— В любом случае хуже не будет, если ты проживешь в Париже хотя бы год, — продолжал уговаривать ее Марк. — А может быть, даже наоборот, твоя жизнь изменится к лучшему. У каждого человека в жизни наступает такой момент, когда ему просто необходимо совершить безумный, трудно объяснимый с точки зрения житейской логики поступок, который будет способен согреть его сердце и изменить образ мышления на более позитивный. Вспомни Вачиви — она ведь именно так и поступила.

— Я не люблю рисковать, и я не Вачиви, — негромко откликнулась Бриджит, и Марк резко повернулся к ней, едва не выпустив из рук руль.

— Я знаю, ты не любишь рисковать, — сказал он. — Именно поэтому я и предлагаю тебе только попробовать.

Но Бриджит отрицательно покачала головой. Она уже твердо решила вернуться домой и не сомневалась, что поступает правильно.

Вечером они ужинали уже в другом ресторане, потом переночевали в гостинице, а в воскресенье утром выехали обратно в Париж. По дороге они много говорили обо всем, а потом Бриджит задремала, откинувшись на спинку сиденья. Марк время от времени посматривал на нее и улыбался. Он был рад, что они вместе побывали в Бретани, но мысль о ее скором отъезде огорчала его. Впрочем, в глубине души он надеялся, что Бриджит передумает и останется.

И помочь ему в этом должна была Вачиви.

Глава 18

ВАЧИВИ 1793 г.

Первые революционные месяцы были настоящим кошмаром. Когда на улицах Парижа начала проливаться кровь сторонников короля, Тристан и Вачиви были в Бретани. Вести, которые приносили немногочисленные спасшиеся, способны были повергнуть в ужас кого угодно. Банды восставших республиканцев и уличных головорезов взяли штурмом Версальский дворец, арестовали и заточили в тюрьму королевскую семью. Лувр осаждали толпы простолюдинов, которые грабили и громили резиденцию французских монархов. На площадях строились гильотины — восставший народ казнил дворян и аристократов, не щадя ни женщин, ни детей. Почти все парижские друзья Тристана погибли, кровь лилась рекой, и конца этому было не видно.

Особняк де Маржераков на рю дю Бак тоже был разграблен разместившимися в нем солдатами, но, к счастью, само здание уцелело. Революционеры с энтузиазмом сжигали собственность «проклятых кровопийц и народных угнетателей». Впрочем, о судьбе особняка они узнали лишь много позже, сейчас же им хватало других, более важных проблем.

Поначалу все эти кровавые события напугали Вачиви. Они странным образом напомнили ей собственное похищение и плен у кроу. Тристан сразу понял ее состояние и поспешил успокоить Вачиви.

— Я тебя никому не отдам, — твердо сказал он. — И я убью каждого, кто попытается тебя отнять. Поверь, я в состоянии защитить мою семью.

И Вачиви успокоилась, она почувствовала себя в полной безопасности. Тристан не бросал слов на ветер. Всего за несколько дней он превратил Шато де Маржерак в неприступную крепость. В кладовые доставили большое количество продовольствия, сделали запасы пороха и воды, а также укрепили ворота. Кроме того, маркиз собрал в замке своих друзей-аристократов с доверенными слугами. Вачиви Тристан научил стрелять из мушкета и заряжать пушку, и когда настали тяжелые дни осады, это умение ей очень пригодилось. Как и мужчины, Вачиви сражалась на крепостной стене, окружавшей замок, рядом со своим мужем — когда он был с ней, она не боялась ничего и никого.

Именно Вачиви первой заметила пожар в северном крыле, когда осаждавшие замок обстреляли его горящими стрелами. Сильный ветер раздувал пламя, дым заволакивал стены, но главное — огонь угрожал детям, и Вачиви мгновенно забыла, что она теперь госпожа. Вооружившись тяжелым луком, Вачиви встала в проеме между зубцами стены и, не обращая внимания на сильный мушкетный огонь, стала поражать врагов одного за другим. Не менее десятка нападавших она убила, еще больше покалечила, и как ни прятались они за деревьями, их настигали точные выстрелы Вачиви. Никаких угрызений совести она при этом не испытывала, хотя перед свадьбой и приняла католическую веру. Сейчас Вачиви сражалась за свой дом, за своих родных и близких. Ее сердце не знало жалости к врагам, и, глядя на нее, Тристан гордился своей женой. Вачиви была единственной женщиной, сражавшейся наравне с мужчинами; из лука и даже из мушкета она стреляла быстрее и точнее многих, так что довольно скоро нападавшие стали держаться подальше от тех участков стены, на которых появлялась женская фигура с развевающимися черными волосами.

Один раз Вачиви ранили — ранили в то же плечо, что и много лет назад, но, как и в прошлый раз, это была просто царапина. И как ни настаивал Тристан, чтобы Вачиви оставалась с детьми, спустя несколько часов она снова была на стенах вместе с ним и другими мужчинами.

В истории Франции это была мрачная и трагическая эпоха, когда брат восставал на брата, а соотечественник убивал соотечественника, но и она подошла к концу. Несмотря на причиненные пожаром повреждения, нападавшим так и не удалось взять замок штурмом, и в конце концов они отступили. Сподвижники маркиза вернулись в свои поместья, а сам он занялся ремонтом замка. Тристан был горд, что им удалось отстоять свой дом и остаться в живых. Ехать в Париж, чтобы посмотреть, что стало с их особняком, он не собирался — это было небезопасно, к тому же он не мог оставить детей и Вачиви, которую любил все больше. В дни осады ему открылась еще одна черта ее характера — ярость, с которой она сражалась с врагом, защищая свой дом и семью. Поистине Вачиви была удивительной женщиной, и Тристан невольно подумал, что она значит для него гораздо больше, чем замок, земли и даже родная Франция. С ней и ради нее он готов был жить где угодно, лишь бы никогда не разлучаться. Точно так же относилась к нему и сама Вачиви. Теперь она жила только для него и для детей — двух старших детей Тристана и трех их общих — и готова была убить каждого, кто посмел бы им угрожать.

— Кажется, нам повезло, любезная моя маркиза, мы легко отделались, — сказал ей как-то Тристан, когда они прогуливались по саду, в котором еще были видны следы пребывания врагов и сожженные пожаром деревья. Конюшни тоже пострадали — в огне они потеряли нескольких чистопородных лошадей, но теперь восставшие отступили, и маркиз считал, что, столкнувшись с хорошо организованным сопротивлением, они вряд ли вернутся. Шуаны под его руководством преподали им хороший урок, и Тристан имел все основания гордиться собой и своими соратниками — роялистами. Но наибольшую радость и гордость в его сердце вызывала Вачиви, вместе с которой они сумели отстоять, спасти от разграбления свой собственный дом.

Все еще улыбаясь, Тристан знаком предложил ей присесть на скамью — ту самую, на которой он когда-то сделал ей предложение. Каменные блоки, из которых она была сложена, потемнели от копоти после пожара, позади чернели стены сожженного лабиринта, но даже это не повергло его в уныние.

— Со временем мы все восстановим, — сказал он, и Вачиви кивнула. Она знала, что так и будет. Тристан любил свой дом и ненавидел этих безумцев-республиканцев за их слепую бессмысленную жестокость и жажду разрушения. Когда они осадили замок, он сражался с ними не щадя живота, и Вачиви увидела, каким отважным и смелым воином он был. В обычной жизни Тристан неизменно оставался человеком спокойным и миролюбивым, но горе тому, кто попытался бы разрушить его дом или причинить вред его близким! В этом отношении он очень напоминал Вачиви ее братьев, по которым она до сих пор скучала.

Но она, впрочем, уже и не хотела что-то менять в своей жизни — теперь, по прошествии нескольких лет, Вачиви чувствовала себя больше француженкой, чем индианкой. Свирепый дух воинов сиу дал о себе знать, только когда ей пришлось защищать от врага самое дорогое, что у нее было.

— Как твое плечо? — заботливо поинтересовался Тристан, и Вачиви улыбнулась.

— Почти не болит, — ответила она. — Настоящие воины не думают о ранах. Как ты. — Тристана тоже ранили, но Вачиви узнала об этом только через несколько недель после того, как осада закончилась. — Из тебя вышел бы хороший сиу, — добавила она.

— Не думаю. Я все еще езжу верхом хуже тебя.

— Мои братья тоже ездили хуже меня, — засмеялась Вачиви.

— А вот из тебя получился бы отличный королевский лучник. Жаль только, что у нас нет короля, — сказал Тристан и вздохнул. Республиканцы отступили от стен замка, но Франция, которую он так любил, изменилась. Казалось, все в мире перевернулось с ног на голову. Почти все его парижские друзья и знакомые были убиты или бежали в Новый Свет, его парижский особняк стоял пустой и разграбленный, и даже в Бретань понемногу стали проникать новые веяния. Они были не по душе Тристану, но он не хотел никуда уезжать, как поступили многие французские аристократы. Со временем, думал маркиз, все уляжется, вот только сколько лет — или десятилетий — на это потребуется, он не знал. Похоже было, что ему-то, во всяком случае, уже не увидеть Францию мирной и процветающей.

— Ты не жалеешь, что приехала в мою страну? — спросил он как-то Вачиви. Тристан знал, какая она смелая и мужественная, но жизнь, как нарочно, подкидывала ей испытание за испытанием, выдержать которые мог не всякий мужчина.

— Конечно нет, — негромко ответила Вачиви, глядя ему в глаза, и Тристан прочел в ее взгляде всю ту нежность, силу и любовь, которые помогали ей не сдаваться. — Ведь теперь здесь вся моя жизнь, — добавила Вачиви. — Ты моя жизнь. Я думаю — мы с самого рождения были предназначены друг для друга.

Сама она ни секунды не сомневалась в том, что говорила. Тристан и их дети заменили ей всех, кто у нее когда-то был: племя, отца, братьев и даже Жана. Другой судьбы она для себя не представляла. Порой ей казалось, что она даже перестала быть сиу. Чуть ли не с того самого момента, когда ее нога впервые ступила на французский берег, она принадлежала одному Тристану, и этого хватало, чтобы чувствовать себя счастливой.