— Вот так идея, — мурлыкнула Джуди. — По-твоему, самоубийство можно в себе носить, вроде лишней почки или желчного пузыря? — Она прыснула.

— Нашла над чем смеяться. — Роджер вдавил педаль тормоза в пол и чертыхнулся — светофор на очередном перекрестке вспыхнул красным.

— Смеяться можно над чем угодно, — усмехнулась Джуди.

Свет сменился на зеленый, Роджер дал по газам.

— О да, тебе ли не знать. Ты просто умираешь с хохоту. Особенно надо мной.

— Какой ты мужественный, когда злишься, милый.

Вмазать бы по этим искривленным в ухмылке губам — вот что будет мужественно… Роджер подавил порыв.

— Я видел, как ты подмигнула тому сопляку.

— Какому сопляку?

— Сама знаешь. Тому. Ты подмигнула.

— И не думала! — мастерски возмутилась Джуди. — А если бы и подмигнула? В чем преступление?

— Как ты можешь шантажировать друзей? Что ты за человек?

— Милый, ты говоришь ерунду.

— Я все знаю. Клайв разве что прямым текстом не сказал.

Обида Джуди выглядела вполне натурально:

— Выходит, для тебя его слово стоит больше моего? Я жена твоя, Роджер.

— Да. Жена. И да поможет мне Бог…

— Клайв Стилбурн меня не выносит, и тебе это известно. А вот знаешь ли ты, что он пытался затащить меня в постель?

Ей опять это удалось. В который раз. Злость покидала Роджера. Успокаиваясь, он прокручивал в мозгу последнюю реплику Джуди. Так хочется ей верить, но… Роджер сцепил зубы.

— Если не ошибаюсь, ты утверждала, что Клайв — любитель мальчиков?

— И девочек тоже. Клайв у нас сексуальный гигант — по крайней мере, он так утверждает. Ненасытный сексуальный аппетит. — Джуди улыбнулась.

— Ну а сопляк? Австралиец?

— Да ладно тебе, Роджер. Угомонись. Трахать нянек собственных детей — освященная веками традиция.

— А как насчет тебя? Ты тоже следуешь этой священной традиции?

Джуди игриво дернула мужа за ус.

— Хороший вопрос.


Алекс бесцельно слонялся по опустевшим комнатам своего дома. Ха! Его дома? Никогда этот дом не был его, и никогда не станет. Это дом Тильды. Коридор закончился, и Алекс двинулся вверх по лестнице, то и дело прикладываясь к бокалу. Виски, судя по всему, притупляет жалящую боль в душе. Или это защитная реакция и организм сам блокировал потоки боли, что грозили накрыть его с головой? Так или иначе, но сейчас Алекс не чувствовал ничего, кроме ужасающего оцепенения.

Что с собой делать? — вот вопрос. А что положено делать, теряя самых дорогих и близких? Облачиться в черное, запереться в комнате, погасить свет и оплакивать утрату? Деловито погрузиться в неожиданно возникшие проблемы и обдумать все, чем предстоит заняться в ближайшие дни? Позвонить родителям, вырвать их из сна и блаженного неведения?.. Сон… Провалиться в сон было бы лучше всего — но в такие минуты разве уснешь?

На первой лестничной площадке Алекс услышал, как открылась и захлопнулась задняя дверь и босые ноги прошлепали по каменным плитам кухни. Гости все разъехались… Клэрри! Он напрочь забыл о Клэрри. Все это время она была в саду, а теперь вернулась в дом. Его ищет? Нет, только не это. Видеть сейчас Клэрри выше его сил. Она наверняка захочет поговорить, ведь горе у них общее. Да разве он сможет смотреть на ее разбитое, распухшее лицо, слушать бессвязный лепет? Исключено. Шлепанье босых ног приближалось — Клэрри брела по коридору. Через пару секунд дойдет до лестницы, поднимет голову, увидит его у перил и уставится с выжидающим укором. Ангел смерти во плоти.

Нет. Алекс отступил в тень, поставил бокал на ступеньку, покрытую ковром, снял туфли и бесшумно преодолел два оставшихся пролета, касаясь ступеней ногами в такт тикающим напольным часам. Уже взявшись за дверную ручку спальни, он взмолился, чтобы Тильды там не было. Но в любом случае встретиться лицом к лицу с Тильдой легче, чем с Клэрри. Тильда — меньшее из двух зол.


— Что ты делаешь?

Тильда обернулась на его голос, но мгновенно пришла в себя и продолжила складывать вещи в небольшой чемодан.

— Я задал вопрос, Тильда.

— Собираюсь, дорогой. Мы ведь не знаем, надолго ли там задержимся, верно? — Она обошла кровать и захлопнула дверцу шкафа.

— Прекрати.

Тильда достала из выдвижного ящика стопку с бельем, пересчитала трусы, складывая их на кровать. Шелковые, хлопчатобумажные, кружевные. Большей частью белые. Цветное белье Тильда не любила, черное презирала, если только оно не требовалось под черное платье.

— Что? — Она выдвинула ящик с бельем Алекса. Мужские «боксеры» — все белые, все из хлопка, все куплены Тильдой.

— Прекрати складывать вещи. Мне надо подумать.

Алекс устало опустился в древнее зеленое кресло еще Тильдиной матери — когда дом перешел в ее руки, Тильда отказалась расстаться с этой рухлядью.

— Конечно, надо подумать. Поэтому я и собираюсь. Тебе не до сборов, но кто-то из нас должен этим заняться.

Семь пар женских трусов, семь пар мужских. Хватит на неделю. Не могут же их задержать в Ньюкасле дольше недели? Или могут? Сколько длятся все эти процедуры? Впрочем, если не хватит, белье всегда можно купить, урезонила себя Тильда.

— Прекрати! — заорал Алекс.

— Алекс.

Тильду напугала эта вспышка, но она заставила себя успокоиться. Алекс в шоке. Он не отвечает за свои слова.

— Прости, Алекс. Ты не в себе, я понимаю.

— Я в себе. — Алекс вскочил, вцепился в руку Тильды, до боли вонзил ногти ей в ладонь. — Что ты имеешь в виду? Почему я не в себе?! — Он смотрел на нее не мигая. Пальцы сдавливали ладонь Тильды все сильнее. — Я в себе, — повторил он.

— Но… я только хотела сказать…

— Ох, да что с тобой… — Алекс отбросил руку жены и сел на край кровати, спиной к Тильде.

Тильда прятала слезы, копаясь в ящике с носками.

— Я. Не. Хочу, — чеканя каждое слово, проговорил Алекс. — Я не хочу, чтобы ты ехала со мной.

— Что? — Черный носок упал на пол, но Тильда даже не нагнулась.

— Ты слышала.

— Я нашла телефон отеля «Стаффорд» — того, где мы останавливались, — оживленно начала Тильда, — когда Моррис с Клэрри… когда они… поженились.

Тильда замолчала, кусая губы. Алекс остался недвижим. И нем.

— А можно и другую гостиницу выбрать, — рискнула она продолжить. — Поспим немного, если получится, — и поедем, прямо с утра. Доберемся за каких-нибудь несколько часов. В воскресенье утром дороги не очень забиты. И Клэрри с нами, конечно.

В одной машине с Тильдой и Клэрри? Нестерпима даже мысль об этом. Да и до Ньюкасла за несколько часов не доберешься.

— Я не могу говорить об этом.

На большее его не хватило.

— Но, дорогой. Придется и подумать, и поговорить, даже если трудно.

— Ты в своей стихии, да? — Алекс был вне себя. Находиться в четырех стенах с Тильдой оказалось сложнее, чем он думал. И зачем он сбежал от Клэрри?

Тильда великодушно проигнорировала его выкрик.

— Ей все равно придется поехать. Вспомни, что сказала инспектор Дарнли. Кто-то из родственников должен… Кроме того, в полиции захотят поговорить с Клэрри.

— Заткнись, — безжизненно сказал Алекс. — И не приплетай Клэрри. Мне осточертели ваши дурацкие теории. Осточертело шушуканье за моей спиной. Мне все в этом доме осточертели. Включая тебя.

Тильда подняла носок. Рука ее дрожала.

— Итак… ты не хочешь, чтобы я ехала с тобой.

— Мать твою, дошло?!

Алекс хотел сбросить ботинки, вспомнил, что оставил их на лестнице, — и со стоном упал навзничь на кровать, накрыл глаза рукой.

— Не отталкивай меня, Алекс. Я с тобой. Я люблю тебя. — Слова удивили Тильду, сложившись сами собой. Зато такие, как надо.

Она достала из ящика второй носок, очень довольная собой.

Алекс скрипнул зубами.

Не отнимая руки от глаз, он уплыл в воспоминания о том дне, когда Хайди отказалась бросить ради него Клайва. Заново пережил горькую беспомощность. Вспомнил, как страдал, лежа на этой самой кровати в такой же позе — ладонью отгородившись от всего мира. Казалось, он превратился в тряпичную куклу — нет, в кучу прелых овощей. Руки — словно пара полусгнивших баклажанов, ни двинуть ими, ни вытереть мокрое лицо. Лежал неподвижно, заливая слезами волосы и подушку, думая о том, как рядом с Хайди на какой-то миг почувствовал себя… человеком, что ли. Достойной счастья личностью. Часы бежали, а он все лежал, вместе с комнатой погружаясь в темноту. Поздно вечером в спальню наконец поднялась Тильда — и завизжала при виде мужа. Решила, если верить ее словам, что он умер. А потом, разумеется, посыпались вопросы, на которые Алекс, разумеется, не ответил.

Дрожь не унималась. Память унесла Алекса еще дальше в прошлое, в тот день, когда он, тринадцатилетний, сидел на краю ванны и, не отводя глаз от своего отражения в зеркале, плашмя прижимал самый острый кухонный нож к запястью левой руки. Сначала совсем легко прижимал, потом чуть сильнее. Хотелось увидеть, как рассечется кожа, как появится кровь. Хлынет потоком или заструится тонкой струйкой? Алекс разжал пальцы правой руки. Запястье осталось нетронутым, нож стукнулся об пол. Алекс так и не достиг цели — понять, что чувствуешь, когда калечишь себя. Замечала ли когда-нибудь мама шрамы на руках старшего сына, когда Моррис надевал футболки с короткими рукавами? Задавался ли отец вопросом, откуда у старшего сына любовь ко всякому тряпью на запястьях?

Похоже, Алекс один видел и знал.


— Я боюсь! — вырвалось у Тильды.

— Чего? — глухо буркнул Алекс из-под руки.

— Ее.

Тильда отложила носок и пристроилась на кровати, опустив ладонь на ступню Алекса. Ступня дернулась. Тильда с обидой глянула на мужа.