Ален улыбнулся. Он заметил, что Хадиджа, несмотря на то, что каждую секунду видела все новые оттенки парижской жизни, хорошо разбиралась в этих нюансах. У этой тунисской девушки было очень развито врожденное, инстинктивное понимание окружающей действительности.

Украшениями и драпировками внутреннее убранство ресторана напоминало декорации, которые ввел в моду Серж Дягилев после своих знаменитых вечеров русского балета. К счастью, освещение было не очень ярким, так что была незаметна пыль, накопившаяся на стенах этого заведения с давних пор. Едва заметный серебристый налет этой пыли придавал ресторану вид старого знаменитого театра, известного не только своим убранством, но и артистической труппой.

Оркестр действительно был великолепен. Конечно, будучи далеко не русским по составу, потому что руководил им немец, родившийся на берегах Рейна, первая скрипка была из пригорода Парижа, виолончелист из Голландии, цимбалист из Румынии, только пианист, кажется, из Петербурга. Но этот оркестр, в течение долгих лет выработавший свою собственную манеру игры, и создавал в этом заведении как раз ту необходимую атмосферу, ради которой и приходят сюда клиенты.

Как только Хадиджа переступила порог ресторана в своем прекрасном сари, музыканты заиграли увертюру из оперетты «Багдадский халиф». Это было в их обычае встречать почетных посетителей. Если в зале появлялась женщина, одетая на восточный манер, они играли какие-то восточные мелодии. Если в зал входил какой-нибудь американец, возможно, приехавший на научный конгресс, для него звучал марш «Сузы». Если появлялся итальянец, его встречали либо нежным «О, мое солнце...», либо веселой «Тарантеллой». Для испанца, разумеется, играли мелодию из «Кармен», австрийца встречали вальсом Штрауса, поляка – полонезом или вальсом Шопена. Немец всегда был рад услышать тирольский марш, ну, а для португальца звучало ностальгическое «Фа-до». Что касается французов, для них можно было играть любую популярную в это время в Париже мелодию.

Таким образом, эти парижские трубадуры с первого взгляда определяли, Откуда прибыл посетитель, и для него звучала мелодия, напоминавшая ему о родной стране. Конечно, это было большим искусством, поэтому оркестр пользовался большой популярностью.

...И вот Хадиджа была встречена увертюрой из «Багдадского халифа», которая напомнила ей о прекрасных теплых ночах в Персии, когда Шахерезада сумела увлечь и очаровать султана.

Ален заказал шампанское, конечно, не «Перье-Жуэ», и они продолжали свой чудесный вечер, прерванный только на время перехода из одного ресторана в другой. Затем он спросил:

– Что, если мы потанцуем, дорогая?

– Тебе так хочется? – спросила она.– Ты не думаешь, что у нас еще будет время потанцевать, я не очень люблю танцы, предпочитаю смотреть, как другие танцуют: это очень забавно и поучительно. Можно заметить массу интересных вещей, когда смотришь на танцующие нары.

– Ах, ясно! Ты хочешь знать мысли других, но не хотела бы, чтобы о твоих кто-то догадался, не так ли? Ты знаешь, чем больше проходит времени, тем меньше, мне кажется, я тебя знаю.

Девушка улыбнулась.

– Разве это не прекрасно? Даже если мы проживем долгие годы вместе, я бы не хотела, чтобы мы полностью узнали друг друга. Влюбленные часто ошибаются, стараясь быстро узнать все друг о друге. Таким образом они могут перейти опасную границу, зная о другом многое: приходит время, когда они чувствуют, что ничего нового уже не узнаешь, привыкаешь к партнеру, а тогда любовь уходит. Коль скоро ты привел меня сюда, где интерьер напоминает волшебные ночи Багдада, конечно, если у тебя достаточно воображения, я хотела бы под эти чарующие звуки скрипок рассказать тебе сказку. Это история красивой рабыни, проданной работорговцем в гарем персидского халифа.

– Я был уверен, что это место вдохновит тебя на новый рассказ. Что ж, я слушаю тебя.

– Она была несказанно прекрасна. Никогда раньше халиф не видел такой красоты. Но как он ни старался, как ни проявлял свою любовь по отношению к ней, ему не удавалось заставить заговорить ее. Он обращался к самым различным уловкам, но рабыня оставалась немой и ни на кого не смотрела, даже на своего нового хозяина. Он думал: «Как же возможно, что аллах создал такое прекрасное существо, такое совершенное, но с таким недостатком? Видимо, она нема». Тогда он послал за торговцем рабами и спросил его: «Скажи, ты никогда не слышал, чтобы эта девушка говорила?» «О, мой господин,– ответил работорговец.– Как и ваше величество, я не услышал от нее ни одного произнесенного слова». Тогда халиф решил, что девушка чем-то опечалена, тоскует по своей родине и принялся ее развлекать. Пригласил музыкантов, вот как сегодня, которые играли и пели для нее прекрасные мелодии. Они очень понравились и позабавили халифа, но прекрасная рабыня не проронила ни слова, ее глаза были опущены. В конце концов халиф повел ее в свою спальню и сделал своей любимой наложницей. Но ни на следующий день, ни позже она не стала разговорчивей. Проходили недели и месяцы, халиф все больше и больше влюблялся в красавицу, ему очень нравилось быть с ней, он просто сходил с ума от ее ласковых рук. Но она молчала. Возможно, это тоже его очаровывало. Но прошел год, и однажды вечером он сказал ей: «Любовь моя! Я не знаю о чем ты думаешь, но я сделал все, чтобы тебе понравиться, отослал всех наложниц, которые были здесь, ты сейчас единственная женщина, которую я люблю в этом дворце, однако ты не проронила ни одного слова, даже не сказала, что ты об этом думаешь, не выразила никакого отношения к этому. Откуда мне знать, что ты думаешь, и нравится ли тебе все это? Наверное, ты нема? Мне не жаль времени, проведенного с тобой, каждый день, Находясь возле тебя, я просил, чтобы ты заговорила, но ты все хранишь молчание, которое очень обидно и досадно для меня. Если уж невозможно, чтобы я утешился твоим разговором, то пусть небо сделает так, что ты подаришь мне сына, который будет моим преемником и будет управлять государством после моей смерти, ведь время идет, я старею». Выслушав эту речь, как всегда с опущенными глазами и даже не улыбаясь, вдруг на этот раз рабыня подняла глаза и посмотрела на халифа, улыбнулась и прервала своё молчание: «Господин мой, самое приятное, что я могу для вас сделать, принести вам самую большую радость, это сказать, что я ношу в своем чреве вашего ребенка, и так, как и вы, всей душой я желаю, чтобы это был сын». Узнав эту новость, халиф был так очарован и так обрадован, что решил освободить ее от рабства и женился на ней. Это был самый прекрасный, самый пышный праздник, который когда-либо был в персидском государстве, и новая владычица страны начала говорить. Видимо, желая возместить долгие часы молчания, проведенные ею прежде, она говорила обо всем без конца, и вскоре не только халиф, но и все его окружение стали уставать от ее разговоров. Никогда еще в персидском государстве не было женщины более болтливой, более навязчивой, но, наконец, она родила. Это была девочка. И первые крики ребенка были такими пронзительными, такими громкими, что были слышны во всем дворце, и даже перекрывали неутомимую болтовню ее матери. Тогда, увидев все это, бедный халиф закрыл себе уши и убежал в дальний угол сада. Там он бросился на колени и начал неистово молиться: «Аллах мой, сделай так, чтобы моя дочь онемела, ее болтовню, ее крики невозможно вынести. Только будучи немой, она сможет когда-нибудь выйти замуж». Вот и вся история, Ален.

– Не хочешь ли ты сказать, таким образом, что с тех пор, как мы познакомились, ты тоже должна была молчать?

– Я думаю, что это было бы лучше. Я и так слишком много говорила.

– Но ты еще ничего не рассказала мне о себе. Я даже не знаю, как, например, ты стала такой искусной в любви. Где тебе удалось всему этому обучиться?

– Это будет, наверное, единственная вещь, которую я тебе не объясню никогда. А теперь пойдем. Мне уже немного надоел этот шум, это постоянное вращение людей вокруг нас. С тех пор, как мы пришли в бар «Harry's» и ходили по другим ресторанам, у меня начала кружиться голова. Мы с тобой побывали в самых роскошных местах, ты должен быть доволен. А теперь я не хочу видеть никого, кроме тебя. Нам нужно остаться только вдвоем.

– Отвезти тебя домой?

– Я тебе сказала, что хочу остаться с тобой.

– Ну, так почему бы нам не пойти к тебе, ты ведь сказала, что ты свободная женщина?

– Я боюсь, что по сравнению со всеми этими шикарными местами, которые ты мне показал, мой маленький уголок покажется тебе слишком уж скромным, простым. После такого шикарного вечера, таких развлечений можешь ли ты себе представить, чтобы восточная принцесса жила в очень скромной маленькой квартирке без особого шика и абсолютно без всякой таинственности? Конечно, ты не захочешь этого. Для нас это было бы ошибкой. Давай попробуем немного продлить это очарование.

– Но ты ведь не хочешь, чтобы мы вернулись в ту гостиницу, где мы с тобой встретились?

– Нет, дорогой, это было бы слишком рано. Давай сохраним комнату с глициниями, также как и шампанское «Перье-Жуэ», на более отдаленные времена. А к тебе же мы можем пойти?

– Ко мне? – переспросил он.

Какое-то мгновение он помолчал, потом ответил:

– В конце концов, ты права, мы можем пойти и ко мне.

– А почему ты колеблешься? Может, ты боишься чего-то?

– Чего мне бояться? Я ничего не боюсь, дорогая.

– Например, тебя может кто-нибудь ждать там. Может быть, другая женщина?

– Я сказал тебе, что я тоже свободен.

– И часто ты приводил к себе женщин?

– Не чаще, чем в ресторан «Максим». Она заметила:

– Это не так уж и утешительно для меня. На что он ответил:

– Ты, конечно, не поверишь, если я скажу, что ты – первая женщина, которая придет ко мне домой. Но не это меня смущает. Понимаешь, в общем, все другие, что были раньше, приходили, но ни одна не смогла у меня остаться.

– Они что, так у тебя скучали?