Даниэла Стил - Зоя

— Значит, вас вышвырнули из страны после революции?

Зоя улыбнулась.

— Полагаю, можно сказать и так. Я уехала с моей бабушкой, — тут ее глаза стали серьезными, — после того, как перебили всю мою семью.

— Так же, как и мою, — резко сказала Софья Хирш, Их фамилия была Хиршовы, но офицер иммиграционной службы на Эллис-Айленде был настолько ленив, что не дописал последние буквы — и без дальнейших церемоний они стали Хиршами. — Мои родные погибли во время погромов, их перебили царские казаки. — Еще ребенком Зоя слышала рассказы об этом, но не могла и помыслить, что когда-нибудь ей придется убедиться в достоверности этих рассказов.

— Очень вам сочувствую.

— Ммм… — Мать Саймона сверкнула глазами и удалилась на кухню. А когда ужин был готов, отец зажег свечи и прочел молитву. Мать Саймона сохраняла в доме культ кошерной пищи и приготовила традиционный шаллах, который подавали с ритуальным вином. Все это было для Зои в новинку.

— Ты знаешь, что такое кошер? — спросил Саймон во время ужина.

— Нет… я… да… ну… не совсем. — Они продолжали говорить по-русски, но Зоя чувствовала себя неловко из-за того, что плохо знала еврейские традиции. «Нельзя пить молоко вместе с мясом». Больше она ничего не могла вспомнить. Но тут мать снова покосилась в сторону сына. Она называла его Шимон и говорила с ним на идиш, а не по-русски.

— Все продукты должны храниться и приготовляться раздельно. Молочные продукты не должны соприкасаться с мясными. — Для этого у них имелись отдельные тарелки, а при теперешнем их благосостоянии было даже две плиты. Зоя с трудом понимала все эти объяснения, но чувствовала, что Софья очень гордится своей приверженностью Талмуду. Она с гордостью посмотрела на своего сына и изрекла:

— Он такой умный, что мог бы стать раввином. А что делает он?

Он идет на Седьмую авеню и выбрасывает своих родственников из бизнеса.

— Мама, это не правда, — улыбнулся Саймон. — Папа отошел от дел так же, как дядя Джо и дядя Исаак.

Зоя слушала разговоры за столом и удивлялась. Одно дело было слушать, как он сам рассказывает об этом, и совсем другое — встретиться с его родней. Она внезапно ужаснулась: ей никогда не стать с ними на одну ногу. Зоя ничего не знала о его вере, насколько эта вера важна для него. Она даже не знала, верующий ли он, хотя почему-то предполагала, что нет. Хотя она верила в бога, но не придавала религиозной обрядности большого значения. В православную церковь она ходила только на Пасху и на Рождество.

— Чем занимался ваш отец? — Софья Хирш вновь выстрелила в нее вопросом, после того как Зоя помогла ей убрать со стола. Она уже знала, что Зоя работает в салоне и что Саймон встретил ее в Париже.

— Мой отец служил в армии, — ответила Зоя, и Софья чуть не взвыла от ужаса.

— — Надеюсь, он не был казаком?

— Нет, мама, конечно же, нет, — ответил за Зою Саймон. Ему явно хотелось поскорее уйти, а Зое вдруг подумалось, что все это ужасно смешно. У них была такая разная жизнь; она столько лет кичилась перед клиентами своим графским титулом, и вот теперь ей приходится убеждать эту женщину, что ее отец не был казаком. И вдруг краешком глаза она заметила, что Саймону это все тоже кажется смешным. Казалось, он прочел Зоины мысли и решил немного подшутить над матерью. Он знал, что это произведет на нее сильное впечатление, хотя она может сделать вид, что ужаснулась. Он уже почувствовал, что отец одобрил его выбор; мать же, даже если она ничего не имеет против, никогда не признается в этом.

— Зоя — графиня, мама. Она промолчала из скромности.

— Графиня? Какая еще графиня? — спросила Софья, и тут уж Зоя не смогла сдержать смеха:

— Теперь уже никакая. Вы правы. С этим покончено.

Революция свершилась девятнадцать лет назад, и, хотя ничего не забылось, прошлое казалось совсем другой жизнью.

Потом наступила долгая пауза, и Саймон стал лихорадочно думать, как бы им с Зоей уйти, чтобы не обидеть родителей, а в это время его мать заговорила заунывным голосом, как будто ее мог услышать сам бог:

— Как обидно, что она не еврейка. — Саймон улыбнулся: в устах матери это означало, что Зоя ей почти понравилась. — Она обратится в нашу веру? — спросила она Саймона, словно Зои в комнате не было.

— Конечно, нет, мама. Зачем ей это?

Тут отец предложил Зое еще бокал вина, Саймон поглаживал под столом ей руку, а мать продолжала с интересом ее разглядывать.

— Саймон говорит, что у вас есть дети. — Это было скорее обвинение, чем вопрос, но Зоя улыбнулась, потому что всегда гордилась детьми.

— Да, у меня их двое.

— Вы разведены?

Саймон заскрипел зубами, но Зоя улыбнулась как ни в чем не бывало.

— Нет, я вдова. Мой муж умер семь лет назад от разрыва сердца. — Она решила сказать именно так, чтобы Софья не подумала, что она убила его.

— Бедная вы, бедная… И сколько им лет?

— Сыну Николаю почти пятнадцать, а дочке Александре одиннадцать.

Софья кивнула, довольная ответом, а Саймон, воспользовавшись наступившей паузой, вскочил и сказал, что им пора идти; Зоя поднялась и поблагодарила за ужин.

— Приятно было с вами познакомиться, — сухо произнесла Софья, а ее муж улыбнулся. За весь вечер он почти ничего не сказал, если не считать нескольких слов, произнесенных тихим голосом. Похоже, это был скромный, тихий человек, который провел полвека в тени своей намного более разговорчивой жены.

— Заходите к нам иногда, — вежливо сказала Софья.

Зоя пожала ей руку и вновь поблагодарила за гостеприимство на своем аристократическом русском языке. Саймон понимал, что на следующий же день мать позвонит ему и выдаст все по полной программе.

Он спустился с Зоей к «Кадиллаку» и, сев за руль, с облегчением вздохнул, а потом с тревогой покосился на любимую женщину.

— Прости меня. Мне не следовало приводить тебя сюда.

Зоя засмеялась, глядя на выражение лица Саймона.

— Не говори глупости. — Она наклонилась и поцеловала его. — С моей матерью было бы еще труднее.

Благодари бога, что тебе не пришлось встретиться с ней.

— Она задает немыслимые вопросы, а потом еще удивляется, почему я никого не привожу домой. Надо быть сумасшедшим, чтобы привести хоть кого-то!

Meshugge![11] — добавил он на идиш и стал ломать голову, как объяснить это выражение Зое.

— Подожди, скоро Саша начнет проявлять характер. До сих пор она была просто ангелом.

— Тогда мы квиты. Клянусь, больше никогда не подвергну тебя подобной экзекуции.

— Не зарекайся, все еще впереди, но я не возражаю.

Я только боялась, что она спросит меня насчет царя.

Мне бы не хотелось ее обманывать, но я не рвусь рассказывать всю правду. — Зоя улыбнулась. — Слава богу, что мы не Романовы. Тогда ее бы хватил за ужином удар.

Он засмеялся и повез ее ненадолго в «Копакабану» — расслабиться и выпить по бокалу шампанского.

Саймону этот визит дался непросто. Зоя же, напротив, была даже удивлена, как все гладко прошло. Она предполагала, что будет еще хуже, и Саймона это поразило.

— Еще хуже?

— Твоя мать могла бы вообще меня выгнать. В какой-то момент мне показалось, что она так и сделает.

— Она бы не посмела. Она не такая уж плохая, как кажется. — Он улыбнулся:

— И потом, она готовит прекрасный куриный суп.

— Я попрошу ее научить меня. — И вдруг Зоя вспомнила, что хотела спросить:

— Мы тоже должны готовить кошерную пищу? — Саймон громко засмеялся. — Нет, правда, должны или нет?

— Мама была бы в восторге, но в этом случае, любимая, я бы отказался питаться дома. И, пожалуйста, не беспокойся об этом. Хорошо? Обещаешь? — Он наклонился и поцеловал ее, а в это время оркестр заиграл его любимую песню «Ты вошла в мою душу» Коула Портера. — Не хотите ли потанцевать, миссис Эндрюс, ой, простите, графиня Юсупова?

— Называйте меня просто Зоя, — засмеялась она и пошла за ним на танцплощадку.

— А как насчет Зои Хирш? Звучит?

Она улыбнулась ему, и они оба рассмеялись, снова подумав об одном и том же. Конечно, это было не самое подходящее имя для родственницы царя.

Им удалось сохранить свои отношения в тайне от детей до июня, когда Саша застала их на кухне страстно целующимися. Она с безмолвным ужасом уставилась на них, а затем выбежала, заперлась в своей комнате и не выходила до ужина, пока Николай не пригрозил выломать дверь, если она не выйдет и не станет вести себя «как нормальный человек». Он очень рассердился на свою сестру. Ему нравился Саймон, и у него появилась надежда, что у того серьезные намерения относительно матери. Саймон был очень добр к ним обоим, по воскресеньям возил их на машине, часто водил ужинать и приносил им хорошие подарки. Он не раз заезжал за Николаем в школу на своем «Кадиллаке», а однажды подарил детям радиоприемник, который им очень понравился.

— Веди себя прилично! — сердито предупредил сестру Николай. — И пойди извинись перед мамой!

— Не буду! Она целовалась с ним на кухне!

— Ну и что? Она любит его.

— Но ведь это… это отвратительно!

— Это ты ведешь себя отвратительно. А сейчас иди и извинись перед ними.

Саша выскочила из гостиной, заявив, что не желает видеть Саймона. И в тот вечер, когда Саймон ушел, Зоя наконец все им рассказала.

— Я очень люблю его, Саша.

Девочка заплакала, а Николай стоял в дверях и слушал.

— А как же папа? Разве ты не любила его?

— Конечно, любила… но, дорогая, его больше нет.

Он умер так давно. И было бы хорошо, если бы с нами жил кто-то любящий нас. Саймон очень любит и тебя, и Николая.

— И мне он тоже нравится. — Николай упорно и трогательно поддерживал Саймона. — Вы собираетесь пожениться? — осторожно спросил он ее, переводя взгляд с матери на сестру, и Зоя кивнула, а Саша закатила очередную истерику.

— Я ненавижу вас! Вы ломаете мне жизнь!

— Почему, Саша? — Ее глубоко огорчила реакция девочки. — Он не нравится тебе? Саймон такой добрый человек, и он будет очень хорошо относиться к нам. — Зоя попробовала обнять ее, но Саша грубо оттолкнула мать.