— Этот джентльмен надеется отправить меня домой без денег! — В исполнении Полин «джентльмен» прозвучало как самое грязное из ругательств.

— Ничего подобного, — возмутился Роджер. — Я хотел выписать чек, но она требует наличными. Семьдесят фунтов наличными.

— Восемьдесят, — уточнила Полин. — Десятка сверху за ваш дебош.

— Да ты у нас бизнес-леди, да? — сказал Клайв. — Нашла о чем переживать. Мы не из тех, кто поднимает шум из-за такой мелочи, верно, Роджер? — Он сверкнул улыбкой и полез во внутренний карман пиджака. — По крайней мере, я не из таких. Похоже, у нашего Роджера с деньжатами туговато. Зато на дядюшку Клайва в трудные времена всегда можно положиться. — Он вытащил пачку банкнот, отсчитал три полсотни и небрежно сунул их в вырез блузки Полин. — О да. Мошны дядюшки Клайва на всех хватит… — Клайв кольнул взглядом Роджера. Тот поперхнулся, не в силах проглотить комок в горле. — Как отлично известно некой миссис Маршалл.


Минутная стрелка на Алексовом «Ролексе» (увы, поддельном) двигалась мучительно медленно, хотя секундная отщелкивала время с таким бесплодным усердием, что Алекс готов был запустить часами в мраморный камин и давить их, давить, пока стекло не превратится в пыль, а микроскопические пружины не исчезнут навсегда в очаге. Часы он уничтожать не стал. Просто сел на краешек кресла и вперил взгляд в циферблат, подгоняя минутную стрелку. Боже, боже. Парни из полиции явно не торопятся. Всего-то и нужно, казалось бы, несколько минут, чтобы сесть в машину и домчаться до дома Морриса. В конце концов, речь о самоубийстве. Да в участке наверняка добрая сотня желторотых патрульных умирают от желания взглянуть на настоящий труп. Развлечение в череде бесконечных соседских свар, субботних пьянок и штрафов за неправильную парковку. Десять минут прошло — целых десять минут, — а из полиции Ньюкасла до сих пор не перезвонили.

Тильда, нервничая, пыталась болтать с Джуди.

— Ковер в столовой придется отдать в чистку, — говорила она. — Хотя надежды вернуть ему прежний вид у меня мало.

— Сядь, дорогая, — сказала Джуди, поглядывая на Алекса — тот раскачивался взад-вперед, явно не соображая, что делает. — Алекс, милый, так только психи качаются. Прекрати, прошу тебя.

— Заткнись, — бросил он, не глядя на Джуди. — И проваливай.

— Алекс! — воскликнула Тильда.

— Хватит с меня твоего сюсюканья, похлопываний по плечу и прочего дерьма, — продолжал Алекс, не отрывая глаз от циферблата.

— Он расстроен, Тильда. Он вовсе не хотел меня обидеть. — Джуди усадила Тильду на диван, опустилась рядом и обняла ее.

— С чего ты взяла, что в курсе моих мыслей? — сказал Алекс. — Считаешь, что все знаешь?

— Джуди только старается помочь, — уткнувшись в плечо подруги, невнятно проговорила Тильда. — Все стараются помочь. Убирают вот сейчас в столовой.

— Ага. Они там убирают, а эта сука здесь торчит, сует свой нос куда не просят.

— Все в порядке, дорогая, не переживай, — шепнула Джуди, оборвав возражения Тильды.

— Ты всегда там, где беда, верно? — не унимался Алекс. — У людей проблемы — ты тут как тут. Хищница. Шакал в женском обличье. Питаешься чужими бедами, косточки подчищаешь…

Мысль о трупах и костях доконала Алекса. Он замолк.

— Мы закончили. В столовой чисто. Клайв выпроводил Полин.

Резкий аромат духов шлейфом тянулся за Хайди — не иначе как она пыталась перебить запахи рыбы, вина и мяты с цитрусовыми. У Алекса запершило в горле.

Он поднял голову. Пристальное разглядывание часов не прошло даром — вместо одного лица Хайди перед ним в воздухе плавали двенадцать идеально круглых лиц с большими, бесплодно скачущими секундными стрелками и застывшими минутными. Алекс попытался улыбнуться. Сразу не получилось, а мгновением позже улыбку стер дверной звонок. Алекс вздрогнул и зажал уши ладонями.

— Я открою, — хором сказали Хайди и Джуди.

— Алекс! Полиция! — раздался из коридора голос Клайва.


Клэрри осталась в саду одна и радовалась одиночеству. Все эти люди… как с ними трудно… они ее утомляют, вместо того чтобы поддержать. Даже Пластилин — будь он благословен, — несмотря на свою доброту к ней, слишком глуп, чтобы хоть что-нибудь понять. Хорошо, что он ушел. Сказал, что хочет проверить, как там его жена. Наверное, он устал от нее, от Клэрри. Наверное, слишком ее для него много. Клэрри не возражала — усталость была обоюдной. С нее хватит. Она обессилела, пытаясь ему объяснить. Но он так ничего и не понял.

Трава на лужайке похожа на мокрые волосы. Все равно что ступать ногами по чьей-то гигантской голове. Ночной воздух приятно студит разбитое лицо. Клэрри запрокинула голову (не без труда и боли) и увидела полную луну, круглым желтым пятном сияющую на веснушчатом лике небес. Выбросить бы вверх руки, дотянуться до нее, стиснуть, и золотистый лунный сок прольется на сад. Клэрри прошла в центр лужайки, села на траву, сложила ноги в «лотосе» и задрала голову, общаясь со своей желтой небесной подругой. Если завыть на луну — она завоет в ответ, чтобы доказать, что Клэрри не одна в этом мире? Клэрри наполнила легкие воздухом, задержала дыхание, собираясь с силами, — и испустила протяжный низкий звук, идущий из глубины живота. Звук вобрал в себя боль, страх, горечь, разочарование и унес из ее тела в черноту ночи, развеял по воздуху, оставив Клэрри опустошенной и разбитой. Она слышала, как эхо катится по крышам соседних домов, рикошетит от окон, шелестит в кронах деревьев и будит окрестных собак, ввергая их в какофонию лая, тявканья и ответного воя. Клэрри кивком поблагодарила за поддержку и сделала первый вдох, вместе с воздухом втянув в себя обратно боль, обиду, гнев, тоску, разочарование. Наполнив ими пустоту своего истерзанного тела. А когда вновь вскинула голову — поняла, что больше не одинока. Чуть поодаль, под вишней, стоял мужчина с младенцем на руках.

— Моррис? — всхлипнула она.


Алекс стоял по колено в воде, и волны шлепали его по голому, совсем еще детскому животу, вместе с воздухом он ловил открытым ртом брызги, и скулил, и ревел в голос, от страха поливая колени и пену морскую горячей струйкой. Его брат уплывал в открытое море. Алекс видел уже только голову, подпрыгивающую на далеких волнах, будто одна из тех штук — буйков, — которые не дают лодкам разбиться о скалы. Но ведь буйки привязаны ко дну, а Моррис не привязан. Моррис уплывает. Все. Даже головы не видно.

Как он хотел броситься вслед за братом; как хотел быть старше, сильнее и уметь плавать. И как в то же время ненавидел Морриса, ненавидел за то, что старший брат с легкостью нарушает отцовские запреты и ныряет навстречу опасности из-за какой-то шальной идеи, из-за сказки о волшебной пещере.

Шальная идея всегда была наготове у Морриса. Полусырая задумка насчет галереи — если Моррис вообще дал себе труд подумать — обернулась крахом, как и предсказывал Алекс, заявивший, что галерея не протянет и пяти лет. Алекс, собственно, ни минуты не сомневался, что Моррис и в Италию подался, только чтобы сбежать от злорадства младшего брата.

Но потом… потом было повторение случая с пещерой. Когда злорадство иссякло, Алекс понял, что его в очередной раз обдурили. Как же так — Моррис бросает все к чертям и в лучах заходящего солнца, будто герой мелодрамы, скрывается за горизонтом под ручку со своей шизанутой женой? Вновь бросив Алекса одного на берегу?

Они исчезли на два года. Два года чистейшего гедонизма — для них. И два года адского труда, жесточайшей экономии, грошовых подсчетов — для него. Плюс родительский скулеж и разносы, совсем как тогда, на море: «Где он, Алекс? Тебе-то он должен был сказать, Алекс? Он вернется, Алекс? Зачем он это сделал, Алекс? Почему ты не остановил его, Алекс?» О да, все в точности как тогда, на море: фантазер Моррис снова уплывает за мечтой, а послушному, благоразумному мальчику Алексу достаются родительские пинки и объедки их заботы о любимом сыне.

А что же Алекс? Хоть раз он позволил себе обзавестись мечтой (не то что уплыть)? Ближе всего он подошел к гедонизму, когда предпринял жалкую попытку уйти от жены к другой женщине. И чего добился?

Объявились Моррис с Клэрри, как и исчезли, без предупреждения. Просто однажды возникли у Алекса на пороге. Об Италии они молчали, сказав лишь, что вернулись насовсем и что неделю-другую погостят у него, пока определятся с собственным жильем. Словно это в порядке вещей — пропасть на два года, а потом свалиться на голову и ни словом не обмолвиться о своих похождениях. Странные это были дни… впрочем, они и сами странные, Моррис с Клэрри.

Клэрри безостановочно рисовала красным карандашом — за все время едва ли хоть на миг оторвалась от своего альбома, едва ли издала хоть звук. Моррис тоже был тих, не похож на себя. Явно измучен.

Однажды вечером он постучал в дверь кабинета.

— Что тебе, Тильда? — Алекс в первый раз за много дней наслаждался одиночеством и не желал никаких проблем хотя бы до ужина — то есть через час, не раньше.

— Это я, Моррис, — раздался из-за двери голос. — Можно на минутку?

Алекс нехотя закрыл детектив, сунул в ящик стола и демонстративно погрузился в разложенные перед ним бумаги.

— Заходи.

Моррис с нервной опаской, точно пугливый кот, скользнул в кабинет, притворил дверь, но к столу не подошел, оставшись у порога, разглядывая ковер.

— Что ты там топчешься? Садись. — Алекс кивнул на кресло напротив.

— Спасибо. — Моррис опустился в кресло, сложил клином ладони на коленях, но взгляда от пола так и не оторвал. — Ты очень занят. Я не хотел мешать. Просто подумал, что другого шанса застать тебя одного у меня не будет.

Алексу стало любопытно. Он даже не смог вспомнить, когда старший брат выражал желание пообщаться с ним наедине. Неужели решил поделиться какой-нибудь темной тайной? Алекс откинулся на спинку кресла, привычно достал зубочистку и сунул в рот.