– Да! – та повела холеной рукой волнистую линию, неизвестно на что намекая. – Очень даже неплохой экземпляр. Гора мускулов и никакого намека на интеллект. Классно.

– Что же в нем классного? – боюсь, я снова проявила свою девичью наивность полной мерой. – С ним даже поговорить не о чем.

– А с такими я ни о чем и не говорю, – Любовь Николаевна откровенно рассмеялась. – Они кое в чем другом сильны.

Догадавшись, в чем именно, я медленно покраснела.

Вспомнив наконец о проверке, дамы принялись готовить запрошенные документы, на время оставив меня в покое. Я же принимала отчеты от районов, чтоб не останавливать рабочий процесс. Работы было много, и я даже забыла о многозначительном взгляде генерального, но вечером, уже выходя из конторы, снова столкнулась с ним.

Олег Геннадьевич усаживал дорогих гостей в свой форд, видимо, чтоб отвезти в ресторан – отработанная до мелочей процедура. Хорошо, что проверяльщиков только трое, все в одну машину вошли. Он уже садился за руль, когда меня черт вынес из дверей почти ему под ноги.

Замерев в полусогнутом состоянии, он мне улыбнулся и игриво так подмигнул. Я замерла, он устроился на водительском месте и уехал.

– Ого! – медленно повернулась на звук и сердито уставилась на Баранова. – Ого! – снова повторил он и, наклонившись ко мне, шепотом спросил: – Что, уже любовники? Быстро же вы!

– Лешик! – от оскорбления я зашипела, напоминая себе удава, питона и анаконду вместе взятых. Или они не шипят? Ну тогда гюрзу, гадюку и кобру одновременно! – я тебе такое оскорбление не прощу, не думай!

Он выпучил глаза и сделал стремительный шаг назад.

– Ты чего? Это комплимент был!

Я придвинулась к нему поближе и сжала кулаки. Наверное, выражение моего лица стало слишком свирепым, потому что он пугливо оглянулся и попросил:

– Только не бей, а то все сразу обо всем догадаются.

Это вмиг охладило мое желание врезать ему промеж глаз. Служить коллегам источником домыслов и сплетен не хотелось. Но и спускать гадости этому охальнику – тоже. Взяв его под ручку, будто мы с ним старые хорошие друзья, я повела его по тротуару к своему дому.

– Слушай, мне не туда! – Лешик попытался воспротивиться, но я была неумолима.

И только отойдя на безопасное расстояние, уверенно пообещала:

– Еще один такой комплимент, Баранов, и ты труп!

Он надулся как девчонка.

– А я-то думал, ты нежная и ласковая. Все тебя Илье нахваливал, думал, что у вас чего получится.

Я сразу замолчала. При чем тут Зайцев? Мы с ним друг на друга никогда виды не имели.

– Вот, страшно стало? – Лешик нехорошо возрадовался. – Вот и подумай хорошенько, прежде чем меня обижать!

Вспомнив занятия по самообороне, на которые я записалась после приставаний отчима и отходила почти десять лет, ловко поставила Баранову подножку и небрежно уронила в сугроб. Наглой мордой вниз.

Он взвыл, и я, наклонившись, ласково сказала:

– Запомни, дружочек, это была милая дружеская шутка! Но если ты мне опять гадости вздумаешь говорить, я с тобой разберусь всерьез.

Лешик был хоть и задиристым, но изрядно трусоватым. Хотя при его субтильности это было вполне оправданным. Поэтому он перевернулся на спину, сплюнул снег, вытер вязаной перчаткой лицо и отчеканил, как рядовой:

– Слушаюсь, товарищ сержант! Будет исполнено, товарищ сержант!

– А почему сержант? – мне не понравилась навязываемое мне звание. – Мне больше капитан нравится.

– А не жирно? – Лешик поднялся и погрозил мне пальцем. – Не доросла еще до капитана!

– Ерунда! – в этом я была твердо убеждена. – Моя одноклассница уже майор, а я только капитана прошу.

– Майор? – обескуражено уточнил Лешик. – Однако, как бабы быстро звания получают! И где она служит?

– Следователь она. Не пьет, не курит, любовниц не содержит. Все проверки проходит достойно. Сам знаешь, как быстро сейчас нормальные женщины карьеру делают.

– Да знаю, что в полиции одни бабы в следователях и дознавателях сидят. Опера еще мужики, но скоро и их на киборгов заменят, точно тебе говорю.

Наш разговор превращался в какой-то фантастический боевик, и я решительно его прекратила, заявив:

– Все, баста, я домой!

На этот раз за рукав меня ухватил он.

– Слушай, Катя, а давай мы в кафе пойдем! Ты такая хорошенькая, когда злишься. Я прямо-таки влюбился уже! Серьезно.

Вот мне только запойного поклонничка и не хватает!

– Слушай, Баранов, – я постаралась скопировать его торопливый говорок, – я ведь не пью. И тебе не дам. Будешь сидеть, чаек попивать и культурно разговаривать, потому что ругаться я тебе тоже не позволю. Ты именно этого хочешь?

И вся любовь у него пропала.

Усмехнувшись, я пошла дальше, но не успела пройти и сотни шагов, как меня окликнул шедший навстречу мужчина.

– Катюша, девочка моя, как я рад тебя видеть!

Анатолий! Тот самый, что, будучи женат на матери, приставал к ее маленькой дочери.

– Как ты похорошела! – он рассматривал меня своими поросячьими глазками, и мне ужасно хотелось его ударить. Почему-то в нос. Может быть, потому что он у него слишком длинный?

– Чего тебе надо, гаденыш? – мне захотелось отплатить ему за все издевательства надо мной той же монетой.

Он обиделся.

– Что ты так? Я же тебя всегда любил.

– Ага, той любовью, что не для детей. Если бы не бабушка, не знаю, что и было бы.

– Да ничего бы не было! – с возмущением заявил он. – Неблагодарная ты, право слово. Я вас с матерью кормил, поил, одевал, а ты…

И тут я его ударила. Под дых, с удовольствием. Кормил он нас, кормилец! Мать работала на двух работах, чтоб этого бугая обеспечить всем необходимым, поскольку работать он не любил, а вот покушать сытно и вкусно, и в шмотке дорогой пощеголять – это да.

Он согнулся пополам и рухнул в снег, хватая ртом воздух. Когда упал, я от всей души пнула его в бок. Знаю, что лежачих не бьют, но не удержалась.

– Это тебе за маленькую девочку, которая боялась тебя, как огня. За все те издевательства, что я терпела по твоей милости.

– Эй, девка, ты чего мужика бьешь? – какая-то сердобольная баба с кошелкой подошла ко мне и попыталась оттолкнуть.

– Извините, но это личное! – заявила я ей категоричным тоном. – И будьте добры, не лезьте не в свое дело.

Та покачала головой.

– Личное так личное, мне-то что. Только сюда патруль полицейский идет. Так что шла бы ты уже дальше. А то ведь загребут.

И я опомнилась. И пошла дальше. Только вот не стыдно мне было совершенно. Наоборот, я подставила лицо холодному ветру, чтоб остудил горящие щеки, и тихонько рассмеялась. Мне очень понравилось выражение боли на лице моего врага. Теперь уже бывшего.

Чувство отмщения было так приятно, что я даже приплясывать начала. Какой у меня сегодня выдался насыщенный вечерок! Никогда не думала, что смогу ударить этого типа, так часто снившегося мне в кошмарных снах, где я была такая слабая и беззащитная. Надеюсь, что после сегодняшнего побоища мне сны с его участием больше сниться не будут.

Позвонила снизу бабушке, быстро пробежала мимо опасной квартиры. Бабушка встретила меня возле дверей, помогла раздеться и сразу спросила:

– Чего ты возбужденная такая?

– А я Тольку сегодня отлупила!

Бабушка сразу поняла, о ком идет речь.

– Молодец! Ты у меня боевая! – вот за что я бабушку просто обожаю, так это за то, что она все понимает правильно.

Мама бы завела волынку о том, что девушке драться неприлично, что это ужасная невоспитанность, и понесла бы всякую выводящую меня из себя муру. Она вообще любит морали читать и делает это крайне занудно. Только вот не слушает ее никто. А бабушке достаточно одно слово сказать, чтоб все всё поняли.

Утром у меня настроение тоже было прекрасное. Ровно до вопроса Любови Николаевны:

– Катя, а за что ты вчера мужика избила?

Я сразу поняла, чьих рук, вернее, языка, это дело. Ну, Лешик, погоди!

– Это личное, Любовь Николаевна. – Постаралась, чтоб это прозвучало как можно суше.

Но нашу отчаянную сплетницу мой тон вовсе не покоробил.

– Он что, к тебе приставал? – у нее даже ушки торчком встали от любопытства.

И я почти закричала:

– Да, приставал! Когда мне было пятнадцать. Это мой бывший отчим. Второй мамин муж.

Любовь Николаевна тотчас замолчала, расслышав в моем голосе ярость и боль. Марья Ивановна соболезнующее на меня посмотрела, тоже промолчала. Видимо, поняли, что меня сейчас просто лучше не трогать. Не то взорвусь.

До пятницы дожили более-менее спокойно. Комиссия, проверяя районные филиалы, нас почти не тревожила. В пятницу Вера Гавриловна слегка побегала к проверяющим с документами, и после обеда они уехали.

Довольны были все. Кроме меня. Я начала трястись прямо с утра. И почему я не понимала Лизоньку, когда та говорила, что не может ответить «нет»? Теперь вот сама в точно таком же положении.

В четыре часа зазвонил телефон. Даже не глядя на дисплей, каким-то звериным чутьем поняла, кто звонит. Подняла трубку и услышала:

– Катюша, я завтра заеду за тобой домой ровно в пять. Съездим в ресторан, посидим. Пока!

И положил трубку, не дожидаясь ответа.

Ну и ну! А если бы это не я была? У нас частенько перехватывают звонки, если сотрудника нет на месте. Вот сегодня я несколько раз отвечала вместо Лизы, переведя звонок на себя. И почему он даже ответа не ждал? Боялся, что откажусь? Ух, и хитер же Олег Геннадьевич, ух, и опытен же!

Я враз почувствовала себя глупой мышкой, с которой играет большой страшный кот. По спине прошел неприятный холодок, и я подумала: а не заболеть ли мне? А что? Вон эпидемия гриппа в самом разгаре, так что все естественно.

С этими мыслями заболеть – не заболеть, и домой пришла. Немного поколебалась, но о предложении генерального рассказала бабушке. К моему удивлению, она обрадовалась.

– Это хорошо, Катюшка. Развеешься, на людей посмотришь, себя покажешь. А то сидишь все вечера и выходные со мной, со старухой. Это ненормально. Ты молодая, тебе развлекаться надо.