпускайте.

— Будет больно.

— Если только вы отпустите.

— О боже, — сказала она. — Не думаю, что я смогу это сделать.

— Положите руки на мою лодыжку, мисс Этуаль. Она закусила губу, сделала еще один глубокий вздох и положила руки на его ногу, обернутую черной тканью. Очень осторожно она продвинула ладони вверх под свободными легинсами из черного хлопка. Пришлось вообразить себя няней, привычной к тому, чтобы касаться совершенно незнакомых мужчин. Мужчин любого типа, как в этом случае.

Над его лодыжкой ткань кончалась, и она ощутила под своими пальцами его кожу, горячую и опухшую. Сочувственно взглянула на него, в первый раз поняв опасность ранения и боль, которую он испытывал.

Он не смотрел на нее больше. Его ресницы были опущены, а лицо отрешенное, как высеченное из мрамора. Постепенно его дыхание изменялось, становилось все глубже, медленнее — она это скорее почувствовала, чем услышала. По мере того, как менялось дыхание, менялся и он, появилось что-то неземное в его облике. В утреннем свете его волосы стали золотисто-красными со множеством оттенков.

— Теперь, — пробормотал он, — нажмите. Леда слегка нажала.

— Сильнее! — Они встретились глазами, и она, закусив губу, усилила нажим. Его лицо не изменилось, она не почувствовала напряжения, сопротивления боли. Леда навалилась на ногу всем телом. Она услышала, как он заскрипел зубами.

— Не отпускайте, — попросил он, уловив ее смятение еще до того, как ее пальцы задрожали.

Она кивнула, чувствуя, что может потерять сознание, но руки не отпускала. Она закрыла глаза от страха, прежде чем увидела перелом, и смотрела только сквозь ресницы.

— Хорошо, сказал он тихо. — Очень медленно. Теперь ослабьте. Достаточно.

Девушка не удержалась и открыла глаза. Он уверенными движениями заворачивал ногу газетами — не менее дюйма шириной. Потом в ход пошли полоски из полотенца, которые он обернул вокруг колена, а также вокруг икры. Протянул ей последний кусок материи.

— Вы не перевяжете мою лодыжку?

— Его спокойная речь придала ей уверенности. Осторожно, стараясь, чтобы его нога не коснулась пола, она перевязала ее. Потребовалось немало усилий. Но Леда была удивлена, как он умело и уверенно наложил импровизированную повязку.

— Вы врач? — спросила она.

— Нет.

Что-то в его голосе заставило ее поднять голову. Теперь, когда его нога была неподвижна, он сидел очень тихо, и в какую-то секунду его глаза, казалось, потеряли способность видеть и полузакрылись. Она схватила его за руку, опасаясь, что он потеряет сознание, но он не шевельнулся, не отодвинулся от нее, казалось, он покорился ей, но продолжал следить за ее движениями. Когда она дотронулась до его руки, у нее было такое чувство, что она прикоснулась к чему-то неживому.

От резкого рывка к нему она потеряла равновесие, и получилось, что не она, а он удержал ее от падения.

— Простите меня, — выдохнула она, отпустив его руку и отступив назад. — Вам больно?

Его мягкая улыбка, казалось, излучала энергию, словно ему хотелось, чтобы луч света проник в ее сердце.

— Все хорошо. Вы сделали все хорошо. Но я хочу спросить нечто важное.

— Что? — спросила она, возвращаясь к реальности, чувствуя некоторое неудобство от этой дружеской беседы с обычным вором.

— Вы умеете писать?

— Конечно, я умею писать.

— А печатать?

Она заколебалась. Он следил за ней. Девушка несколько дольше, чем нужно, медлила с ответом, но потом ее внезапная ложь прозвучала почти естественно. Чего не сделаешь от отчаяния?

— Сорок слов в минуту, — ответила она, повторив то, что читала в объявлениях опытных машинисток. — Без опечаток.

Кажется, он принял это весьма существенное преувеличение с полным доверием.

— Мне очень нужен человек, подобный вам. Вы согласитесь работать у меня, мисс Этуаль?

— В качестве грабителя? — сухо спросила она. Он посмотрел на нее с легкой ухмылкой, покачал головой.

— С воровством покончено. Одно только пребывание в вашем высокодуховном обществе избавило меня от желания воровать. Мне очень нужен секретарь. Вас это, наверное, удивит, но я веду довольно интенсивную и законную деловую переписку. — Мистер Джерард наклонился и начал перевязывать полотенце на икре. — Похоже на то, что эта нога очень свяжет меня во время моего пребывания в Англии. Мне очень нужен кто-то, чтобы помочь мне. На Гавайях я бы платил сто пятьдесят американских долларов в месяц. С учетом нынешнего курса… Ну скажем, десять фунтов и неделю?

— Десять… фунтов… в неделю? — подхватила Леда.

— Вы считаете эти условия приемлемыми? Она облокотилась на стол, ослабев от удивления. Затем выпрямилась и решительно ответила:

— Я не могу! Я действительно не могу. Вы преступник!

— Я? — Он в упор посмотрел на нее. — Правда — это то, в чем каждый должен убедиться сам. У меня нет слов, чтобы убеждать вас.

Она закрыла лицо руками, конечно же, он преступник. Да как он может быть не преступником, если у него краденые вещи, с маской на лице он появляется среди ночи? Десять фунтов в неделю! Только нарушивший закон может так много платить за секретарскую работу. Он мог убить ее в темноте, но остался с нею, помог ей дышать, потом спрятался на чердачной балке — не джентльмен, а чудовище! Зато потом выглядел виноватым…

Она опустила руки.

— Если вы не преступник, то зачем вам воровать все эти мечи и прочее?

Несколько секунд он молчал, затем потер подбородок и сказал:

— Не могу найти слов, чтобы поточнее вам это объяснить.

— «Кража» — весьма подходящее слово, по-моему.

— Вы ошибаетесь, — он не мигая смотрел ей в глаза.

— Ошибаюсь, — повторила она скептически. Он сложил пальцы в кулак, затем разжал руку, как будто бы горсть таила в себе объяснение.

— Обман и честность. Такт и уловка. Слабость и сила. Добро и зло. Хитрость. Все это вместе.

— Я не понимаю, о чем вы говорите. Он посмотрел на нее взглядом терпеливого учителя, объясняющего что-то тугодуму-ребенку.

— Я объясняю вам свои намерения. Вы спросили, почему я беру чужое.

Неудивительно, что миссис Миртл всегда предупреждала Леду относительно опасности мужчин.

Ладно. Боюсь, что я не умею разгадывать восточные ребусы. Возможно, вы объясните мне, какие «законные» дела вы имели в виду?

— В основном, кораблестроение. Я помогаю лорду и леди Эшданд в управлении компании «Арктурус», а также у меня есть свое собственное дело «Кайпа»: кораблестроение и транспортировка грузов. У меня также есть деревянная мельница на побережье Северной Америки. Есть акции компаний, занимающихся сахаром и хлопком, акции банков. Занимаюсь еще морскими страховками. — Он улыбнулся. — Вы верите мне?