— Полин… — Тильда вскочила на ноги.

Опередив возражения жены, Алекс перевернул солонку, и соль тонкими струйками потекла на пятно, смешиваясь с вином в розовую массу.

— Алекс, нет!

Что за идиотский способ. Тильда не видела смысла во всех этих народных средствах.

— Соль… то, что нужно… впитывает и все такое, — бессвязно бубнил Алекс.

— Простите, — сказала Кристина. Сама она не пострадала.

— Господи, мои брюки… — Роджер вскочил и принялся возить салфеткой по штанине.

— Да помоги же, Полин! — раздраженно бросила Тильда девушке, которая беспомощно топталась рядом. — Отведи его на кухню, что ли?

— Ах да! Белое вино ведь уничтожает красное, верно? — Алекс схватил ближайшую бутылку.

— Алекс, я тебя умоляю! — Но Тильда опять опоздала. Осталось только, терзая свой шрам, смотреть, как белое вино разбавляет кашу из красного и соли на столе.

Тяжелая дверь столовой с треском закрылась за Полин и Роджером.

— Надеюсь, я не испортила брюки, — пробормотала Кристина. — Представления не имею, как это вышло.

— Не переживайте. — Тильда растянула губы в улыбке, хотя ей хотелось рыдать над своим роскошным столом. — За ужином хоть один бокал да опрокинется. Это как закон.

— Да, но почему-то обязательно мой бокал. — Кристина с тоской уставилась на пятно. — И почему я такая неуклюжая?

— Не переживайте, — повторила Тильда.

Неужели и вправду придется сдружиться с этой кошмарной бабой? Что за чучело — то святошу из себя разыгрывает, то надирается в дым.

— Когда Полин освободится, я попрошу сменить скатерть, — сказала Тильда вслух, поймав сочувственный взгляд Джуди.

— А пока нужно выпить. — Алекс потянулся за бутылкой. — Не хватало еще мучиться от жажды из-за одного неловкого жеста.

— Мы заплатим… само собой… все затраты… чистка, новые брюки… что угодно… — лепетал Брайан.

— Благодарю, дружище, — сказал Алекс, — но, думаю, все обойдется.

— Разумеется, — подтвердила Джуди, неотрывно глядя на дверь. — К тому же брюки доброго слова не стоят.


Чудный, чудный красный цвет. Соль осветлила его, превратила в розовый, но по сути он все равно остался красным. Вечно красным.

Представив, что вместо глаз у нее объектив фотокамеры, Клэрри моргнула, запечатлевая в памяти момент, когда красное попало на стол, вспыхнуло, разлилось, затопило все вокруг. Потом запустила обратный просмотр: вино вернулось в бокал, а скатерть засияла девственной белизной. Снова прокрутила вперед, нажав на паузу в тот миг, когда вино зависло в воздухе, между бокалом и столом, словно красная, готовая пролиться дождем туча. Чудный, чудный красный цвет.

Красное… Красное — не только вино на столе, красное и за столом, напротив Клэрри. Красный человек прямо перед ней, и человек этот — Круэлла. Красное платье. Что-то красное внутри — что-то странное. Клэрри его чувствовала, но никак не могла увидеть. Быть может, Круэлла тоже наслаждается красным?

Красная Круэлла в красном одиночестве. Круэллу не тронули суета за столом и тревоги остальных по поводу пролитого вина. Она застыла, безмолвная. Словно и не живая. Красная, но холодная. Велика ли, в конце концов, разница между жаром и холодом? Оба обжигают, оба причиняют боль. Клэрри заглянула в остекленевшие глаза Круэллы и не удивилась, обнаружив третий глаз, громадный немигающий глаз, заполнивший все пространство внутри ее головы. Белок гигантского глаза был прозрачен до голубизны, но зрачок был очерчен красным — густо-красным, безупречно красным. Зрачок сужался и расширялся, пульсировал размеренно, в ритме сердца.

«У нее нет сердца, — поняла Клэрри. — Сердца нет — только этот глаз, который все видит, но ничего не чувствует».


Брюки Роджера насквозь промокли в паху, с левой штанины капало. Сначала его окатили вином, потом он добавил воды, когда пытался вывести безобразное винное пятно со своих шикарных голубых брюк. В столовой он тщетно оттирал штаны салфеткой, после чего Полин утащила его на кухню, где с подозрительным энтузиазмом принялась охлопывать мокрым полотенцем, так и норовя подобраться к ширинке. Не выдержав, Роджер отобрал у нее полотенце и отпихнул настырную девицу.

— Может, все-таки помочь? — Участие в голосе Полин было пугающе разбавлено откровенным бабьим кокетством.

— Спасибо, не надо! — раздраженно рыкнул Роджер. — Сам справлюсь. — И он развернулся к ней спиной.

— По-моему, вам их лучше снять, — не унималась официантка. И что это означает? Заботу в чистом виде — или тайное желание увидеть его без штанов? — Думаю, у мистера Стоуна найдется подходящая для вас пара брюк.

— А я думаю, что вы не можете распоряжаться гардеробом Алекса, — отрезал Роджер.

— Ну и ладно. Я хотела помочь.

Полин фыркнула напоследок и вернулась в столовую, оставив Роджера в одиночку управляться с мокрыми штанами.

Пару минут он промокал брюки полотенцем и в конце концов сдался, чувствуя себя полным идиотом. Точно в детство вернулся и обмочил трусы. И откуда взялась эта тщеславная мысль, будто официантка сгорает от желания увидеть его без штанов? Какого черта такой соплячке мечтать о никчемной рухляди вроде него?

Роджер разогнулся и прошел в коридор. Штанина противно липла к ноге, в паху было холодно и мокро. Будь трижды проклята чокнутая Кристина Тэкстон, навлекшая на него этот стыд. Стыд, в котором он к тому же и не виноват — в отличие от прочих позорных моментов, где, увы, винить, кроме себя, некого.

Слава богу, что у него есть Джуди. Что бы он делал без своей Джуди? Подумать только — еще несколько часов назад он всерьез собирался оттолкнуть ее, свою единственную поддержку, свое спасение.


— Я от тебя ухожу, — сказал он, удивив самого себя внезапностью и бессмысленностью заявления.

Сосредоточенно, без намека на беспокойство, Джуди продела штырек серебряной серьги в мочку левого уха. Его слов она будто и не слышала.

— Я сказал, что ухожу от тебя, — повторил Роджер с нажимом — от злости, что его беспардонно игнорируют.

— Дорогой, застегни молнию, пожалуйста.

Джуди скользнула в платье и натянула бретельки на плечи.

Шагнув к ней, Роджер послушно исполнил просьбу.

— Ну? Как я выгляжу? — Джуди, как всегда эффектная, обернулась к нему. Грудь белела в низком вырезе, сережки матово поблескивали.

Она еще не успела накраситься. Без косметики жена всегда казалась ему гораздо моложе, ранимее. Он любил эту ее беззащитность, под слоем искусственных красок исчезавшую напрочь. Ненакрашенной Джуди не показывалась никому, кроме Роджера, — то была одна из привилегий, вытекающих из статуса ее супруга.

— Сногсшибательно. Ты всегда сногсшибательна. — Присев на край кровати, Роджер бездумно подергал за манжеты и уставился на ковер. Это еще что? Похоже на след от сигареты, хотя никто из них в спальне не курит. Прислуга, наверное. — Я пытаюсь донести до твоего сознания, что ухожу.

— Что за дурацкое выражение. — Она вновь шагнула к зеркалу, протерла лицо ярко-синим лосьоном, после чего ловко метнула использованный ватный шарик в мусорную корзину в дальнем углу комнаты. — В жизни не поверила бы, что услышу его от тебя. Сказал бы: «Я собираюсь от тебя уйти». Но «я ухожу» звучит так, будто ты выходишь за дверь, в то время как на самом деле ты сидишь на кровати и издеваешься над рубашкой.

— Джуди…

— А после ухода можно сказать: «Я от тебя ушел». Или вернее будет «Я ушел от тебя»? Или же просто «Прощай». — Перейдя к следующему этапу, она ровным слоем наносила увлажняющий крем на щеки, лоб и шею. Взгляд ее по-прежнему был прикован к зеркалу.

— Джуди, послушай, — тоненько крякнул Роджер и кашлянул, надеясь вернуть привычную хрипотцу.

Джуди завернула крышку, отложила тюбик, взяла тональный крем.

— А нужно ли, дорогой? По мне, так ты выбрал крайне неподходящее время для страданий. Через полчаса нас ждут на званом ужине, и мне вовсе не улыбается появиться у Тильды с мрачным и злобным мужем. Может, выбросишь свои проблемы из головы до возвращения? Или до завтра? А еще лучше — до следующей недели.

— А может, ты попробуешь отнестись ко мне серьезно? — Баритон вернуть не удалось, как не удалось и придать голосу желаемую убедительность.

Под слоем тонального крема лицо жены обрело матовую гладкость пластмассы. Джуди вздохнула:

— Ладно. Раз уж ты настаиваешь, поговорим сейчас. В данный момент тебе кажется — повторю твою же идиотскую фразу, — что ты от меня уходишь. Можно спросить, с чего ты это взял? Любовница достала? Ультиматум предъявила? Если так, то я тебя предупреждаю, Роджер, — не спеши жертвовать собой и всем, что тебе дорого, ради молоденькой дурочки. И пары месяцев не пройдет, как она тебе осточертеет.

— Нет! Все совсем не так… — Роджер вспыхнул. Откуда в ней эта хирургически ледяная жесткость? Все готова вскрыть, расчленить, отрезать — и рука не дрогнет.

Сузив глаза, Джуди деловито и уверенно нанесла черную обводку на веки.

— Уточни, Роджер. Все не так — в том смысле, что любовница не давит на тебя? Или все не так — в смысле, что она тебе не осточертеет?

— У меня никого нет. — У него-то точно нет. В Джуди, увы, он далеко не уверен.

— Какая жалость, — процедила она. — Проще было бы понять. В таком случае, речь идет о пресловутом кризисе среднего возраста? Боишься, что скоро сорок лет, а ты не слишком многого добился? Хочешь забыть, что у тебя трое детей, которые скоро вырастут и наплюют на твой авторитет? Мечтаешь уйти от ответственности? А я, между прочим, среди прочих достоинств особенно ценила твое чувство ответственности.

— Нет. — Прожженное на ковре пятно так и притягивало взгляд.

— Нет? Что же тогда? — Джуди вскинула брови — то ли в недоумении, то ли просто для того, чтобы накрасить ресницы.