Они и не заметили, как ловко управились с лапшой. Вика задумчиво глянула в пустую плошку, потом подняла на него глаза:

— Не наелись ведь. Может, консервы открыть? У нас еще сардины есть, неплохие, кстати.

— А кофе есть?

— Да, конечно! Кофе хороший есть, молотый! Могу сварить!

— Даже так?

— Ну да… Я не люблю растворимый. Я без хорошего кофе вообще не могу. Иногда бывает столько работы, что… Ну, неважно. Сейчас сварю! Я уже наловчилась в походных условиях.

— Мам, а мне чай! — скомандовал Кирка.

— Да, сынок, сейчас все будет…

Вика закружилась по номеру, увлекшись процессом. А Митя, сам не понимая зачем, вдруг брякнул первое, что пришло в голову:

— А вам стрижка очень пойдет, Вика. Типа мальчишеской. Короткий затылок, длинная неровная челка.

Вика выпрямилась, держа в руках банку с кофе, глянула исподлобья. Ничего не сказала, только продолжала смотреть.

— И правда, мам!.. — поддержал Митю Кирка, явно получая удовольствие от ее растерянности. — Подстригись прямо в Париже, а? Во прикольно-то будет! Придешь потом на работу, а все начнут приставать — ах, в каком салоне вам такую стрижку делали?! А ты отмахнешься, знаешь, небрежно так: ой, не обращайте внимания, это в Париже…

Кирка тут же изобразил, как Вика будет отмахиваться. То есть скорчил надменную гримаску и выпятил нижнюю губу. Артист, блин, что еще скажешь! И впрямь смешно получилось!

Кофе у Вики получился отличный. Но даже после кофе Митю сморило — страшно захотелось вытянуться во весь рост и закрыть глаза. Поблагодарив Вику и Кирку за ужин, он вернулся в номер и лег спать. На всякий случай зарядил телефон на будильник: в этой гостинице вряд ли утром разбудят. Да, вот тебе и Париж…

Но пробуждение получилось-таки приятным. Может, потому, что спал крепко, без надоедливых снов? И утреннее солнце в окно заглядывало, тормошило по-свойски — вставай, путешественник, Париж проспишь! Хоть ты и проснулся не в лучшем районе города, ты все равно в Париже!

Автобус отвез их в центр города, от площади Согласия началась пешеходная экскурсия. Как говорится, время пошло… Иди, смотри, наслаждайся, умирать после будешь!

И да, надо признать, в этом дурацком выражении про «увидеть и умереть» была своя доля правды. Парижем никогда сыт не будешь, думал Митя. Сколько ни гуляй этими тропами, а все равно как в первый раз. И от ощущения праздника никуда не денешься, это правда. Любую неврастению счастливое ощущение перебьет. И сам не замечаешь, как оно плавно перетекает вместе с тобой от Елисейских Полей до улицы Риволи, от Латинского квартала до Люксембургского сада, как перебирается на остров Сите и шагает с легкой усталостью от мэрии до собора Парижской Богоматери…

Даже толпа туристов не раздражает, кажется естественной составляющей этого счастья. И экскурсовод попался хороший, грамотный мужик. Видно, что любит свое дело, рассказывает от души, без присутствия в голосе устало-кокетливой нотки под названием «как надоело изо дня в день произносить одно и то же»…

— …Сейчас мы всей группой войдем внутрь собора Парижской Богоматери… — сообщил экскурсовод со счастливым придыханием, оглядывая лица туристов и приглашая затаиться душами в предвкушении. — Я очень прошу соблюдать уважение и тишину, в соборе идет служба. Идите по кругу, не задерживайтесь долго на одном месте, наслаждайтесь духом собора, музыкой собора. Сбор группы через полчаса на этом же месте.

Внутри звучал орган. Огромное пространство собора было устроено таким образом, что богослужение происходило в самом центре, залитом ярким светом, и это обстоятельство создавало ощущение отгороженности от любопытных туристов, бредущих по дальнему кругу, куда яркий свет проникал основательно растушеванным. Хотя отгороженность и не казалась надменной — можно было остановиться и смотреть. Пусть издали, но смотреть. И ощущать этот контраст света и тьмы не как тяжесть, а как благословение на фоне торжественной, проходящей сквозь душу и сердце музыки. А можно пройти внутрь света и сесть на скамью. И почувствовать, как душа летит вверх — благо что есть куда улететь в этом размахе!

На улице, когда Митя вышел из собора, было светло и солнечно. Но — странное дело! Будто по-другому светло и солнечно. Более умиротворенно, что ли. Вдруг в поле зрения попало Викино лицо, залитое слезами.

— Что с вами? Плохо стало, да? — спросил Митя удивленно.

— Нет, нет… — испуганно махнула Вика ладонью, выискивая что-то в сумке. Выудила носовой платок, сняла очки, суетливым жестом отерла глаза и пояснила так же суетливо: — Я не знаю почему, но на меня все время что-то такое накатывает. Именно тогда, когда присутствую на католической службе. Душа куда-то улетает, и знаете, будто взрывается счастье внутри. И плакать всегда хочется. У мамы подруга в Риге жила, и мы часто к ней раньше ездили. Я так любила ходить в Домский собор. И вообще, в каждый костел заходила, какой видела… Тянет меня туда, и все! Это, наверное, стыдно, да?

— Да отчего же стыдно-то? — удивился Митя.

— Ну как… Я ведь православная… И сейчас тоже — только вошла в собор, и сразу душа полетела! Не должно ведь так быть, наверное.

— Не знаю, Вика. Я в этом вопросе вам не помощник. Наверное, здесь место такое, особенное. Не плачьте, Вика. Испытали приход внутреннего счастья, и радуйтесь. И Бог вам простит! — сказал он.

— Смеетесь надо мной, да?

— Ничуть.

— Наверное, я в своей предыдущей жизни была католичкой…

— Все может быть. А может, вы вообще были монахом из ордена иезуитов.

— Что-что? — сунулся к ним в диалог любопытный Кирка. — О чем это вы? Кто монах?

— Я, Кирка, монах, — улыбнувшись, пояснила с грустной улыбкой Вика. — Из ордена иезуитов.

— Ну да, и не удивила нисколько… — Кирка распахнул на мать грустно-медовые глаза. — Все время тебе говорю — не живи монашкой, ходи куда-нибудь, тусуйся. Тебя же из дома не выгонишь! Как уткнешься в книжку, все, уже не докричишься.

— Кирка, прекрати. Не в тему песню завел. Тоже, нашел место и время, — отмахнулась Вика, с досадой взглянув на сына.

— Для правды всегда есть место! — не сдавался Кирка. — И тем более для правды всегда есть время!

— Давай пошевеливайся, правдивый ты наш… — не смог удержаться Митя от смеха. — Пошли экскурсовода догонять. Мы отстали!

Экскурсия продолжилась в Латинском квартале, там же экскурсовод ловко сдал группу хозяину небольшого кафе на предмет «красиво и по-французски отобедать». Цены «французского обеда» оказались те еще, кто бы сомневался. Но ничего не поделаешь — экскурсоводу тоже свои бонусы нужно иметь…

Ну же, где ваше хваленое французское вино? А подать-ка его сюда, и быстрее!

После обеда был Монмартр. Хотя для одного дня получался излишек парижских впечатлений. Этот город надо принимать понемногу, маленькими глотками, как хорошее вино…

Вместе с остальными туристами Митя медленно поднялся по ступеням к базилике Сакре-Кёр и поискал глазами Вику в толпе — жива ли? А вдруг дело до восторженного обморока дошло?

Она стояла и улыбаясь, глядела на Париж с высоты.

— …На Монмартре мы долго не задержимся, друзья, — с искренним сожалением в голосе объявил экскурсовод. — Сейчас войдем в базилику, полюбуемся витражами и мозаикой, потом я проведу вас на площадь Театр. Да, да, ту самую площадь, где в начале двадцатого века обосновался знаменитый Пабло Пикассо. И сейчас эта площадь является полноправным владением художников. Потом вы сможете пройтись по ней самостоятельно, купить себе сувениры на память. А через полчаса вас будет ждать автобус внизу, вместе с вашим гидом вы отправитесь за город, на экскурсию в Версаль…

— А как же площадь Пигаль? А студия Тулуз-Лотрека? — послышался из толпы чей-то голос. — И почему всего полчаса свободного времени? Мало же!

— Ну что же делать, друзья, не я придумывал программу экскурсий. Впрочем, вы можете прийти сюда потом, осмотреть все самостоятельно и подробно. А сейчас идемте в базилику, не будем терять время!

На площади Театр Митя уселся за столик уличного кафе, заказал себе бутылку вина. Хорошее оказалось вино, лучше, чем выпитое за обедом. В голове приятно шумело, солнце оглаживало затылок… Ни в какой Версаль Мите ехать не хотелось, конечно же. Тем более он там был. Давно, еще в той жизни. Когда ездил в Париж с женой. Да, у него в той жизни была жена… И так же они сидели на этой площади, и пили вино… Дежавю? Нет, просто воспоминание. Грустное почему-то. Почему? Вроде все тогда у них было с Ксюхой нормально… Правда, они почему-то молча сидели. И молча пили. Сказать друг другу было нечего.

Митя задумался, отключился, даже глаза прикрыл. И услышал над ухом Киркин запыхавшийся голос:

— А вы чего тут!.. Все уже вниз пошли, в автобус. Меня мама за вами послала.

— Прости, Кирка, забыл предупредить. Я не еду в Версаль, я здесь остаюсь.

— А можно я с вами?

— Нет. Извини, брат, но мне хочется побыть одному.

— Ладно, понял, не дурак. Ну, тогда счастливо оставаться!

— Ага… Беги, не заставляй мать нервничать.

— Да бегу, бегу…

«Хороший пацан, жалко его… — думал Митя, провожая глазами Кирку. — По всей вероятности, монашка Вика и впрямь никогда сыну приличного отчима не обеспечит. Видимо, судьба у парня такая. Жалко…»

Потом он бродил по Монмартру до темноты. По площади Пигаль бродил, по примыкающим к ней улочкам. Зашел в музей Сальвадора Дали, но надолго его не хватило — голова разболелась то ли от выпитого вина, то ли от воинственно избыточного сюрреализма. И вообще, не любил он Сальвадора Дали… А Вика, помнится, ужасно им восхищалась. И не столько его работами, сколько характером, самой его сутью человеческой, стремящейся поставить окружающий мир на уши. Могла долго рассказывать о его отношениях с женой. Да, точно, она и внешне была похожа на эту женщину, и даже имя ее произносила с уважительным придыханием — Гала.