Он застонал. Это был крик души, вопль, донесшийся из глубины разбитого сердца.

— Для меня было такой мукой быть с тобой рядом и не осмелиться прикоснуться к тебе, поцеловать тебя.

— Почему же ты… не…

— Потому что я люблю тебя так сильно, что не смею причинять тебе боль.

— И бросаешь меня?

Он не ответил. Глядя в одну точку, с потемневшим от отчаяния лицом, он снова заговорил:

— Я думал, что смогу продолжать играть в друзей, — это было мило. Но сегодня утром я наконец-то понял, что пора кончать этот фарс, пора бросать эти жалкие попытки, это притворство. От кого я прячусь? От самого себя! Мне невыносимо, до боли мучительно захотелось тебя увидеть.

Он перевел дыхание.

— Я чуть не бросился к тебе в комнату, просто чтобы увидеть твое лицо, твои глаза, улыбку… — он закрыл лицо руками.

— Я тоже… — прошептала Грейсила. — Я думала о тебе весь день: как только проснулась, когда завтракала, когда помогала мисс Ханселл делать заготовки, когда резала лук…

Лорд Дэмиен не выдержал и рассмеялся:

— Милая, какой лук?! Как ты можешь говорить такую чепуху? Я готов покончить с собой, а ты рассказываешь мне о каких-то консервах!

— Это жизнь, — просто ответила Грейсила. — А в жизни все существует вместе. Но быть с тобой для меня все равно, что в раю.

Он шагнул ей навстречу, и ей показалось, что сейчас он заключит ее с объятия. Но вместо этого, словно это желание рассердило его, он резко произнес:

— И как ты думаешь, как долго продлится этот рай? Ты знаешь, какую жизнь мне пришлось вести все эти двенадцать лет? Это был далеко не рай, скорее — настоящий ад, и я могу рассказать тебе о нем.

Грейсила молчала, и он продолжил:

— Неужели ты думаешь, что я позволю замарать тебя общением с недостойными тебя людьми? Неужели ты считаешь, что я способен привести тебя к печальному концу — разочарованию в жизни и особенно в любви? В любви, которая священна для нас обоих?

— Священна, — тихим эхом подтвердила Грейсила. — Именно поэтому я думаю, что она надолго. Ты искал ее, и я… ждала… Мы не можем ее так просто потерять.

— Это невозможно, милая моя звездочка. Я люблю тебя, и это чувство для меня свято. Неразумно и нежелательно продолжать наши отношения.

— Но почему? Почему ты должен уехать?

— Потому что я не смогу не видеться с тобой, если останусь здесь, в Англии. Не смогу оставаться рядом с тобой, иначе все мои принципы и светское воспитание — все пойдет прахом. Я не так силен, как ты себе это представляешь, милая. Я слаб!

Он вздохнул и продолжил:

— Я человек, который сошел с ума от любви, который сам не отдает себе отчета в своих действиях и с трудом способен отвечать за свои поступки.

Грейсила содрогнулась. Не в силах больше выносить его страдание, она бросилась ему навстречу.

— Останься… Пожалуйста, останься со мной, — взмолилась она. — Я готова пойти за тобой хоть на край света, готова стерпеть все что угодно, только… не вынесу разлуки с тобой.

Она увидела, как при этих словах нечеловеческая мука исказила лицо лорда Дэмиена. Он со стоном заслонился от нее руками, и, резко развернувшись, отошел к окну.

— Перестань соблазнять меня, — зло бросил он. — Оставь меня, Грейсила, и в один прекрасный день ты поймешь, что не дьявол искушал тебя, а ты его.

Грейсила поняла, что все потеряно.

Она продолжала стоять на месте, брошенная и опустошенная. Свет померк, и невыразимое одиночество черной бездной разверзлось перед ней.

— Если ты думаешь о том, что же теперь станет со мной, — сказал лорд Дэмиен, обращаясь скорее к самому себе, чем к Грейсиле, — то представь себе опустившегося алкоголика, потихоньку спивающегося в компании гуляк, дебоширов и отбросов общества на шумных, бестолковых вечеринках.

В его голосе было столько горечи!

— Там, конечно, будут и женщины. Если повезет, они помогут мне забыться, хотя вино это сделает не хуже.

Пока лорд Дэмиен говорил, он повернулся, и Грейсила увидела, как потемнело его лицо, как глубокие морщины прорезали его высокий лоб, как изогнулась линия его губ.

Он посмотрел ей в глаза и прочел в них такое страдание, что, казалось, ее мир безнадежно рухнул и рассыпался на кусочки и эту мозаику теперь ни за что не собрать. А Грейсила стояла посреди холодных осколков — одинокая, испуганная, дрожащая.

В мгновение ока Вирджил оказался возле нее и крепко обнял обеими руками. Она прижалась к нему, как ребенок, и спрятала голову у него на груди.

— Дорогая моя, милая, любимая! Не надо так. Я не хотел. Я забыл, что говорю с тобой. Я забыл, что ты не можешь знать, в какие глубины отчаяния способен впасть мужчина. Я люблю тебя, моя любовь принадлежит тебе одной, вся без остатка, — говорил лорд Дэмиен, целуя ее в лоб, гладя ее белокурые волосы, — жизнь без тебя меня погубит, и, надеюсь, это произойдет очень скоро.

Грейсила не издала ни звука, но он знал, что она плачет.

— Прости, милая! Прости меня! Я не стою ни одной твоей слезинки, не плачь, умоляю тебя.

Он бережно держал Грейсилу в своих объятиях, и, несмотря на охватившее ее отчаяние, эти мгновения были для нее счастьем. Она не могла говорить, а смысл его слов едва доходил до нее, настолько внезапно она оказалась сброшена с небес на землю, но тепло и сила его рук давали ей ощущение защищенности от той ледяной пропасти, которая разверзлась перед ней несколько минут назад.

— Как я мог тебя обидеть, милая моя, маленькая звездочка! Как я только смел говорить такое! Я готов отдать всю оставшуюся мне жизнь за одно мгновение твоего счастья.

В его голосе было столько нежности, что Грейсила заплакала еще сильнее.

Вирджил осторожно приподнял ее за подбородок и заглянул в глаза.

— А ну-ка, посмотри на меня, Грейсила, — тихонько попросил он. — Посмотри на меня!

Ее глаза были полны слез, туманной пеленой застлавших перед ней его заботливо склоненное лицо. Ее густые детские реснички, как лепестки цветка, искрились прозрачными каплями, которые скатывались вниз, оставляя темные неровные дорожки на нежных щечках.

Вирджил утратил дар речи. Они долго как зачарованные смотрели друг на друга, и наконец он снова заговорил. Очень тихо и очень нежно.

— Я люблю тебя, обожаю тебя, преклоняюсь перед тобой. Ты — моя маленькая звездочка, далекая, прекрасная драгоценность, сияющая на юном небосклоне. Разве могу я осмелиться навредить такому невинному и чистому существу, как ты, радость моя?

— Я люблю тебя, — прошептала Грейсила.

— Я тоже, — произнес он, и теперь его голос был спокоен и в нем звучала одна лишь глубокая грусть.

— Но как мне теперь… жить без тебя? Разве я смогу быть счастливой… если ты покинешь меня?

— Ты еще очень молода, — ответил Вирджил, — а молодости свойственно забывать.

— Разве ты… забыл?

Его губы тронула улыбка, но в ней не было ни капли радости — одна роковая печаль.

— Ты не только красива, звезда моя, ты очень умна, и за это я люблю тебя еще больше. Нет, я ничего не забыл. Но я верю, что тебе это удастся. Твоя матушка, будь она жива, согласилась бы со мной.

— Мама… хотела, чтобы я была счастлива.

— Она бы не позволила тебе встать на путь, ведущий к падению, который ожидал бы нас, если б мы с тобой поженились.

Грейсила смотрела ему в глаза. Хотя лорд Дэмиен все еще держал ее в объятиях, она чувствовала, что он уже не здесь, что его мысли витают сейчас далеко.

— Пожалуйста… пожалуйста… давай поженимся, — умоляюще прошептала она.

Вирджил прижал ее к себе, и ей показалось, что сейчас он ее поцелует. Но он только нежно прижался щекой к ее лбу, там, где мягкими колечками закручивались белокурые локоны, и, с трудом преодолевая спазмы, сжимавшие горло, произнес:

— Прощай, любовь моя, прощай навеки.

Глава 6

Грейсила ежесекундно поглядывала на массивные часы, стоявшие на каминной полке в ее маленькой гостиной. Казалось, сегодня они шли невыносимо медленно. До одиннадцати часов, когда она сможет выйти в парк, оставалось несколько минут.

Вчера вечером она постарела на много лет. Лорд Дэмиен сказал, что им надо расстаться, и его великое отчаяние превратило ее из беззаботной девочки во взрослого человека. Она больше не думала о себе — несчастье любимого человека поглотило ее собственное. Она знала, что теперь печать разочарования, которая оставила свой неизгладимый след на его лице, не сойдет до конца дней, и Вирджил, если не сопьется, то, несомненно, скатится вниз по наклонной плоскости бессмысленной и беспорядочной жизни.

Вся ее любовь, все безграничное сострадание взывали из глубин ее чистого сердца. Надо что-то делать, как-то помочь Вирджилу. Но как? Грейсила и сама была настолько потеряна и несчастна, что не видела выхода.

Ей так хотелось, чтобы Вирджил не выпускал ее из своих крепких объятий. Ей так не хватало тепла и защиты, но она нашла в себе силы и почти нечеловеческим усилием заставила себя проглотить слезы и сказать:

— Если ты… должен уехать… можно попросить тебя об одном… подарке?

— Ты же знаешь, я готов сделать для тебя все, что в моих силах.

— Все, о чем я прошу, — это пять часов.

— Пять часов? — удивленно переспросил он.

Она высвободилась из его объятий, но как ей не хотелось этого делать!

— Завтра в Ньюбери приезжает королева, — пояснила Грейсила, — и вся прислуга собирается попросить у тебя позволения отправиться им всем вместе туда в ландо, чтобы увидеть ее величество. Потом они хотели постоять у входа в поместье Линмаусов.

Грейсила видела: несмотря на то, что лорд Дэмиен ее слушает, он думает только о том, что скоро он останется один.

Девушка не смогла вынести его потерянного взгляда, и, подойдя ближе, обняла его за плечи.