– Понимаешь, что это значит, мама? – торжествующим голосом спросила Софи.

– Вот оказия! – воскликнула леди Стадли. – И лорд Ротвин будет тебя ждать!

– Но мама! Я должна стать герцогиней! – почти кричала Софи.

– Ну конечно! Теперь отпадают все сомнения по поводу твоей свадьбы.

– Я должна сообщить лорду Ротвину, что не могу выйти за него замуж, – тихо пробормотала Софи. – Не сомневаюсь, что он будет в ярости.

– Сам виноват! – отрезала леди Стадли. – Он не должен был уговаривать тебя бежать с ним.

– Но я не могу заставить его ждать напрасно, – заметила Софи и вдруг пронзительно вскрикнула: – Моя записка Джулиусу! Я велела Лалите отослать ее с грумом!

Лалита в эту минуту поднималась с пола. Ее растрепанные волосы в беспорядке спадали на израненные кровоточащие плечи, лицо было пепельно-бледным, глаза полузакрыты.

– Лалита! Что ты сделала с запиской к Вертону? – спросила леди Стадли.

– Я отдала ее… груму… он ушел! – не сразу, с трудом смогла выговорить девушка.

– Ушел? – не своим голосом закричала Софи. – Кто-то должен его остановить!

– Не волнуйся, – успокоила ее леди Стадли. – Джулиуса ведь не будет в доме его бабушки. В письме от этого Дьюара говорится, что он отправился в Гемпшир. А завтра рано утром надо пойти в дом вдовствующей герцогини и забрать записку. Ты разорвешь ее и забудешь о том, что когда-либо писала что-то подобное.

– Какая ты умная, мама! – воскликнула Софи.

– Если бы не я, где бы ты была сегодня, – отозвалась леди Стадли.

– А что же делать с лордом Ротвином?

– Что ж, надо сообщить ему, что ты передумала! Что ты все обдумала и считаешь себя не вправе нарушить слово чести, данное Джулиусу Вертону.

– Да, наверное, так и надо поступить, – согласилась Софи. – Написать ему?

– Пожалуй… – произнесла было леди Стадли, но неожиданно воскликнула: – Нет! Нет! Никогда не надо оставлять письменных свидетельств! Можно найти выход из самых трудных ситуаций, если только ничего не написано черным по белому.

– Я не собираюсь с ним объясняться, – с внезапной тревогой проговорила Софи.

– Почему же? – осведомилась мать.

– Потому что, честно говоря, мама, я боюсь его. Он очень властный. Он сможет вытянуть из меня правду.

– Мне всегда казалось, что он для тебя неподходящая партия, – сказала леди Стадли. – Хорошо, значит, должен идти кто-то еще.

– Только не ты, мама! – быстро проговорила Софи. – Я много раз говорила ему, что ты не одобрила бы мой побег. Он только еще больше разозлится.

– Это должна будет сделать Лалита, – ответила леди Стадли, – хотя, Бог знает, справится ли она.

Лалита, нетвердо ступая, в этот момент направлялась к двери, держа в руках кружевное платье.

– Куда ты? – грубо осведомилась леди Стадли.

Лалита, не отвечая, стояла, покачиваясь, бессмысленно глядя на мачеху. Ее опухшие глаза были еще полны слез. Она была так бледна, что Софи раздраженно проговорила:

– Мама, дай ей что-нибудь выпить. Она выглядит так, будто вот-вот умрет!

– И хорошо бы! – ответила леди Стадли.

– Сначала она должна сообщить лорду Ротвину…

– От нее одни неприятности! – резко произнесла леди Стадли, но подошла к умывальнику, на котором стояла бутылка бренди, к которой она частенько прикладывалась. Налив немного бренди в стакан, она протянула его Лалите. – Пей! – приказала она. – Жалко, конечно, переводить добро на такое чучело!

– Я сейчас буду… в… порядке…

– Ты будешь делать то, что я говорю. Или тебе мало одной взбучки?

С трудом передвигаясь, потому что каждый шаг причинял ей боль, Лалита пересекла комнату, взяла стакан и выпила бренди, чувствуя, как обжигающий жар разливается по ее телу.

– Теперь слушай, Лалита, и если ты опять сделаешь что-нибудь не так, я изобью тебя до потери сознания! – грозно проговорила мачеха.

– Я… слушаю, – пробормотала Лалита.

– В девять тридцать дилижансом ты поедешь к церкви Святого Алфея, встретишь там лорда Ротвина и объяснишь ему, что Софи слишком благородна и добра, поэтому она решила не разбивать сердце господина Вертона, а выйти за него замуж, как обещала. – Мачеха сделала паузу и спросила: – Ты все поняла?

– Да, – ответила Лалита. – Но, пожалуйста… не заставляйте меня… делать этого!

Леди Стадли угрожающе подняла трость.

– Нет, мама! – быстро сказала Софи. – Если вы побьете Лалиту, она потеряет сознание и от нее не будет никакой пользы. Я сама поговорю с ней. Дилижанс будет здесь не раньше чем через час.

– Хорошо, – неохотно проговорила леди Стадли.

Послышался стук в дверь.

– Это моя карета. Что лучше: поехать мне на прием, как мы планировали, или остаться дома и ждать печальных известий о смерти старого герцога?

– Я думаю, мама, ты должна остаться. Если Джулиус узнает, что после его письма ты отправилась на прием, он сочтет это проявлением бездушия.

– Конечно! Как я не подумала об этом. – Она засмеялась. – Хорошо, я останусь дома и проведу долгий, скучный вечер. Но, дорогая! Как я мечтала увидеть тебя когда-нибудь с герцогской диадемой!

– О! – воскликнула Софи. – Я никогда бы себе не простила, если бы вышла за лорда Ротвина, а потом узнала, что Джулиус стал герцогом.

– Слава богу, ты узнала вовремя! – воскликнула леди Стадли. Она посмотрела на дочь и добавила: – Сними это платье. Оно же одно из лучших у тебя. И поскорее убери от меня это чучело!

– По крайней мере, она полезна, – откликнулась Софи. – Кого еще мы могли бы послать к лорду Ротвину?

– Да, его ждут плохие новости! – захихикала леди Стадли. – Редко я видела, чтобы человек был так влюблен, как его светлость.

– Переживет! – ответила Софи и вышла из комнаты.

Лалита последовала за нею.

– Скорее! – поторопила ее Софи. – Ты же знаешь, что я не могу расстегнуть это платье сама.

Лалита положила на стул кружевное платье и проговорила:

– Софи, не заставляй меня это делать… Я… чувствую, что его светлость очень… рассердится. Даже больше, чем… твоя мать.

– Почему ты не зовешь ее мамой?

– Я… я и подразумевала… мама.

– Не удивляюсь, что ты доводишь ее до бешенства, – раздраженно проговорила Софи. – Если лорд Ротвин тоже задаст тебе взбучку, это будет вполне справедливо, так ты глупа!

– Я больше не выдержу, – прошептала Лалита.

Софи поглядела на Лалиту и добавила немного мягче:

– Возможно, сегодня вечером мама была слишком груба. Она очень сильная. Как это ее трость до сих пор не переломала тебе кости!

– Я… боюсь. Боюсь… лорда Ротвина и его… гнева.

– Ты никогда его не видела. Что ты знаешь о его гневе?

Лалита не отвечала, и Софи произнесла более настойчиво:

– Скажи мне! Ты что-то знаешь, я же вижу.

– Это… книга, которую я нашла здесь… в доме. Она называется «Легенды об известных семействах Англии».

– Это интересно, – проговорила Софи, – почему ты не показала ее мне?

– Ты не слишком любишь читать, – ответила Лалита, – и к тому же я… боялась… расстроить тебя!

– Расстроить меня? Что же там говорится?

– Там прослеживается происхождение рода Ротвинов от его основателя, сэра Хенджиста Ротвина, авантюриста и пирата… Он был очень… богатый человек и очень… жестокий. Как сказано в этой книге, Ротвины унаследовали буйный нрав их предка. Имя лорда Ротвина – Иниго – означает «пламенный».

– Хорошо, что я избавилась от подобного джентльмена! – сухо заметила Софи.

– Существует четверостишие о сэре Хенджисте, написанное в 1540 году, – неохотно продолжала Лалита. Слабым, дрожащим голосом она прочла:

Черные волосы, черные глаза,

Черный гнев.

Так берегись,

Коли Ротвин отомстить поклялся!

Софи засмеялась.

– Не воображай, что я испугаюсь подобного вздора!

Глава 2

Подъезжая к церкви, Лалита чувствовала себя ужасно.

Бренди лишь ненадолго привел ее в чувство, но теперь на нее навалилась какая-то противоестественная усталость, а окровавленная спина невыносимо болела.

Хорошо еще, что Софи не дала мачехе избить ее до потери сознания, как это уже не раз случалось раньше.

Всего лишь на прошлой неделе леди Стадли, в очередной раз разозлившись на нее, пришла в спальню Лалиты, когда девушка уже собиралась лечь спать. В тот раз она била ее, пока Лалита не свалилась без сознания на пол, где пролежала несколько часов.

В конце концов, собрав остаток сил, она доползла до кровати, но до самого утра не могла унять дрожь и уснуть.

Она ясно сознавала, что слабеет, что болезнь, которую она перенесла после Рождества, подорвала ее последние силы. Порой она молила Небеса послать ей смерть, но потом вспоминала мать и запрещала себе подобное малодушие.

Ее мать – маленькая, нежная и хрупкая – всегда восхищалась смелыми людьми.

– В жизни всем нам приходится порой совершать смелые поступки, – сказала она Лалите однажды, – но самое трудное – это то, что требует не столько физической смелости, сколько духовной. – Позволить леди Стадли убить себя представлялось Лалите трусливым бегством из невыносимого ада, в котором она оказалась после смерти отца.

Счастливые годы ее детства неизменно были наполнены светом. Хотя ее мать не обладала крепким здоровьем, хотя в доме не всегда было достаточно денег, они ни на что не променяли бы невыразимую радость их совместной жизни.

Ее отца – большого, добродушного, милого человека – любили и уважали все, кто работал и жил в его поместье.

Став старше, Лалита поняла, что именно доброта и мешает ее отцу преуспеть в жизни. Он никогда не мог заставить себя повысить арендную плату фермерам или выселить сильно задолжавшего арендатора. Поэтому семье часто не хватало денег для ремонта и обновления сельскохозяйственного инвентаря и даже для семейных нужд. Но его жена никогда не роптала.

– Мне так повезло, – часто говорила она Лалите. – Муж и дочь – для меня самые замечательные люди на свете!