— А, так ты с ним был знаком?

— Да нет, не то чтоб знаком. Он родной дядюшка Хиклинга — моего грума, ты его должен помнить! Конечно, я не намерен его оставлять, но пока Студли нет, сойдет. А самое главное — он держит в порядке мои сапоги!

Эрл, чьи гессенские ботинки, но своему обыкновению, сияли будто зеркало, вставил в глаз монокль и придирчиво оглядел высокие сапоги Мартина, потом одним легким движением дал моноклю упасть и вежливо заметил:

— Это, конечно, немаловажно. Э-э-э, и чем он их чистит, позволь узнать?

— Ваксой, наверное. А чем пользуется твой Турин?

— О, это мой маленький секрет, который я не намерен открывать никому!

— Шампанским, не так ли? — язвительно усмехнулся Мартин.

— Не исключено. Я бы не удивился, если бы узнал, что так оно и есть.

Они уже успели добраться до парадной лестницы. В это время Эбни, который только что вышел из Итальянской гостиной, заметил братьев и в некотором замешательстве уставился на них. Потом опомнился, отвесил вежливый поклон и воскликнул с чувством:

— Милорд! Позвольте сказать, как я счастлив, что ваша милость снова с нами!

— Благодарю, Эбни, весьма обязан. Скажите, ее милость в Итальянской гостиной?

— Да, конечно, милорд! — поспешно ответил Эбни, снова двинувшись к двери. — Сэр Томас и леди Болдервуд заехали справиться о здоровье вашей милости. Они сейчас наверху, с ее милостью.

Тонкие пальцы эрла теснее сжались на руке брата, и он двинулся к лестнице, явно собираясь подняться.

Мартин нервно дернулся в сторону:

— Я ухожу! Мне еще надо заглянуть на конюшню!

— Как-нибудь в другой раз, — возразил Жервез.

— Если ты считаешь, — гневно прошептал Мартин, и глаза его сузились, — что я горю желанием видеть, как Улверстон строит Марианне глазки, то ты очень ошибаешься!

Однако к этому времени Эбни уже поспешил распахнуть двери гостиной, и эрл, пробормотав повелительным тоном: «Не обращай внимания!» — заставил своего юного родственника войти в комнату бок о бок с ним.

Их совместное появление произвело ошеломляющий эффект. Разговоры смолкли, как по волшебству. Марианна, кокетничавшая с виконтом возле окна, радостно вскрикнула и кинулась к ним навстречу:

— Как я рада вас видеть! Вот вы и здоровы, и, значит, все хорошо! — Вспыхнув от смущения, она осеклась, кинула украдкой осуждающий взгляд в сторону Мартина, смутилась еще больше и залепетала что-то совсем невразумительное.

Ей на выручку бросился Улверстон:

— Привет, Жер! Как ты себя чувствуешь, старина?

— Сент-Эр и Мартин! — торжественно провозгласила вдовствующая графиня и, словно не веря своим глазам, поднесла к ним лорнет. — Чрезвычайно рада снова видеть вас, Сент-Эр! Впрочем, я всегда говорила, что долго вы там не усидите, не пройдет и нескольких дней, как снова будете на ногах. Вот что значит кровь Фрэнтов! Кто-нибудь, будьте так добры подвинуть ему кресло. Ах, Мартин, какой ты молодец, что уже подумал об этом! Что за милый мальчик, всегда обо всем позаботится! Одна радость видеть, как он внимателен к брату!

По лицу Мартина было ясно, что испытываемые им в этот момент чувства весьма далеки от благодарности. Тем не менее, он буркнул сквозь зубы:

— Ты бы лучше сел, Сент-Эр, не то опять хлопнешься в обморок, а я при виде этого сгорю со стыда!

Сэр Томас, обменявшись с эрлом сердечным рукопожатием, в своей обычной резкой манере заявил:

— Ну, сдается мне, молодой человек, с вас довольно! Впрочем, словами делу не поможешь! Вот, милорд, как видите, я приехал справиться о вашем здоровье и уж никак не ожидал встретить вас не в постели, а уже на ногах! Ба, ба, ба, что я вижу, да вы побледнели! Ну да это ерунда! Душевно рад видеть, что вы оправились! А что за чушь болтали по всей округе? Не то чтобы я верил во весь этот вздор, но… Нет, нет, я и тогда говорил, и сейчас готов сказать, что во всем этом нет ни слова правды!

— В Сент-Эра попал какой-то браконьер, — вступила в разговор графиня. — И меня, к слову сказать, это ничуть не удивило. Я всегда говорила, что рано или поздно, но нечто подобное должно случиться. Их всех давным-давно следовало бы переловить!

— Конечно, конечно, было бы просто замечательно очистить округу от этого сброда! — поддержал ее сэр Томас. — Вы присядете, милорд?

Поскольку в этот момент все столпились возле эрла, Мартин воспользовался случаем и улизнул из гостиной, чуть было не столкнувшись в дверях с Эбни, который явился, чтобы объявить о приезде двух других посетителей. Юноша отпрянул назад, едва не споткнувшись, и неловко поклонился. А Эбни громко объявил о появлении мистера и миссис Морвилл.

Миссис Морвилл ответила на поклон Мартина легким кивком и приветливой улыбкой. А ее супруг, который неохотно следовал за ней по пятам с видом мученика, чтобы выразить свою благодарность покровительнице дочери за проявленное ей гостеприимство, коротко буркнул:

— Привет. Мартин! — и обвел всю остальную компанию разочарованным взглядом, который виконт, как он шепотом сообщил на ухо своей нареченной, нашел довольно-таки обескураживающим.

Между тем миссис Морвилл пожала руку вдовствующей графине, поздоровалась с сэром Томасом и леди Болдервуд, послала улыбку их дочери и шепотом попросила графиню представить ей двух оставшихся джентльменов, показавшихся ей немного странными.

— Мой пасынок, лорд Сент-Эр, и лорд Улверстон, — провозгласила графиня.

Оба джентльмена склонились в поклоне.

Мистер Морвилл пристально вгляделся в виконта и вскричал:

— Улверстон, вот как? Ну, ну, как будто вновь вернулись старые добрые времена! Как поживаете? Мы с вашим батюшкой вместе учились в Кембридже! Вы очень мне его напоминаете, молодой человек!

Миссис Морвилл обменялась улыбками с Улверстоном, затем отвернулась и обратила все свое внимание на эрла — пожала ему руку, выразив надежду, что он уже оправился от последствий несчастного происшествия. Поскольку Друзилла не позаботилась описать его родителям, миссис Морвилл было суждено испытать нечто вроде шока при виде столь привлекательной внешности, тем более что подсознательно она готовилась увидеть самого настоящего Фрэнта. Бедная женщина потрясенно заморгала и вытаращила глаза, пока не заметила, что он чуть заметно улыбается. Теперь она понимала, почему ее дочь так легко отдала свое сердце этому человеку! И даже ее собственное, несмотря на груз прожитых лет, сладко встрепенулось, ибо, хотя она и была любящей матерью, тем не менее, в эту минуту искала и не могла найти в своей дочери ничего такого, что могло бы воспламенить нежные чувства человека, который не только был, что называется, блестящей партией, но еще и отличался такой красотой.

Однако ни одна из вышеперечисленных мыслей не отразилась на ее лице. Эрл между тем рассыпался в выражениях признательности, повторяя, как он обязан Друзилле. Миссис Морвилл невозмутимо отвечала, как она рада, что Друзилле представился случай оказаться полезной. Пересев на софу, она сделала чуть заметный жест рукой, указав на свободное место возле себя, и с улыбкой прибавила:

— Я убеждена, что вы не должны так долго стоять, лорд Сент-Эр.

Вдовствующая графиня, вновь усевшаяся на свое обычное место возле камина, вмешалась в разговор:

— Уверяю вас, моя дорогая миссис Морвилл, он уже вполне оправился. Вы же знаете этих молодых людей, им все нипочем. Я даже возьму на себя смелость предположить, что его нервы пострадали куда меньше моих! Ах, я такая чувствительная! Что толку отрицать это? Да и потом, правды стыдиться никогда не стоит! Доктору Мэлпасу пришлось навещать меня каждый день, а я ведь всегда отличалась завидным здоровьем. Это у меня от отца. Вы ведь не знали моего отца, не так ли, мистер Морвилл? Очень жаль, право же, очень жаль, он бы вам поправился. Мой батюшка, как и вы, был большой охотник до книг. Конечно, не во время охотничьего сезона…

Достойному историку уже не раз приходилось слышать подобное, поэтому, ничуть не, обидевшись, он лишь кинул в ее сторону сардонический взгляд поверх очков и довольно сухо пробормотал, что, к сожалению, никогда не имел удовольствия встречаться с покойным лордом Дьюсбери. Его супруга в это время принялась расспрашивать эрла о его службе на Апеннинах. Затем мистер Морвилл благополучно вернулся к прерванной беседе с лордом Улверстоном, а вдовствующая графиня завела один из своих бесконечных монологов, слушателем которого был один сэр Томас. Темы монолога оставались прежними: нежные чувства, которые она питает к пасынку, отвращение к браконьерам и состояние ее нервной системы, которое она описала очень подробно, перемежая свой рассказ сокрушенными вздохами и причитаниями по поводу того, что, если бы нынешние молодые люди вообще и лорд Сент-Эр в частности были бы более внимательны к советам старших, им бы не приходилось то и дело попадать в неприятные истории, которые так пагубно отражаются на здоровье тех, кто их любит. К тому времени, как она принялась пересказывать мнение своих дорогих усопших родителей на этот счет, сэр Томас пришел к мысли, что ему вместе с дочерью пора возвращаться в Виссенхерст. К счастью, графиня, с неудовольствием следившая, как Улверстон не спускает глаз с Марианны, вспомнила, что у нее хватает забот и без того, чтобы сокрушаться по поводу любовных дел Мартина, и любезно кивнула.

— Душечка Марианна хороша, как всегда. Рада была видеть ее в Стэньоне. У нее превосходные манеры, и потом, она так замечательно занималась мозаикой с дорогими крошками Гарри и Джоном. Когда вернусь в Лондон, не сомневаюсь, что ваша девочка уже будет блистать в «Олмаке», конечно если вам пришлют билеты, но если нет, не беспокойтесь, я позабочусь, чтобы вам непременно их прислали.

— Весьма признателен! — сухо заявил сэр Томас. — Не стоит беспокоиться! Надеюсь, ваша милость вернется в Лондон как раз вовремя, чтобы посетить бал, который дает леди Болдервуд. Думаю, не будет большого греха в том, чтобы намекнуть такому близкому другу, как вы, что там вам предстоит услышать кое-что интересное. — С некоторым злорадством подметив ошеломленное выражение, появившееся у нее на лице, генерал не выдержал и хихикнул. — Да, да, вот куда ветер дует! — подмигнул он, кивком указывая на Улверстона. — Мы договорились хранить это в тайне, пока наша крошка первый раз не появится в свете, но господи ты боже мой! Держу пари, все графство и без того уже это знает!