Я уставилась в стол, разглядывая светленький такой узор. Глаза поднять боялась, потому что физически ощущала, как Олег Геннадьевич смотрит мне в лицо. Будто пластический хирург на свою пациентку перед операцией по удалению морщин. Так же изучающе. Хорошо хоть руками не трогает.

– Знаете, Катюша, я давно следил за вами. Мне очень нравилась ваша ответственность, прямодушие, бесстрашие даже.

Бесстрашие? Это у меня-то? Он меня явно с кем-то спутал. Но слушаю молча, не возражая. Понимаю, что это преамбула. Главное впереди.

– И ваш юмор, и ваш смех. И улыбка такая открытая. Но только в этот корпоратив я понял, что вы еще и очень красивая женщина, Катя. Интересно, как до этого времени вы умудрялись это скрывать?

Я неловко передернула плечами. Генеральному мой ответ ни к чему, это он сам с собой беседует.

Он помолчал, потом протянул руку и накрыл ей мою ладонь. А не надо руки на стол класть, вот! Положила бы на колени… А вдруг бы он и на коленях их достал? Понимая, что это уже что-то вроде паники, начинаю дышать животом. В китайской гимнастике для снятия стресса надо дышать животом, это я точно знаю.

Олег Геннадьевич усмехнулся, как-то зло выдохнув воздух.

– Знаете, я ведь тоже волнуюсь, – сдавленно сказал и сжал мою ладонь. – Правда. Я так не волновался очень давно. С тех пор, когда… – он оборвал себя и добавил: – впрочем, это неважно.

Я попыталась потихоньку освободить руку из плена, но он только сильнее сжал пальцы. Пришлось оставить так, как есть.

– Я не дурак и прекрасно осознаю, что ничего кроме замужества, вам предлагать не стоит, Катя.

Удивленно вскинула голову и посмотрела на него. Вот ведь вовсе не красавец, череп практически лысый, уши торчат, глаза почти желтые, кошачьи какие-то. Но все-таки что-то в нем есть. Внутренняя сила, что ли. Или это обаяние власти?

– Вы поняли, что я сказал, Катя?

Кивнула головой. Чего тут не понять?

Он снова вздохнул.

– Да, вы в самом деле ничего в мужской психологии не понимаете.

Это он верно сказал. Не понимаю. Как-то не с руки было в ней разбираться. Я от мужчин вообще старалась подальше держаться. Неприятностей от них гораздо больше, чем сомнительных удовольствий. Снова уткнулась взглядом в стол, так безопаснее.

– Скажу прямо, без экивоков, – жестко отчеканил генеральный. Сразу видно, что большой начальник. Мне враз захотелось выпрямиться и живот втянуть. – Вы мне нравитесь. Нравитесь настолько, что я готов жениться.

Вот тут я вскинула голову и посмотрела на него. Он печально мне улыбнулся и зачем-то покивал головой. В подтверждение своего намерения?

– Вы же женаты! – потрясенно выдохнула я, не понимая, что этим глупым вопросом даю ему надежду. Сразу надо говорить «нет», и баста!

Он как-то горько усмехнулся.

– Нет. Давно уже в разводе.

– Но как? Все уверены, что вы женаты! – мне казалось, что его слова далеки от правды.

Олег Геннадьевич перевел взгляд на окно за моей спиной.

– Я специально не говорю о своем статусе холостяка. Зачем? Ощущать себя в роли дичи крайне неприятно, знаете ли.

Вмиг все поняла. Да, в нашем коллективе есть чрезвычайно настойчивые дамочки. Знай они, что генеральный свободен, приложили бы максимум средств и усилий для завоевания столь ценного приза.

– Вот за что ты мне и нравишься, Катюша, – он вдруг перешел на «ты», создавая атмосферу совершенно ненужной мне интимности, – за твою смышленость.

Да какого дьявола! Это понял бы и младенец. Или это был комплимент? Просто для того, чтобы я прониклась и осознала?

– Тебе нечего мне сказать? – осторожно спросил он, наклоняясь вперед.

Я молчала. Интересно, а что я должна ему говорить?

– Я старше тебя на пятнадцать лет, – его голос звучал глухо, с сомнением. – Это не беда, ты достаточно взрослая, чтобы понять все выгоды, что я могу тебе дать. Но оставаться здесь тебе будет нельзя. Съедят. У меня большие связи, так что это не проблема. Я устрою тебя в приличное место. В Лукойл хочешь? Или ты предпочитаешь работать в областном правительстве? Впрочем, если тебе не хочется работать, можешь и дома сидеть. Я вполне смогу обеспечить семью.

Это он сейчас о чем? У меня что-то заклинило в мозгах, и я ничего не могла сообразить, блуждая в каком-то непонятном тумане. Он на что-то намекает, но на что? Почему я должна буду уйти отсюда? И какую семью он может обеспечить?

Смотрела на него округлившимися от изумления глазами. Что отвечать?

Олег Геннадьевич вопросительно смотрел на меня, отчего-то ужасно напряженный и даже грустный. Мне вдруг стало его жаль. И все же, чего он от меня хочет?

– Тебе надо подумать, я понимаю. Может быть, ты хочешь сказать, что нам стоит узнать друг друга получше?

Вот уж чего я совершенно не хотела. Но почему-то кивнула. И не поняла, почему. Появилось странное чувство, что тело живет своей жизнью, а голова – своей.

– Хорошо. Думаю, это нормально. Давай сходим куда-нибудь вместе. Попозже сориентируюсь и тебе позвоню. А сейчас иди. Если будут спрашивать, зачем вызывал, можешь сказать, что советовал тебе не пить на корпоративах. Надеюсь, ты на меня за это не рассердишься?

Он встал и перешел за свой стол. Поняв, что странная аудиенция закончена, я тоже поднялась, но не успела сделать и шагу, в кабинет залетела гневная Вера Гавриловна.

Удивленно посмотрела на пылающую от смущения меня, на спокойно сидящего за своим столом начальника, и вдруг сдулась, как воздушный шарик. И тут до меня дошло: она же меня спасать прибежала! Или наоборот, ведь о близких отношениях между ней и генеральным не догадывался только слепоглухонемой.

– Очень хорошо, что вы пришли сами, дражайшая Вера Гавриловна, – Олег Геннадьевич явно был не слишком рад видеть свою пассию, похоже, теперь уже бывшую, – вы-то мне и нужны! Вы к курсе, что сразу после новогодних праздников приезжает проверка из министерства?

Больше я слушать не стала, вышла из кабинета и плотно закрыла за собой дверь. Потом прислонилась к стене и постояла так, отдуваясь и усмиряя скачущее сердце.

– Может, воды дать? – раздался голос Элеоноры Павловны, и я перевела мутноватый взгляд на нее. Сфокусировав, увидела стоящих возле ее стола пару начальниц отделов и тут же отказалась: – Спасибо, не хочу!

Октябрина Матвеевна, соперница Веры Гавриловны, симпатичная дама под сорок, – а что, у нас все начальницы симпатичные, некоторые даже красивые, других не держим, – оглядев меня с ног до головы, вкрадчиво поинтересовалась:

– А чего вы такая красная, Катюша? Небось пропесочил за что-то?

Я вспомнила выдвинутую Олегом Геннадьевичем версию своего присутствия в его кабинете и послушно согласилась:

– Ага. Читал мораль о вреде излишнего принятия алкоголя.

Женщины переглянулись.

– Странно. Обычно он не обращает внимания на состояние подчиненных на корпоративах.

– А тут обратил. Неприятно, если честно, – и я отправилась восвояси.

Они молча проводили меня изучающими взглядами. Уже в коридоре услышала:

– Если бы между ними что-то было, то это было бы видно сразу. Но они даже не целовались. У нее помада на губах нетронутая. Скромная она уж очень.

Никогда бы не подумала, что наличие помады на губах – признак скромности. Помаду я использовала всегда, потому что бабушка считала, что с голыми губами ходить неприлично. Не знаю, откуда у нее это странное убеждение, но без помады у меня губы пересыхали, особенно на морозе, поэтому я про нее не забывала.

Пришла в отдел. Дамы смотрели на меня со священным ужасом.

– Ты как? – спросить решилась только Лизонька.

– Нормально. А Вера Гавриловна что, спасать меня кинулась?

– Ну, как тебе сказать, – ехидная Марья Ивановна себе не изменяла, – скорее свое место при начальнике. Испугалась конкуренции. Но, судя по твоему скорее ошарашенному, чем возмущенному виду, Олег Геннадьевич на тебя не покушался. Что там у вас было?

– Ничего такого не было, – я подчеркнула слово «такого». – Но неприятно было. Он мне сообщил, что всегда был обо мне очень хорошего мнения, но своим поведением на корпоративе я его разочаровала. В общем, столько пить нельзя, генеральный мне это популярно объяснил.

Все охнули.

– Шутишь! – вынесла всеобщий вердикт Любовь Николаевна. – Этого не может быть! Ты не настолько уж была и пьяна!

– Да? – я была настроена скептически. – Тогда почему я ничего не помню?

– В смысле? Как не помнишь? – тут уже не поверила мне и Марья Ивановна.

– Очень просто, – мне даже и притворяться не нужно было, и без того было очень стыдно. – Не помню, и все!

– А что ты не помнишь конкретно? – у Марьи Ивановны от любопытства даже носик заострился.

– Что я не помню конкретно? А из того, что не помню, ничего не помню!

– Нет, я неправильно выразилась. С какого места ты ничего не помнишь?

Я похлопала глазами. Этого я тоже сказать не могла.

В разговор вступила Любовь Николаевна, уточнив вопрос коллеги:

– Что ты помнишь последнее?

Это было уже легче.

– Как Владимир Иванович принес шампанское, и я выпила. После этого полный провал.

Дамы переглянулись.

– М-да, похоже, пить тебе нельзя. Три бокала легкого вина – твой предел, – постановила опытная Любовь Николаевна. – И что, даже не помнишь, как с Олегом Геннадьевичем уходила?

– Нет. Но я об этом знаю, – и, предвосхищая вопрос «откуда?», уточнила: – мне Лиза сказала.

– Да, Лизонька ловко так тебя из лапок генерального выдернула. Он потом такой недовольный был.

– Недовольный? Да попросту злой! – негодовала Любовь Николаевна. – И народ разогнал раньше времени. Веселились бы еще да веселились. Так ведь нет.

– Правильно. Ему кайф обломали, он нам. Цепная реакция. – Марья Ивановна вновь блеснула логическим мышлением.

Любовь Николаевна посмотрела на часы и предложила:

– Четыре часа. Может, чайку попьем? Начальница быстро не придет, гарантирую.