Корд с интересом слушал рассказ о том, как усталые и насквозь промокшие члены экспедиции добрались до излучины реки. Течение там давало большой круг, огибая утес, и так сильно подмыло его, что частично уходило под скалу. За утесом обнаружилась удобная гавань с плоским полумесяцем берега, где удалось разжечь костер, обсушиться и отдохнуть.

– Почему-то мне не спалось, несмотря на усталость. Пользуясь остатками дневного света, я поднялся на утес и обошел его вокруг, разглядывая поразительные – да-да, совершенно поразительные! – слоистые берега. Некоторые пласты были настолько интересны… однако, мой мальчик, я совершенно заговорил тебя! Заскучал?

– Вовсе нет, все это очень интересно, – поспешно возразил Корд, успевший привыкнуть к долгим и малопонятным монологам Пауэлла.

– Ах, интере-есно! – ехидно протянул тот. – Расскажи-ка мне лучше о твоей прекрасной даме. Вот это будет по-настоящему интересно.

Видя, что отчета не избежать, Корд вкратце посвятил майора в события, случившиеся за время его пребывания в Мексике.

– Я оставил ее и мальчика с индейцами племени хавасупаи, – закончил он. – Надеюсь, там они будут в полной безопасности.

– Можешь не сомневаться. Я рад, что познакомил тебя с этим племенем. Люди они мирные и дружелюбные. Пока твоя леди будет жить среди них, она узнает о каньоне побольше, чем мы за время всей нашей экспедиции. Вот только как насчет их простой, незатейливой жизни? Придется ли она ей по вкусу?

– Придется ли по вкусу, не знаю, зато уверен, что хныкать и жаловаться Эмбер не станет.

– Вот и славно. До чего же я рад, что ты покончил с той маленькой историей, заставившей тебя броситься из армии в бега! Теперь ты сможешь в любое время вернуться за своей леди и начать оседлую жизнь.

– Заставила меня броситься в бега! – хмыкнул Корд, возводя глаза к небу. – Я сделал это только по вашему настоянию, майор. Если бы не вы, я бы остался и боролся.

– И эта борьба скорее всего закончилась бы танцем в петле, – спокойно возразил Пауэлл. – Ах, молодость, молодость! Все эти высокие чувства, вера в абсолютную справедливость… неужели ты до сих пор не излечился от этого? Я бы на твоем месте сказал спасибо за совет исчезнуть с глаз закона. Так или иначе, тебя оправдали, и это все в прошлом. У нас есть дела поинтереснее.

В скором времени лодки вышли на быстрое течение, и река понесла их туда, где ее воды сливались с самой Колорадо. Это означало, что еще один приток могучей реки обследован и нанесен на карту во всех подробностях. Удерживая и направляя суденышко, Корд вполглаза следил за тем, как мимо стремительно несутся берега, крутизна которых увеличивалась с каждой минутой. Каньон сменялся каньоном, перемежаясь короткими участками более отлогой местности.

Наконец река начала круто менять направление, несколько раз вильнула и вдруг резко повернула почти в обратном направлении. Начались пороги. Со всех сторон летели фонтаны брызг, днища то и дело натыкались на камни. К счастью, это продолжалось недолго.

– Вот вам и первый опыт спуска через пороги, – объявил Пауэлл с таким торжествующим видом, словно то было творение не природы, а его лично. – Мы неплохо справились!

Он совершенно промок, но жестикулировал все так же оживленно и казался совершенно счастливым.

Ниже по течению снова оказались пороги, на этот раз более опасные. Так как обойти их по берегу не представлялось возможным, пришлось направить лодки в бешено бурлящую воду. Каждый яростно подгребал веслом то слева, то справа, чтобы избежать столкновения с торчавшими из воды валунами. То и дело приходилось перевешиваться с борта на борт, поддерживая равновесие лодок, или дружно откидываться назад, когда оплеуха волны высоко подбрасывала корму. Стиснув зубы, путешественники взлетали на гребни высоченных волн, пена с которых неслась в лица, а если нос лодки зарывался в воду, волна и вовсе накрывала легкие суденышки. Были мгновения еще страшнее, когда лодка летела в коридор, созданный двумя водяными горами, в котором легко можно было угодить на торчащий камень и пойти ко дну.

И вдруг все кончилось так же внезапно, как и началось, словно случившееся было всего лишь кошмарным сном, от которого все очнулись разом. Река выплеснулась в более широкое ложе и успокоилась. Послышались вздохи облегчения.

Дальнейший путь вплоть до вечера не ознаменовался никакими особенными трудностями. На закате маленькая флотилия достигла бухты, окруженной пляжем из крупного песка и гальки и каменистым плато, поросшим густой растительностью. Здесь было решено устроиться на ночлег. После сытного ужина Корд уселся в сторонке, привалившись к валуну и глядя в желтовато-розовое небо над головой. С более высокой точки закат, должно быть, смотрелся куда величественнее, но обрывистые берега закрывали видимость.

– Красивые здесь места, не правда ли? – спросил майор Пауэлл, присаживаясь рядом.

– Не только красивые, но и на редкость зеленые, и это кажется мне довольно странным, – заметил Корд. – Здесь ведь сплошной камень, откуда вся эта пышная растительность берет влагу?

– Ты многое замечаешь, мой мальчик, и это мне нравится. Дерево, которое шумит почти над самой твоей головой, – это прелюбопытнейшая штука, дуб Гембеля. Если присмотреться, можно заметить, что его корни растут не вглубь, а в стороны, как лучи звезды. Они расположены так близко от поверхности, что молодые побеги без труда начинают рост. Там, где сумело укорениться одно деревце, постепенно образуется целая роща. Человек неискушенный решит, что перед ним не меньше пятидесяти деревьев, а между тем оно одно-единственное, что-то вроде мангровой рощи, но не над водой, а на скале. А это – пондероз, пинии и можжевельник. Все они тоже по праву считаются обитателями скал и утесов. Смотри, какой лес из них получился!

– Дух захватывает, – кивнул Корд с полной серьезностью.

– Уже? – хмыкнул Пауэлл. – А ведь мы, можно сказать, только начали экспедицию. То ли еще будет, мой мальчик! Я бы не отказался прогуляться здесь в качестве туриста, но боюсь, им никогда не побывать в самых красивых местах. Эти пороги… они очень беспокоят меня. Невольно приходит мысль, кто дольше продержится в таких условиях: люди или лодки.

– О чем это вы? – нахмурился Корд. – Неужели опасаетесь, что экспедиция развалится, если придется круто?

– Не знаю, не знаю… мы ведь не на фронте и не можем клеить ярлык дезертира, а между тем я не уверен в троих своих подчиненных. Они очень изменились в последнее время, а сегодня, после перехода через пороги, так и не приободрились. Что я могу сделать? Призвать их к порядку? Но ведь они ничего мне не должны, они добровольцы. Остается только поговорить с ними и воззвать к чувству долга, объяснить, как важна их поддержка для исхода экспедиции. Кстати, как ты сам? Ты ведь тоже не обязан оставаться со мной до конца.

От костра к ним шел дежурный по кухне с котелком кофе, и оба дружно протянули навстречу жестяные кружки.

– Костер, дымящийся котелок с кофе… все это довольно романтично, так ведь, Хейден? – спросил Пауэлл, когда они снова остались наедине. – Так и подмывает рассказать какую-нибудь легенду или сказку.

– Ну так расскажите, – поощрил Корд, довольный переменой темы.

– Тогда слушай легенду о золотых розах.

Корд все слушал и слушал, пока на него не накатились думы. Майор искоса оглядел его и едва заметно покачал головой, скрывая усмешку. Наконец со словами «Доброй ночи!» он направился к лагерю, а Корд еще долго сидел, погруженный в сон наяву.


Спустя неделю после того дня, когда Корд вновь присоединился к экспедиции, он стоял на берегу, с подозрением глядя на гладкую как стекло водную гладь. Это было тем более удивительно, что совсем рядом, за излучиной, река бурлила и клокотала так, что грохот был прекрасно слышен там, где собрались путешественники. На этот раз им предстояло пройти каньон Лоудор, длина которого, по предварительным данным, оценивалась в двадцать миль. Устье каньона тоже вселяло тревогу: скалы на милю возносились вертикально вверх, словно их вытесали с искусной точностью.

Молча, без шуточек и ободряющих реплик, члены экспедиции разместились в лодках и двинулись на звук несущейся воды. Стоило лодкам оказаться за поворотом, как быстрое течение подхватило их. За какие-то считанные минуты лодки преодолели целую серию порогов и снова оказались в спокойных водах.

Здесь каньон еще больше напоминал творение рук человеческих. Каждая линия была ровной, красиво переходила в другую, виднелись террасы и подобия балконов, нависающих над водой, а узкие расселины, местами уходившие в тело скалы, выглядели коридорами, ведущими во внутренние покои. Местами солнце едва пробивалось в каньон, но сырость была теплой, и потому красный песчаник был покрыт мхом, лишайниками всех оттенков и пышными фестонами из папоротника, очень похожими на праздничные гирлянды.

Зато на другой день пришлось вытянуть лодки носами на отлогий участок берега и выслать вперед разведку, чтобы оценить грозящую опасность. Каньон сужался, многочисленные торчащие скалы щерились из-под воды, как сломанные зубы, рассмотреть которые мешали фонтаны пены от мечущихся во все стороны волн. Пауэлл побоялся с ходу штурмовать пороги и принял решение пробираться берегом, неся на плечах сначала лодки, а потом вещи. Вся надежда была на то, что ниже по течению река станет более проходимой, пусть даже и придется иметь дело с новым участком порогов. Три лодки вытянули на берег вместе с вещами, но та, которую так и называли «Безымянная», несла наиболее тяжелый груз, и потому ее решили сначала разгрузить. На борт поднялись трое.

В этот момент произошло неожиданное: от близких порогов пришла высокая встречная волна. Она подняла «Безымянную», подхватила и понесла.

Несколько мгновений оставшиеся на берегу стояли словно пораженные громом, потом Пауэлл закричал, перекрывая рев воды:

– Прыгайте! Лодке все равно пропадать, спасайтесь сами! Прыгайте, я вам приказываю!