Эту маленькую курляндскую княжну оторвали от родины, привычной жизни и любовных грез, чтобы сделать пешкой на шахматной доске политики. Ее увезли от любимого человека и навязали ей другого, к тому же враждебного, не вызывающего в ней ничего, кроме отвращения. В довершение всего ее сделали немой свидетельницей связи собственной матери с другим из ее врагов! С каким цинизмом Талейран дал ей понять, что она только беспомощный ребенок, неспособный приноровиться к требованиям светских условностей.

Вызывающая жалость непокорная Доротея хотела бороться своими маленькими руками с коалицией мужчин и их греховными страстями. Чтобы сломить волю пятнадцатилетнего ребенка, император французов и Талейран вступили в союз с самим Царем, забыв и стыд и совесть! Из какого же камня они сделаны и что это за политика, ради которой еще приносятся человеческие жертвы?

Думая о своем новом друге, Марианна мало-помалу отвлекалась от своих собственных проблем, ее охватила непривычная восторженность. Она больше не одинока! И это открыло в ней новые силы к сопротивлению. Более чем когда-либо она хотела бороться с гнетущей властью мужчин, с их обманчивой любовью и грязными желаниями. Но она также хотела помочь тем из ее сестер, кто нуждался в помощи. И видит Бог, она это сделает! Ради Доротеи Курляндской, проданной, как товар, ради Аделаиды д'Ассельна, брошенной в тюрьму и изгнанной за то, что имела собственное мнение, ради Императрицы, устраненной за то, что она не могла дать наследника тирану, ради княгини Беневентской, с которой не считаются в собственном доме, ради графини де Меттерних, оставленной в залог, она, Марианна, когда-нибудь докажет, что женщина может быть самой сильной!

Таким образом, этой ночью Марианна объявила войну мужчинам.

Когда утром к ней пришел слуга-истопник, Марианна, сидя у окна, читала. Она даже не подняла глаз от книги.

Человек прочистил камин, заложил новые дрова, раздул тлеющие под пеплом угли с помощью большого меха, затем, когда работа была закончена, наступила тишина. Марианна слышала его напряженное дыхание и сообразила, что ее невнимание беспокоит его. Она наслаждалась этой невинной жестокостью. Пусть поволнуется, она ни за что не обратится к нему первая. Если он не заговорит, пусть уходит… Наконец она услышала покашливание, затем:

– Я думаю, эти дрова будут гореть хорошо, – сказал он.

Только тогда она подняла глаза и увидела мужчину средних лет, заурядного телосложения, с не привлекающим внимания лицом. Действительно, без его пестрой ливреи этот человек был бы совершенно незаметным в любом обществе: идеальный шпион. Кивком головы она указала ему на рапорт, лежавший на краю бюро.

– Письмо… там, на столе! – только и сказала она.

Человек взял конверт, засунул его в карман, затем исподлобья посмотрел на девушку.

– Меня зовут Флоке! – сказал он. – Селестен Флоке… А вас?

– М-ль Малерусс, – сухо ответила Марианна, снова взяв книгу. – Вы должны это знать.

– Конечно, я знаю! Но я спрашиваю не об этом: как вас дразнят среди коллег?

Марианна обещала себе держаться спокойно, но навязчивость этого нахала моментально пробудила в ней гнев. Не хватало ей еще терпеть фамильярность этого низкого шпиона!

– У меня нет имени! И я вам не коллега!

Пальцы ее впились в кожаный переплет книги, в то время как она старалась не отрывать глаз от текста, чтобы не видеть бессмысленное лицо Флоке. Но она не могла не услышать его язвительный смех.

– Ух, ты! – сказал он грубо. – Какая задавака! Вы за кого себя выдаете, красотка? Не надо забывать одно: то, что я – ваш шеф! Кто ж вам будет их приносить, подарочки папаши Фуше?

Это было уж слишком! Забыв всякую осторожность и благие намерения, Марианна встала и указала слуге на дверь.

– Делайте то, что вам приказано, и ничего больше! – вскричала она. – Нам не о чем и никогда не будет о чем говорить. А теперь уходите!

Флоке пожал плечами, но взял в руки корзину для дров и ящик с пеплом.

– Идет! – бросил он нагло. – Пусть будет так! Только как бы потом не пожалела. Флоке добрый малый, но ужасно не любит, когда ему на лапу наступают!

Когда он наконец вышел, Марианна подбежала к столику у изголовья постели, налила стакан воды и залпом выпила. Руки ее так дрожали, что графин стучал о стакан, пока она его наполняла. Никогда еще до этой минуты она так остро не осознавала всей глубины своего бесправия. Этот мелкий инцидент открыл ей глаза. Какой-то лакей, подлый шпик, решил, что он ей ровня! Он чуть не начал тыкать ей! Нет… Это было невыносимо! Она не могла это стерпеть… Не могла!

Тем хуже для Фуше, пусть позлится, но завтра в рапорте она потребует заставить этого Флоке держаться почтительнее, иначе она не напишет больше ни слова.

С улицы донесся приглушенный расстоянием шум кареты. И снова желание убежать охватило Марианну, ожесточенную новой встречей с отвратительным образчиком мужской породы. После всего случившегося что ей мешает надеть пальто, взять свой немудреный багаж и бежать на почтовую станцию? Она могла бы уехать в Брест… Никола, правда, вернулся в Англию, но м-м Легильвинек разве не будет рада ее появлению? Или же отправиться в Овернь на поиски неугомонной кузины, которая, может быть, радушно встретит ее?

Но, увы, это неосуществимо! Если м-ль д'Ассельна была под полицейским надзором, появление подозрительной беглой кузины стало бы причиной больших неприятностей. Что касается м-м Легильвинек, Марианна теперь вспомнила, что та собиралась оставить Рекувранс и переехать в Эннебон, куда ее больная дочь звала присматривать за детьми.

Другая идея пришла ей в голову: почему бы не направиться в Рим и там навести справки о крестном? Аббат Готье де Шазей не может, конечно, и представить себе, какие несчастья обрушились на его крестницу. Он считает, что она если и несчастливо, то безмятежно проводит время в своих владениях в сердце деревенской Англии. Безусловно, ее явное смятение заставит его помочь ей, но что подумает он в глубине души – справедливой, доброй, принципиальной – об этой Марианне, двойной убийце, поджигательнице, преследуемой полицией двух государств? При одной мысли, что он может с презрением отвернуться от нее, Марианна ужаснулась. Увы, делать нечего, приходится остаться… Хоть ненадолго, по крайней мере! Здесь все-таки была музыка и достойный г-н Госсек, который скоро придет давать первый урок и на которого она возлагала столько надежд. Господи, только бы и он не попытался обмануть ее тоже!

Внезапно нервы Марианны сдали. Она бросилась на кровать и залилась слезами. Плакала она долго и горестно, погрузившись в глубину залившей ее печали. Подумать только, что когда-то, читая знаменитые романы, которые она так любила тайком поглощать, она мечтала стать одной из тех фантастических героинь, преодолевавших без единой морщинки на платье, без единого сомнения в чистой душе худшие опасности и роковые события! Ее жизнь даже не была плохим романом! Это был форменный фарс, смешной и унизительный, медленное скольжение по грязи к пучине, которую она еще ясно не различала, но с ужасом предугадывала.

Мало-помалу рыдания стихли. Марианна немного успокоилась. Из глубины детских воспоминаний донесся басовитый голос старого Добса, научившего ее ездить верхом и владеть оружием. Однажды, когда она случайно упала в реку и вопила изо всех сил, он ей прокричал:

– Плывите, мисс Марианна! Плывите вместо того, чтобы глупо тратить силы на крик! Когда падают в воду, надо плыть.

Конечно, Добс тоже бросился ей на помощь, но и пробудившийся инстинкт помог. Она барахталась, как щенок. И в конце концов поплыла. Что ж, сегодняшняя ситуация напоминает ту. Только вода грязная, но надо по ней шлепать, пока не родятся спасительные движения, которые выведут ее в более чистое и безопасное течение.

Все же вечером она уложила в рапорт свой ультиматум Фуше. Через два дня, придя разжечь огонь, Флоке, не говоря ни слова и даже не взглянув на нее, положил на бюро конверт с большой печатью.

Внутри Марианна нашла записку без подписи: «Будьте спокойны, больше докучать вам не будут». Там же был листок бумаги, заставивший ее покраснеть до корней волос: чек Французского банка на пятьдесят наполеондоров.

Радость от сознания, что Флоке дали по рукам, омрачало ощущение стыда за эти деньги, нечестно добытые и дурно пахнущие. Первым побуждением Марианны было бросить в огонь злополучный билет. Но она передумала, вложила его в сумочку и оделась, чтобы сопровождать княгиню в церковь Св. Фомы Аквинского.

Совершенно не замечая, что каждый раз ее появление вызывало своеобразное замешательство, супруга бывшего епископа Отенского регулярно принимала участие в мессах и, добиваясь искупления грехов, щедро жертвовала на содержание церкви.

Сегодня был первый день Рождества. Г-жа де Талейран-Перигор проявила особую щедрость. Что касается Марианны, то прежде, чем покинуть храм, она незаметно опустила чек в кружку для пожертвования бедным. После чего с облегченным сердцем и улыбкой на губах, с мыслью, что нечистые деньги Фуше послужат в конце концов доброму делу, она направилась к своей хозяйке, которая задержалась на площади под обнаженными деревьями, с видимым удовлетворением выслушивая немного смущенные, но искренние изъявления благодарности молодого настоятеля принадлежащей доминиканцам церкви Св. Фомы Аквинского.

Глава IV

Поздний посетитель

Ясное холодное утро в начале января. На обледенелых крышах и в замерзших придорожных канавах вспыхивают отблески лучей немощного солнца. Резкий воздух окрашивает в красный цвет носы пробегающих прохожих, вынужденных непрерывно подниматься и спускаться с тротуаров, перегороженных открытыми воротами.

На улице де ля Луа царит оживление. Экипажей, правда, немного: только три кареты около дверей портного Леруа и наемный фиакр у Северной гостиницы, его соседки, но мелкие торговцы проявляют невероятную активность. Какой-то мужчина гнусавым голосом предлагает хворост, связки которого он везет в тачке. За ним старуха в синем шерстяном платке тащит большое ведро, выкрикивая: «Крупный чернослив! Сладкий чернослив!» На противоположном тротуаре хорошенькая девушка в красно-желтом клетчатом платье взывает: «Жареные каштаны!», в то время как примостившийся рядом с нею маленький точильщик точит ножи ожидающему с недовольной миной слуге.