Зита Кристиан - Золотые узы

– Тогда я завтра буду распаковывать то, что мы привезли.

– Вот и хорошо.

Клейтон покончил с ужином, набил снегом котелок и подвесил его над огнем. Снег вскоре растаял, и от воды пошел пар. Аурелия достала из ящика новый кусок мыла и собрала миски.

– Так и тянет к воде, – сказала она, сунув палец в подогретую воду. И вздохнула, подумав о том, как давно не мылась.

– Хотите, я поставлю котелок в палатку? Сможете хоть как-нибудь помыться.

Клейтон говорил неуверенно, словно касаясь запретной темы.

– Но мы в этом котелке кипятим воду для мытья посуды.

– Ну и что? Посуда подождет до завтра.

Аурелия не знала, что и думать. Клейтон так трогательно заботился о ней – так, как она привыкла заботиться о других. Очень приятно – и непривычно. И зачем только их разделяет эта черная туча?

Не дожидаясь ответа, Клейтон отнес котелок с горячей водой в палатку и поставил его на бочку.

– Пойду немного прогуляюсь. Позовите, если вам что-нибудь понадобится.

– Спасибо, Клейтон.

– Мы займемся вашим наследством, когда я вернусь, хорошо?

– Хорошо.

– Аурелия, – сказал ей вслед Клейтон. – Извините, что мне пришлось испортить вам юбку.

Она безразлично пожала плечами, мол, тут уж ничего не поделаешь, и нырнула в палатку.

Вернувшись, Клейтон окликнул ее и только после этого вошел в палатку. В воздухе еще чувствовался приятный запах мыла и лавандовой воды. Аурелия стояла на коленях на своем спальном мешке и расчесывала влажные волосы. Ее щеки порозовели.

– Клейтон, – сказала она, не поднимая глаз. – Я сама справилась с наследством. А ремень положила к себе в сумку. Вдруг мне снова понадобится.

Он был явно разочарован, и от одного этого Аурелии страшно захотелось снова ощутить его прикосновение.

– Вот и хорошо. – И, стараясь поднять ей настроение, сказал, потирая шов на руке: – Здорово вы зашили мне рану. Рука – как новенькая.

– Радуйтесь, что вам не понадобилась операция.

– Перестаньте. – Он сел рядом на спальный мешок. – Что толку без конца себя казнить? Медицинский колледж вам это не поможет закончить.

– Не знаю, стоит ли мне туда возвращаться. Клейтон был ошарашен. Она так воевала за право женщин заниматься медициной! Он не мог поверить, что Аурелия способна отказаться от своей карьеры. Клейтон наклонился и заглянул Аурелии в глаза.

– Не так давно я бы согласился с вами из принципа. Но теперь не могу. Вы так много сделали! Да, миссис Хиггинс умерла. Но вы рискнули. Для этого нужно иметь сильный характер. Вы сделали все, что могли.

– Не надо меня утешать. Для этого надо быть независимой, самоуверенной и, главное, мужеподобной женщиной.

– Я не стану спорить о независимости или самоуверенности, но мужеподобной? – Он ухмыльнулся. – Тут я не согласен.

– Мама предупреждала меня, что, если я выберу мужскую профессию, ни один мужчина не будет считать меня женщиной.

Клейтон улыбнулся как-то очень подозрительно и покачал головой.

– Ваша мать не права.

Аурелия была в смятении. Неужели здесь, в этих диких краях, она нашла мужчину, о котором мечтала? Нет, этого не может быть, он только разобьет ей сердце.

Клейтон провел рукой по волосам Аурелии, наслаждаясь их шелковистостью. Потом поцеловал ее, и в этом поцелуе была не только страсть, но и нежность. Он отодвинулся, стараясь взять себя в руки.

– По мне, так в Клондайке нет другой женщины, которую было бы так сладко целовать.

– А Руби Пухлые Губки?

– Кто? А, эта потаскушка из Дайи. Куда ей до вас.

Аурелия помедлила, потом все-таки решилась и спросила:

– Конечно, это не мое дело, но в тот день, когда мы высадились в Дайе… я видела, как вы дали ей деньги. Конечно, меня это не касается, но вы платили… за обычные услуги таких женщин?

– Да что вы! – воскликнул Клейтон и вдруг испугался. – Дьявол, я так и знал, что мне когда-нибудь придется вам об этом сказать! Я заплатил Руби и ее подруге не за их прелести, а за информацию… о вашей сестре. Они хорошо знают Виолетту.

– Но это же проститутки! – Едва выговорив эти слова, Аурелия осознала, что имел в виду Клейтон, и вскочила на ноги. – Вы считаете мою сестру проституткой? Да как вы смеете?

– Ваша сестра работает в дансинге. В Доусоне.

– Кто вам сказал? Две шлюхи? Я не верю! Они с кем-нибудь ее спутали, вот и все.

– Нет, не спутали, – сказал Клейтон и поднялся на ноги. – Руби подробно описала Виолетту. Невысокая, тоненькая, черные волосы, сиреневые глаза. Сочетание невинности и соблазнительности…

– Ладно, хватит с меня ваших необоснованных обвинений. Виолетта всегда прекрасно танцевала и пела. Если даже она и работает в дансинге, то лишь для того, чтобы найти применение своим талантам. А если, как и я, выбрала карьеру, которую многие не одобряют, то я полностью ее поддерживаю.

Аурелия приподняла полог палатки, указывая таким образом Клейтону на дверь.

– Что ж, – сказал тот, – скоро приедем в Доусон и узнаем правду.

– Вот именно. Узнаем правду, и вы поймете, как заблуждались.

Клейтон не стал спорить и, пожелав доброй ночи, вышел. Если бы у палатки была настоящая дверь, Аурелия громко захлопнула бы ее за ним. Вместо этого она быстро разделась и залезла в спальный мешок, бормоча под нос проклятия. Как он мог поверить проституткам? Да они что хочешь скажут за деньги. Неужели Клейтон этого не понимает?

Аурелия крутилась в мешке и никак не могла удобно устроиться. Наконец легла на спину и стала разглядывать брезентовую крышу, слегка освещенную соседними кострами. Если Клейтон прав, значит, Виолетта все еще со Скалли. Она могла пойти работать в дансинг только под его нажимом. А если Виолетта живет со Скалли, то нравственное падение – еще не самое худшее, что ей грозит.

Аурелия зарылась лицом в меховую куртку, которая ей заменяла подушку, словно хотела даже от ночи спрятать свои сомнения и переживания. Во всем этом было лишь одно утешение: по крайней мере Виолетта все еще жива. Аурелии оставалось только молить Бога, чтобы у ее сестрички нашлись силы держаться. Им обеим надо молиться и ждать, когда с рек сойдет лед.

Клейтон ушел на вершину рано утром. Вернувшись вечером, он достал с нарт плиту и установил ее в палатке Аурелии. Та сухо поблагодарила его и весь вечер молчала.

На следующий день Клейтон привез продовольствие, инструменты и сундуки Аурелии. Готовая каждую минуту встать на защиту чести своей сестры, Аурелия ждала, когда он заговорит о Виолетте. Но Гардиан молчал. «Видимо, понял, что был не прав, и хочет извиниться», – решила Аурелия.

Затем Клейтон привез бочки с дегтем, веревки, лучковую пилу и прочие орудия, необходимые для постройки лодки. Он и не думал извиняться, но они с Аурелией разговаривали вполне вежливо и только о делах.

Прошло еще три дня. Клейтон сделал еще три ходки на гору, и наконец весь их груз оказался внизу. Аурелия была вынуждена признать, что свои обязательства Клейтон выполняет честно. И что без такого партнера она никогда бы не добралась до озера Беннетт.

Поскольку они уже прошли таможню в Чилкуте, Клейтон мог, если бы захотел, отправиться дальше без нее. Аурелия не могла об этом забывать. Ради Виолетты да и самой себя она решила поддерживать хрупкое перемирие в отношениях с Клейтоном. Кроме того, в одном она была полностью согласна с партнером: они узнают правду, только когда доберутся до Доусона.

А пока Аурелия училась жарить на плите оладьи с сухофруктами и печь кукурузный хлеб. Каждый день кто-нибудь приходил с просьбой извлечь занозу, перевязать ожог или глубокую царапину. Каждый раз она радовалась тому, что в силах помочь. Пациенты были ей очень благодарны и, к удивлению Аурелии, не выказывали ни малейшего предубеждения. Они часто рассказывали о своих приключениях при переходе через Чилкутский перевал и расспрашивали, как же она сумела его преодолеть.

На второй неделе Клейтон сколотил для Аурелии полки, стол и две скамейки. Хотя, как и у всех, у Аурелии имелся складной стульчик, но ей надо было на что-то усаживать пациентов. Клейтон также натянул веревку для сушки белья, нарубил дров и уложил с северной стороны палатки, чтобы прикрыть ее от холодных ветров. Может, в этом и заключалось его извинение? Что ж, Аурелию это устраивало. Она вовсе не стремилась к ссоре с Клейтоном, только хотела, чтобы он признал свою неправоту.

К концу недели партнер изумил ее, притащив никелированную лохань.

– Она, конечно, меньше ванны, но намного больше котелка для мытья посуды.

– Замечательно! – воскликнула Аурелия, которая была и благодарна ему, и смущена его добротой. – Где вы это нашли?

– Одно семейство собирается отправиться назад и распродает свое имущество. Муж с женой и дочка. Фамилия – Уобл. Они с Юга.

– Так у нас в лагере есть еще женщина? Какая прекрасная новость! Может, пойти с ними познакомиться? Я бы отнесла им оладьи, которые остались от завтрака.

– Оставьте оладьи на ужин. Миссис Уобл сказала, что сама зайдет к нам вечером. Ее муж строит лодку на продажу. Надеется получить за нее сто двадцать пять долларов. А это немалые деньги.

Аурелия бросилась в палатку. Она, конечно, знала что в лагере есть еще женщины, но они все принадлежали к держащимся особняком семейным группам, одевались как-то странно и не говорили по-английски. Обрадовавшись перспективе поболтать с американкой, Аурелия протерла тряпкой стол и застелила его кружевной скатертью из сундука. Затем расправила ватное одеяло, которым был прикрыт спальный мешок. Достала с полок железные баночки с чаем, какао и сухим молоком, поставила на плиту чайник.

Снаружи раздался женский голос. Аурелия выглянула из палатки. Миссис Уобл было слышно, но еще не видно. Она громко распевала «Скачки в Кейптауне», особенно налегая на припев «До-да, до-да, до-да!»