Ален произнес задумчиво:

– Все-таки мне кажется, что он должен быть лучше, ведь любое богатство, которое не увеличивается – уменьшается. Так и любовь: если она не растет, значит, она прекращается.

Он начал ее раздевать. На этот раз он сумел придать этому столько нежности, чувства, ласки, что казалось, даже в ту первую ночь, триста шестьдесят пять ночей тому, все было не так прекрасно и чудесно, как в этот вечер. Это было похоже на священный ритуал, его движения напоминали действия какого-то мага или священнослужителя, который медленно обнажает прекрасное тело, чтобы погрузить его в бездонное море любви. Комнату объяла тишина, пришедшая на смену милым воспоминаниям. Наступили чудесные мгновения, когда их воспоминания, обновленные и ставшие ярче, выражались уже не словами, а гимном сердец, сливавшихся в одну прекрасную мелодию любви.

Он и она теперь были одним-единственным существом.

Рано на рассвете они покинули гостиницу. Расставаясь с любезным стариком, Ален приветливо произнес свою обычную фразу. Он чувствовал себя увереннее и сильнее, жизнь казалась ему легкой, приятной, радостной. Везде их ожидало счастье: дома, на улице, в городе, где бы они ни были.

4

ТРЕТЬЕ ШАМПАНСКОЕ

Наступило следующее пятое октября, и согласно обычаю, сюжет которого был разыгран старым Владимиром, они снова были здесь. Третий раз в их жизни, в комнате с глициниями. Прошел еще один год их жизни, со своими радостями и некоторыми огорчениями. Взяв на руки свою возлюбленную, Ален отнес ее на кровать, согласно ими самими установленному церемониалу, и предложил бокал шампанского «Перье-Жуэ» со словами:

– Выпьем за вторую годовщину нашей любви!

Она пригубила нектар возлюбленных, прежде чем ответить, улыбаясь, но с тенью печали на лице:

– Я очень признательна тебе за то, что не забыл этот день, который изменил всю мою жизнь. Я смею надеяться, что ты был так же счастлив, как и я, в течение всего этого года.

– Да, это так, Хадиджа, но я думаю, что, как и год назад на этом месте, нам следует расставить некоторые точки над «i».

– Ты считаешь, что это действительно необходимо?

– Да, это нужно, хотя бы для того, чтобы справедливость восторжествовала.

– А зачем ты смешиваешь справедливость и любовь?

– Прошлый раз именно ты начала все вспоминать, даже то, что произошло в танцевальном зале, и позволила мне узнать твою прошлую жизнь. Ведь ты ничего бы мне так и не рассказала, если бы не произошел этот, ну скажем, «случай».

– Конечно, я рассказала бы тебе все, но для этого нужно было немного больше времени. Как могла бы я тебе объяснить об этом Люсьене, о моей жизни, за те двое суток, когда я тебя только встретила? Но ведь и ты, Ален, не во всем мне признался. И тебе потребовалось для этого больше времени, целый год, до того момента, как ты открыл мне секрет, который я никогда бы не узнала, если бы «случай» не помог мне в этом.

– Вот именно поэтому я и говорю, что нам нужно снова все выяснить. Еще шампанского?

– Я думаю, что теперь шампанское более необходимо. Во всяком случае, теперь ты должен говорить первым. Я слушаю.

– Ты помнишь, что произошло на следующий день после той ночи, когда мы отпраздновали здесь нашу первую годовщину?

– А что произошло?

– Дорогая, ты забыла: «Эль Джезаир»?

– А, помню. Мой танец живота?


Покинув гостиницу год тому назад, на рассвете, они вернулись прямо к себе.

– Ты уверена, что не проголодалась? – спросил по дороге Ален.

– Не настолько, чтобы снова идти в какой-нибудь ресторан. Я лучше дома приготовлю какой-нибудь суп, тем более, что в холодильнике есть все, чтобы утолить голод. Впрочем, до того, как ты уйдешь на работу, мы сможем хорошо позавтракать дома.

Вернувшись домой, они так и сделали. Когда он вернулся домой после работы, Хадиджа сказала:

– Дорогой, мне кажется, я уже ощутила благотворные последствия минувшей любовной ночи, которую мы провели в гостинице. Я сейчас в прекрасной форме, а ты?

– Я тоже.

– Никаких неприятностей на работе?

– Наоборот, даже удалось сегодня провернуть две удачные сделки.

– О, это нужно отметить!

– Да ты неугомонна,– усмехнулся Ален.

– Я женщина, которая окружена вниманием и любовью своего возлюбленного, но вместе с тем мне хочется показать свое счастье другим. Сейчас мне хочется потанцевать, развлечься где-нибудь. Мы уже несколько недель никуда не выходили. Вчерашний вечер был только наш. Глядя на улицу, где постоянное движение машин, я подумала: «Мой прекрасный принц бывал со мной в различных местах и показал массу интересных вещей и достопримечательностей, но мне всегда хотелось пойти с моим возлюбленным, светловолосым красавцем в какое-нибудь восточное кабаре, например, какой-нибудь арабский клуб». Я несколько раз об этом думала.

– Ты что, испытываешь ностальгию по своей стране?

– Нет, вовсе нет, но мне так хочется погрузиться снова на несколько часов в атмосферу востока, не этого, парижского, а того, который я узнала за те редкие часы, когда убегала из дома, чтобы побродить по нашей столице. Я надеюсь, что этот запах кухни, эти арабские мелодии и вся атмосфера восточных кафе будет для нас чем-то вроде нашей традиционной встречи в гостинице первой любви. Разве ты не любил бы меня и не продолжаешь любить сейчас, потому что уже в течение долгого времени я привношу в твою жизнь определенный восточный колорит, и разве не моя обязанность возлюбленной поддерживать всеми возможными способами в твоем сердце и твоих мыслях эту восточную атмосферу? И разве ты сам не поощряешь меня на это, и я так счастлива сегодня, что хотела бы удовлетворить все твои желания. Если хочешь, я даже надену сари.

– Но ты никогда его больше не надевала с того вечера, как мы были у «Максима».

– И в «Шахерезаде»,– добавила она.– Но в этом твоя вина. Ты предложил мне столько новых платьев, накупил мне столько новых нарядов, прекрасных и модных, что я совсем забыла о подарке моей бабушки.

– А кольцо с рубином? – спросил Ален.– Где оно?

– Здесь, у тебя. Ведь теперь нет необходимости его прятать. Я обещаю тебе, что в этот вечер я снова надену все мое приданое. Если ты хочешь, я буду красивой, как в тот первый вечер, когда ты меня видел одетой в сари, но мне нужно для этого некоторое время, чтобы одеться как следует. Я думаю, что в этот вечер я буду даже красивее, чем тогда, потому что любовь украшает, а ведь я тебя так люблю.

Ален спросил:

– Но где мы найдем ту восточную экзотику, в которую ты хотела бы меня погрузить?

– Я все узнала: есть одно-единственное место, которое для нас подходит. Это «Эль Джезаир». Ты там был когда-нибудь?

– Да, однажды.

– С арабкой?

– Нет, с немкой. Это была весьма взбалмошная персона, которая считала себя восточной принцессой. Блондинкам, видимо, часто приходят в голову подобные глупые мысли.

– Но теперь тебе с твоей арабкой атмосфера «Эль Джезаира» покажется совсем другой. Позвони быстрее и закажи нам столик.

По своей вычурности и пышности это заведение могло соперничать с рестораном «Шахерезада». Много было здесь лепных украшений, зеркал, всевозможных статуй, но сразу надо заметить, что пыли на потолке было меньше, или она не столь долго копилась, как в «Шахерезаде». Возможно, это было незаметно еще и потому, что зал был погружен в полутьму, помещение как бы освещалось снизу. Дело в том, что в центре сцены, на которой выступали артисты, представлявшие восточные искусства, находился прекрасный фонтан, состоявший из разноцветных фонтанчиков, которые, вздымаясь к самому потолку, рассыпались затем маленькими разноцветными капельками, словно ловкий жонглер рассыпал их; падая, эти жемчужины звучали легким музыкальным пиццикато.

Конечно, этот фонтан не был такой уж диковинкой, но вместе с тем он настолько напоминал атмосферу арабских двориков, которые на востоке освежают и напоминают об оазисах в пустыне, где человек находит вдохновение и спокойствие. Казалось, уже один этот фонтан является воплощением всего арабского мира, его отражением в далекой европейской стране. Он сразу понравился Хадидже, и ей показалось, что звон капелек создает неожиданную поэзию. Широко открытыми, блестящими глазами, она, как ребенок, смотрела с радостью и восторгом на маленькие цветные водопады, капельки которых словно исполняли какой-то танец под ностальгическую мелодию оркестра, находившегося в глубине сцены. Оркестр действительно был превосходен, он состоял из северо-африканских музыкантов. И кто бы они ни были – марокканцы, алжирцы, тунисцы, не имело никакого значения, потому что все они играли с душой, пылом и страстью Востока.

Посетители сидели полукругом, на низких диванах и пуфиках; перед ними вместо столов стояли большие круглые серебряные подносы, на которых было множество различных приправ, способных придать настоящий природный вкус арабскому кус-кусу. Музыка звучала тихо и ненавязчиво. Нежная, жалобная песня вызывала в душе тихую грусть.

– Чудесно, что ты надумала привести меня сюда,– признался Ален.– А ты не смогла бы мне перевести, о чем поет певец?

– Он рассказывает одну из тех длинных историй, которые ты так любишь, в ней как раз идет речь о нас.

– И о чем поется, о хорошем или о плохом?

– И о том, и о другом. Он поет, что я самая красивая из всех женщин, которых он когда-либо видел, но он ревнует меня к сопровождающему белому принцу.

– И что, я должен сердиться или радоваться этому?

– Ни то, ни другое. Ты просто улыбайся.

– Я уже заметил, что с тех пор, как мы живем вместе, твоя улыбка может решить много вопросов.

На что Хадиджа ответила:

– Это одно из моих секретных оружий. Если бы я могла выражаться, как этот певец, то делала бы это целый день. Я бы рассказала всему миру о том, как мне хорошо с тобой и какие незабываемые минуты и часы мы провели этой ночью.