— Понравилась, да? Вы прям как Никулин сейчас из той старой киношки, что вчера по телику в автобусе гоняли. Руссо туристо, облико морале! Цигель-цигель, ай-лю-лю!

Наверное, Митя как-то не так на Кирку глянул. Наверное, слишком злобно. Смех слетел с лица мальчишки, будто ветром сдуло. Он втянул голову в плечи, развернулся и пошел прочь, будто получил унизительный толчок в спину. Не вовремя под руку подлез…

Через полчаса Митя сам их нашел — они сидели с мамашей на скамейке, уплетали бутерброды с селедкой. Митя подсел к Кирке, толкнул по-свойски локтем в бок:

— Прости, брат… Не хотел тебя обидеть.

— Да ладно, я ж понимаю… — с набитым ртом проговорил Кирка, любовно глядя в сердцевину пухлой булки. — Мужик мужика всегда поймет, особенно в этом вопросе.

— В каком вопросе?

— Ну… в бабском.

— А… Ну да…

— Откусить хотите? — дружелюбно протянул Кирка остатки бутерброда, и бедная его мамаша чуть не подавилась от возмущения.

— Нет, спасибо, брат! Я сейчас куплю себе… Где тут эту всемирно известную вкусняшку дают?

— Вон в том павильончике… Только давайте быстрее, уже на пристань пора идти.

— Ничего, я на ходу съем… На ходу даже вкуснее. — И, оглянувшись на Вику, шепнул Кирке в самое ухо, чтобы его мать не услышала: — Тебе добавку взять?

Кирка кивнул едва заметно. Даже не кивнул, а сделал выразительный взмах ресницами, сглотнув слюну предвкушения. И улыбнулся с благодарной хитрецой.

— Понял, брат. Сейчас принесу.

Он купил три бутерброда. Вика сначала замотала головой, отказываясь, потом взяла, улыбнулась виновато:

— И правда, так вкусно!.. Ешь и никак не наедаешься. Спасибо, Дмитрий! Вы нас второй день подряд балуете! Ой, мне так неловко, если б вы знали.

— Это вы про очки, что ли? Да бросьте, очки не считаются! Это ж я их разбил! Идемте, а то и впрямь на теплоход опоздаем.

С воды открылся уже другой Амстердам, немного надменный. Всплывающие прекрасные дворцы, каменные арки мостов, бутылочная зелень воды… Прекрасно, да, но на психику это величие давило, конечно. Как всякая чужеродная и недоступная красота. Хотя во многих местах и замшелая…

После экскурсии опять наступила свобода. Гуляй не хочу целых три часа до отправления автобуса!

— Ну, куда рванем? — деловито всмотрелся в карту города Кирка. — Просто прошвырнемся или в музей какой забредем? Вообще-то я бы съел чего-нибудь.

— Сынок! Так ты ж недавно два больших бутерброда с селедкой слопал! — всплеснула руками Вика.

— Да когда недавно-то, мам? Три часа по этим каналам плавали, я проголодаться успел! Не падать же в голодный обморок, правда?

— Кирка, не надо в обморок, — засмеялся Митя и, обняв паренька за худые плечи, сказал: — Пойдем-ка, брат, и впрямь пообедаем, съедим какого-нибудь местного супчика, да с потрошками! Мужики мы или кто? Разве женщины наши проблемы поймут? Вон, смотри, какая кафешка на улице, видишь? У торгового центра. Там и присядем.

— Ой… А это торговый центр, да? — задумчиво проследила за его взглядом Вика, приложив ладонь козырьком ко лбу.

— Ну да… «Магна Плаза»… Что еще может быть с таким названием?

— Ой… Это ж про него наша гид Валентина рассказывала! Точно, я вспомнила, «Магна Плаза»! Она еще говорила, там скидки должны быть, распродажи… А может, пока вы обедаете, я туда…

— Да ради бога! — быстро согласился Кирка, не давая матери договорить фразу до конца. — Хоть какое-то время зудеть над ухом не будешь, и то хорошо! А мы пока поедим спокойно!

На том и порешили. Митя с Киркой отправились обедать, а Вика пошла в сторону торгового центра, выдав Кирке десять евро и на прощание погрозив пальцем:

— Чтобы в эти деньги с обедом уложился, понял? Внимательно изучи меню и возьми себе что-нибудь сытное, но скромное. Пельмени какие-нибудь.

— Пельмени? В Амстердаме? А может, еще и борща попросить?

— Кирка, хватит!

— Да понял я, понял.

— И не смей попрошайничать у Дмитрия.

— Все, иди, мам. А то, пока наставления даешь, распродажи закроют и скидки отменят. Иди, иди…

Общение с официантом уличного кафе получилось коротким.

— Ростбиф — ту! — выставил Митя для выразительности два пальца и подмигнул Кирке. — Мяса, мяса хотим. Два больших куска мяса. Селедки уже наелись. Ах, да, мне еще пива! Бир — уан.

— Ноу ростбиф… — развел руками официант. — Хутспот! Тэйсти хутспот! Гут хутспот!

— Чего это он?.. — пожал плечами в недоумении Кирка.

— Не знаю. Какой-то хутспот предлагает. Говорит, вкусно. Возьмем?

— Да нам по фигу… Пусть несет этот свой… И не выговоришь, блин, язык сломаешь!

Они кивнули официанту, соглашаясь.

«Хутспотом» оказалась вареная говядина, нарезанная толстыми ломтями. Вкусная до умопомрачения.

— Наверное, это у них национальное блюдо… — задумчиво проговорил Кирка, проглатывая очередной кусок. — Сроду ничего вкуснее не ел… Даже вкуснее, чем селедка. И вообще, мясо всегда вкуснее рыбы, правда?

— Правда, Кирка. Тут я с тобой абсолютно согласен. Главное, чтобы хорошо приготовлено было.

— Ага… У нас бабушка раньше вкусно мясо готовила… Пальчики оближешь, как вкусно!

— А мать что, не умеет готовить?

— Да умеет, но плохонько… Что с нее возьмешь, если никогда замужем не была!

— Ну, это еще не показатель.

— Да как сказать.

Кирка вдруг замолчал, глянул задумчиво в сторону. Прожевав, отложил вилку и нож, чуть наклонился и спросил тихо:

— А вот вы… Ну… У вас дети есть?

— Да, есть. Дочка. Маечка.

— Вы ее любите?

— Да, конечно. Что за странный вопрос?

— Ну, вот! Я так и знал! А я своего отца даже не видел ни разу. Поэтому я лучше знаю, где показатель, а где не показатель, понятно?

Кирка проговорил, будто выстрелил автоматной очередью, и опустил голову, подозрительно шмыгнув носом. Митя подумал, что надо бы, наверное, что-то ответить, но он не знал что… Расспросить подробнее? Неловко как-то. Да и не интересно по большому счету лезть в чужую жизнь. Да, не интересно.

Кирка еще немного пошмыгал носом, потом поднял голову, заговорил сам:

— Она… Она меня в шестнадцать лет родила, еще когда в школе училась. И вовсе не потому, что такая была… Ну, сами понимаете какая. Нет, все наоборот, вы не думайте ничего такого!

— Кирка, да я и не думаю.

— А вот и не думайте! Она отличницей была, на олимпиадах побеждала. Чтоб на дискотеки там или на вечеринки — ни-ни. Дома сидела, никуда не ходила. А в школе таких обычно не любят, правда? Всякие гадости им делают. Вот и ее тоже взяли на слабо. Парни в классе поспорили, что… Ну, кто первый из них переспит с ней… А она все взаправду приняла, понимаете? Влюбилась по-настоящему. А когда выяснилось, что беременна, этот… этот придурок, ну, который спор выиграл… просто сбежал. Родители у него военные были, увезли его в другой город. Закрыли тему — и все. И с тех пор ничего…

— Постой, Кирка! Постой, не надо… Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Не знаю… Просто вы на нее так смотрите, будто она совсем уж… никакая.

— Да не смотрю я на нее так! С чего ты взял?

— Я же вижу! И мне обидно!

— Хм… Ты думаешь, что после всего, что ты мне рассказал, я буду как-то по-другому на нее смотреть? Ты хоть понимаешь, что некоторые вещи нельзя вот так, за здорово живешь, незнакомым людям выкладывать? И вообще, откуда ты?.. Она что, сама тебе обо всем рассказала?

— Нет, что вы! Мама мне свою версию изложила, давно еще. Красиво придуманную версию про геройски погибшего отца, все, как и полагается в таких случаях. Ну, что офицером был, на учениях граната взорвалась. Я сделал вид, что поверил, ага. Зачем ее расстраивать? А на самом деле… Я однажды подслушал, когда маленький был, как бабушка с тетей Катей на кухне разговаривали. Ну, то есть про маму сплетничали. От них все и узнал… Бабушка плакала, а тетя Катя ее успокаивала, ничего, мол, и Кирилла вырастим, и Викуся институт окончит… А того дурака малолетку судьба сама накажет…

— И что, окончила она институт?

— Ага. Не то слово. Она умудрилась и школу с медалью окончить. Ей разрешили с животом экзамены сдавать, отличница все-таки, гордость школы! А потом сразу я родился. А через два года она в институт поступила, на юридический. Бабушка с работы уволилась, чтобы со мной сидеть. Когда я в первый класс пошел, мама уже институт окончила. Потом бабушка с дедушкой погибли, когда я в третьем классе учился… Представляете, оба вместе… Как в сказках для маленьких говорят — жили дружно и умерли в один день. Как будто это хорошо — в один день умереть. Звучит, будто награда за дружную жизнь, ага?

— Не знаю, что тебе и сказать, Кирка… А как это случилось?

— Они ехали за город, на дачу к тете Кате. Ехали себе и ехали, никому не мешали. Дед вообще очень осторожно машину водил, никогда никого не обгонял… А тот придурок на самосвале был то ли обкуренный, то ли похмельный… Не понравилось ему, что дед на одной и той же скорости едет, решил его научить, как надо. Пошел на обгон, прижал к обочине… А дед растерялся. Он вообще у нас такой был, всегда перед чужим хамством терялся… Когда хоронили, мама была как чокнутая. Даже плакать не могла, только тряслась да за меня все время хваталась. Конечно, она привыкла, что бабушка с дедом всегда рядом, а тут… Знаете, мне иногда кажется, что она с тех пор и не повзрослела, все время какая-то напуганная. И ночами плачет… Думает, я не слышу…

— Да, брат, сочувствую тебе. Что тут еще скажешь.

— Ну да… Так ведь и жизнь пройдет, правда? Вот если б, к примеру, удалось ее замуж выдать за хорошего человека. Я бы и на отчима был согласен. И пусть бы даже отчим меня не любил, просто бы терпел, и ладно. Трудно ведь полюбить чужого ребенка, да еще такого взрослого, правда? А, да что говорить! Вы все равно не поймете…