Анна Дэвис - Званый ужин

— Не надо, Тильда, — оборвала ее Круэлла. — Пожалуйста, Клэрри, продолжай.

— Вообще-то об Индиго я уже все рассказала. Больше нечего. Ее ведь очень быстро не стало. Но это из-за Индиго мы вернулись в Англию и занялись новой галереей.

— Но Моррис — мой брат! Родной брат! Я его знаю — он бы обязательно мне рассказал. — Алекса зримо трясло, и пальцы Сетки сошлись вокруг его руки.

— Вы ничего не знаете ни о Моррисе, ни обо мне! — Настал черед Клэрри злиться. — Вы не давали себе труда поинтересоваться — ни один из вас! Оба слишком собой заняты, своими проблемами. Да и остальные ничем не лучше. Я все о вас знаю. Все знаю — о каждом из вас!

Часы остановились, подумала Тильда. Все кончено. Теперь уже никогда не рассветет, ночь застыла. И мы застыли вместе с ней — не двинуться, не вырваться. Ноги окаменели, руки не в силах пошевелиться. Слух отказывает — не слышу ни машин, ни птиц. Хочу уснуть, но не могу закрыть глаза. Больно.

А Клэрри продолжала:

— Когда я нашла библиотеку, я еще думала о нашей с Моррисом жизни, о том, как мы изменились, — и мне захотелось просто сунуть пакет с кассетами в первую попавшуюся урну. Но потом я решила, что это глупо и бессмысленно и что раз уж я сюда забралась, то почему бы хотя бы не спросить о «Докторе Живаго». И знаете что? Кассета с «Доктором Живаго» у них нашлась! В секции «эпопеи». Но я не была записана в библиотеку, а это, оказывается, очень долгая процедура. Пришлось всякие бланки заполнять, документы показывать и все такое, но в конце концов я отправилась домой с той кассетой, которую просил Моррис, — со всеми кассетами из его списка. По-моему, я была очень довольна собой…

— Сколько можно! — крикнул Алекс. — Я не желаю больше слышать об этих долбаных кассетах. — Казалось, еще чуть-чуть — и он набросится на Клэрри с кулаками.

— А пока я шла домой, я все и поняла. Странно только, почему я не поняла этого раньше. — Клэрри загадочно помолчала. — По правде говоря, я догадалась, только когда открывала дверь ключом. Послать меня со списком за кассетами — совершенно не похоже на Морриса. Как бы сильно он ни изменился, это на него совершенно не похоже. Понимаете, он если смотрел, то все подряд. Ему наплевать, что я принесу из видеотеки.

Алекс застонал.

— Боже, да всем наплевать, что ты принесла из видеотеки.

— Думаю, где-то в глубине души я догадалась давно. Я ведь знала, как он подавлен, знала, что с каждым днем он все больше отчаивается. Собственно, потому я и бегала по городу в поисках кассет — мне хотелось хоть чем-нибудь ему помочь. А когда открывала дверь, я уже знала наверняка. Я знала, что он сочинил весь этот список, чтобы я потратила много времени на поиски. Он подстроил, чтобы меня из дому отослать, понимаете? Чтобы ему хватило времени.

— Хватило времени — на что, Клэрри? — мягко подтолкнула Круэлла.

— Хватило времени, да… На то, чтобы набрать полную ванну, вскрыть вены и умереть. — Клэрри беспомощно пожала плечами, с печальной улыбкой глядя на Алекса.

В голове Клэрри грохотало. Она не слышала ничего, не чувствовала ничего, почти ничего не видела. Она вжалась в спинку кресла, опрокинулась и падала, падала, цепляясь за скатерть — и не могла ухватиться. Она возглавила свое войско из вилок-ложек, стекла, фарфора и подсвечников — все они последовали за ней, как верные солдаты за своим командиром, и вместе с ней рухнули на пол, зазвенели, покатились, остановились. Они замерли вместе с ней, раненые, окровавленные; кое-кто из них оказался прямо на ней — ложки и останки бокалов усыпали живот, ошметки желе облепили уши и волосы, а сверху распласталась громадная скатерть в сладких и винных пятнах, прикрыв ее ноги, стиснувшие сиденье кресла, теперь уже трехногого.

Клэрри схватилась рукой за подбородок — там, где до сих пор жгло от кулака Алекса, — пытаясь вернуть на место куда-то съехавшую челюсть. Целы ли зубы? Вряд ли. Щека онемела, а во рту все вдруг стало огромным. Что-то сочилось из уголка рта — слюна или кровь? Неужели челюсть сломана? Клэрри попробовала улыбнуться.

— Ой, — сказала она.

— Держите его!

— Прекрати…

— Господи.

— Алекс, милый…

— Какого черта…

— Роджер, да сделай же что-нибудь!

— Да-да, вот так. Посадите его.

— Воротник! Расстегни воротник.

— Какого черта…

— Кулаком. Одно дело — пощечина…

— Ш-ш-ш. Дайте ему воды.

— Он в шоке.

— Тильда! Что ты сидишь, иди сюда!

— Какого черта…

— Тильда, подружка, поднимайся же, иди к нему.

— Курить хочу.

— Джентльмен не должен…

— Ш-ш-ш.

— В жизни ничего подобного не видел.

— А она? Что с ней?

— Пусть катится в…

— Алекс, дорогой, как ты?

— Идиотский вопрос.

— Дайте ему отойти.

— Может, на воздух вывести?

— Что я сделал, черт возьми?

— Господи! — Недоверие, отвращение и вселенская усталость отразились на лице Брайана Тэкстона — места в складках кожи хватило всем трем чувствам, в то время как лицо Кристины превратилось в маску ужаса.

— Брайан… кажется, я сейчас упаду в обморок.

— Не упадешь. Хватит с меня твоего говна на один вечер. — Он стряхнул ее руку и шагнул к столу, хрустя осколками стекла. — Бойня, — буркнул он, взглянув на лежащую навзничь с задранными ногами Клэрри. — Бардак, — добавил при взгляде на пустоглазую, оцепеневшую Тильду, так и не покинувшую своего места. — Боже, — ахнул он, переведя взгляд на Алекса, окруженного гостями. Словно его зациклило на букве «б».

— Кофе? — поинтересовалась в приоткрывшуюся дверь голова Полин.

Отменен в связи с непредвиденными обстоятельствами

— Что ты делаешь?

Клэрри не выносила, когда ей мешали. Раздосадованная, она нехотя подняла голову. Так и есть, досужий зритель. Узкое лицо, блестящие глаза, козлиная бородка.

— Рисую. А на что похоже?

— А почему на полу?

Клэрри предпочла не услышать.

— Отойди. Закрываешь.

Парень опешил, замялся.

— Извини. — Он присел рядом с ней на корточки. — Я не буду мешать, только перейди в кафе. На полу сидеть не разрешается. Запрещено, понимаешь?

Клэрри смотрела на него сквозь прищур. Лицо — сплошь вертикальные линии. Горизонтальных, похоже, ни одной.

— Как тебя зовут?

— Меня?

— Да.

Он дернул плечом.

— Моррис. Прости, но тебе все-таки придется пересесть.

Клэрри была озадачена:

— Разве это не Центр искусства?

Он улыбнулся. (Первая горизонталь за все время.)

— Да, конечно…

— То есть — для искусства. Чтобы делать искусство, — настаивала Клэрри.

— Вообще-то больше для того, чтобы смотреть на искусство, — виновато возразил он.

— Правда? Только чтобы смотреть? Не делать?

Он опустил ладонь на ее плечо. На левое. Клэрри была приятна твердая сила этой ладони.

— Послушай, я здесь подрабатываю. Я должен выполнять свою работу.

Где-то она его видела. Точно, видела.

— Ты учишься в колледже искусств?

— Да. — Он убрал руку. — А тебя как зовут?

— Смешные там все, в этом колледже, — сказала Клэрри. — Тоже не любят, когда я на полу сижу. Я — Клэрри.

— Красные картины — твои? — спросил Моррис. — Большие такие?

— Мои.

Он вовсю ухмылялся. Клэрри видела его зубы — небольшие, острые.

— Диковатые немножко.

— Да, — согласилась Клэрри. — Сидят на полу когда вздумается.

Он хохотнул.

— Смешная! — И попробовал заглянуть в эскизный блокнот Клэрри, но она живо прижала его к груди. — Да ладно тебе! Дай взглянуть.

— Нет. — Клэрри слилась с блокнотом. — Это личное.

— Ну и на здоровье, — фыркнул он. Обиделся. Отгородился от нее, словно дверцу захлопнул.

Клэрри вдруг захотелось, чтобы дверца открылась.

— Хорошо. Только быстро. — И она дрожащими руками оторвала блокнот от себя.

— Моррис! — донесся издалека мужской голос. — Моррис, ты где? Помоги!

— Нужно идти. — Он выпрямился, отряхнулся. — Дуг Уиттем выставку устраивает, а я у него в помощниках. Он меня не выносит. Будет к чему придраться — в два счета вышвырнет.

Клэрри вздохнула, наблюдая, как он опять превращается в сплошную вертикаль.

— Держу пари, у тебя линия спины красивая, — сказала она. — И задницы. Хочу потрогать. Хочу нарисовать.

Клэрри издала громкий хлюп и осторожно приложила край скатерти к губам — или тому, что от них осталось. Скатерть мгновенно пропиталась красным. Поразительно, сколько из нее вытекает крови, подумала Клэрри. Машина по производству красных потоков… хотя и не сравнить с потоками красного в ванне… от Морриса. Клэрри попробовала выговорить «красное» вслух — вышло «уввашш».

Любопытнее всего то, что происходит с левой стороной ее лица. Клэрри потрогала пальцем — щека раздулась, круглая, как живот беременной. И с каждой секундой все увеличивается. Кожа натянулась как на барабане. Наверное, когда опухоль спадет, останутся растяжки. Внутри же творилось и вовсе несуразное. Каша. Океан густой жидкости, нескончаемой струйкой рвущейся наружу и пропитывающей скатерть. Вторая струйка заливала горло Клэрри, и та хлюпала, чмокала, булькала. Попытки исследовать внутреннюю сторону щеки языком (сколько зубов осталось?) ни к чему не привели — язык превратился в гигантский, ни на что не годный кусок поролона. Клэрри перестала и пытаться. Хорошо хоть, болит не сильно. Должно быть, боль придет к утру.

— Меня никто до сих пор не бил, — сообщила она Пластилину, когда он оказался рядом.