– Gracias! – воскликнул он и низко поклонился, прижимая цветок к груди.

Он и теперь не сразу направился к животному, которое, к непреходящему удивлению Эмбер, оставалось на месте, хотя и продолжало свирепо рыть песок обоими копытами попеременно. Как и подобает матадору в подобной ситуации, Арманд довольно долго смотрел на предмет своего обожания. Наконец он любовно украсил розой ворот своей куртки и отвернулся от президентской ложи.

Все это время Валдис и Маретта оставались со злобными лицами в позе каменных идолов. Эмбер трепетала при мысли о том, какой смелый поступок совершила. Диего, который ничего не принимал близко к сердцу, быстро вернулся к роли гида и привлек ее внимание к тому, как Арманд держит оружие. Тот стоял, вытянувшись в струнку и вскинув руки с зажатой в них мулетой, опущенное острие которой было направлено в лоб быку.

– Взгляните, как он держит оружие, – не без волнения объяснял Диего. – Правая рука сжимает рукоятку, левая лежит поверх нее. Это намного более опасная хватка, чем если бы мулета была в левой руке. Заметьте, на данном этапе матадор совершенно не прибегает к помощи шпаги!

Эмбер всей душой желала, чтобы у нее хватило сил зажмуриться и не открывать глаз, пока все не будет кончено. Однако веки не желали опускаться, и оставалось только смотреть на происходящее. Диего еще что-то говорил, но его голос все больше напоминал размеренное гудение шмеля, парящего над цветком.

Неожиданный крик, вырвавшийся разом из множества глоток, заставил Эмбер вскочить с места.

– Боже мой, что он делает! – с неподдельным удивлением воскликнул Диего, при этом чисто автоматически хватая ее за локоть, чтобы поддержать. – Это слишком опасно, слишком рискованно! Это все равно, что подставиться под рога… матадоры всеми силами избегают такого подхода…

Дальнейшие его слова заглушил глубокий единодушный вздох, прокатившийся по рядам и быстро перешедший в оглушительный вопль. Эмбер до тех пор не понимала, что происходит, пока бык не метнулся вперед, и тело Арманда в ярком костюме не взлетело вверх так легко, словно было невесомым.

Диего что-то говорил, пытаясь усадить ее, но она отбросила его руку и начала шаг за шагом отступать к выходу из ложи, медленно качая головой в безмолвном «нет». Все окружающее начало расплываться перед глазами Эмбер, и она усилием воли подавила дурноту. Сейчас не время падать в обморок, с тупой болью в душе думала она, Арманд не одобрил бы этого.

– Арманд!

– Madre de Dios! Madre de Dios! – визгливо донеслось откуда-то снизу, заглушая ее выкрик. – Бык подхватил его прямо на рога!

Почему-то Эмбер не могла отвести взгляда от арены. К счастью, происходящее было скрыто от нее мельканием малиновых пелерин, так как все второстепенные участники корриды разом выскочили из укрытия и теперь старались отвлечь обезумевшее животное.

– Сядьте! Сядьте же! – повторял Диего, переводя взгляд с застывшей как статуя Эмбер на Аллегру, которая сползла на пол и скорчилась там, едва слышно постанывая. – Арманду окажут всяческую помощь… нужно успокоиться и вести себя достойно.

– Я должна быть рядом с ним, – говорила Эмбер, не слыша собственного голоса. – Сеньор де ла Приерда, отведите меня к нему.

– Ты совсем потеряла стыд, подлая тварь! – крикнула Маретта. – Я тысячу раз видела Арманда на арене, и никогда он не вел себя так нелепо и безрассудно, как сегодня, – словно новичок, едва начавший выступать! Он думал не о поединке, а о тебе! Что, добилась своего, puta!

Эмбер не ответила, устремив на нее неподвижный взгляд расширенных глаз. Неужели это правда, крутилось в ее затуманенном сознании, неужели Арманд пострадал из-за нее?

– Отведите меня к нему, – это было все, что она могла произнести, – отведите меня к нему…

По периметру парапета уже выстроился персонал – рослые молодые люди в униформах образовали кордон, чтобы удержать зрителей, лезущих через головы друг друга, чтобы увидеть поверженного любимца. Они пропустили на арену только двух подручных с носилками. Суматоха стояла такая, что Эмбер нетрудно было ускользнуть от Диего и Валдиса. Она спустилась по лестнице, с неожиданной силой растолкала собравшуюся толпу и устремилась к двери, за которой скрылись носилки с телом Арманда. Зрители толпой спешили к зданию, и ей пришлось снова работать локтями, чтобы пробиться к входу. С обеих сторон от тяжелой двери стояло по дюжему молодцу с каменными физиономиями. Нечего было и думать миновать их. Не давая оттеснить себя от двери, Эмбер стала ждать, пока та откроется.

Прошло не так уж много времени, и на пороге появился человек в белом халате, весь низ которого был забрызган кровью. У Эмбер потемнело в глазах, ее затошнило. Сквозь туман в глазах она едва поняла, как человек в белом что-то приказал охране.

– Постойте! – окликнула она, видя, что он собирается вернуться в здание. – Мне необходимо повидать сеньора Мендосу. Я уверена, что он спрашивал обо мне… прошу вас, сеньор!

– Ваше имя? – резким, недобрым голосом спросил доктор и бесцеремонно оглядел ее прищуренными глазами.

– Эмбер Форест, – пролепетала она. – Поймите, мне очень нужно его видеть! Мы с сеньором Мендосой… близкие друзья. Он посвятил этого быка мне.

Выпалив последнюю фразу, она почувствовала себя нелепо. К тому же это звучало святотатством. Однако доктор кивнул.

– Да-да, сеньорита, он действительно повторил ваше имя несколько раз. Вы можете войти. – Он больно схватил Эмбер повыше локтя и буквально поволок за собой. – Не вздумайте биться в истерике и волновать его, лучше сделайте все возможное, чтобы облегчить его последние минуты. Остальное, увы, уже не в человеческих силах.

Комната, в которой они оказались, поразила Эмбер своей неприглядностью: побелка на стенах потрескалась и отваливалась кусками на утрамбованную землю, которая заменяла здесь пол. В углу стоял простой деревянный стол, на нем лежали инструменты и груда окровавленных тряпок. Под единственным высоко расположенным окном, на кушетке, лежал Арманд, до самого подбородка укрытый простыней, по которой расползлось громадное бурое пятно. Возле него, склонившись, стоял, по-видимому, еще один врач. При появлении Эмбер он выпрямился, оглядев ее с откровенным недовольством.

– Это та самая женщина, которую он все время зовет, – объяснил доктор, который позволил ей войти.

Второй неохотно кивнул и отошел в противоположный угол комнаты, вытирая о тряпку окровавленные руки.

У Эмбер подкашивались ноги. Она приблизилась к кушетке на цыпочках. Комната внезапно стала еще более тесной и темной и почти совершенно лишенной воздуха. Борясь с удушьем, Эмбер наклонилась над неподвижным телом. Лицо Арманда было бледным до синевы, сухие потрескавшиеся губы приоткрылись, обнажив белую линию зубов. Это напомнило ей зловещий оскал черепа, и она не сразу нашла в себе силы коснуться окровавленной руки, высовывающейся из-под простыни. Казалось, слова так и не смогут сорваться с внезапно онемевших губ.

– Арманд… – прошептала Эмбер, заставляя себя дышать, несмотря на тяжелый запах крови, витающий вокруг умирающего. – Ты слышишь меня, Арманд?

Взгляд, казавшийся совершенно остекленевшим, медленно переместился на нее. Рука шевельнулась, слабо сжав ее пальцы.

– Моя пенорожденная… – прошелестел голос, уже мало похожий на голос человека из плоти и крови, – как же я люблю тебя!..

– Да-да, милый, я тоже люблю тебя всем сердцем! – воскликнула Эмбер, подавляя рвущиеся из груди рыдания. – До сегодняшнего дня… до этой минуты я не понимала, что в тебе мое счастье, в тебе вся моя жизнь! Прошу тебя, живи! Не поддавайся, Арманд, будь сильным! Ты должен жить ради меня!

– Поздно, Эмбер…

Она должна была наклониться к самым его губам, чтобы расслышать это. Арманд сделал конвульсивное глотательное движение, тихо кашлянул. Чувствовалось, что он собирается с силами, чтобы продолжить.

– Все кончено… сегодня победителем остался… остался бык… сегодня умереть суждено матадору…

– Не говори так!

Она не могла больше бороться с собой и зарыдала, с силой качая головой, отчего крупные слезы, срываясь со щек, падали на бурое пятно крови, растворяясь и теряясь в нем. Рука Арманда приподнялась, дрожащий палец коснулся ее губ.

– Я не разрешаю тебе умирать, Арманд! Не разрешаю! Я приказываю тебе жить!

– Сегодня закончилась еще одна шутка Бога… под названием «Жизнь… Арманда Мендосы, матадора и повесы»… но ты не должна плакать, моя… моя пенорожденная… ведь смерть не так уж страшна. Боли я не чувствую… только слабость. И еще – сожаление… потому что посвятил тебе выступление, которое оказалось… оказалось жалким.

Эмбер продолжала плакать, теперь уже беззвучно, прижимая к груди пальцы Арманда, на которых кровь успела засохнуть и потемнеть. Она совершенно потеряла представление о времени и даже не вздрогнула, когда на плечо легла рука. Это был не доктор, как она ожидала, а Корд Хейден, мрачный как туча. Она шевельнула губами, но не смогла произнести ни слова.

– Корд… – выдохнул Арманд и закашлялся, выплюнув сгусток крови. – Корд, дружище… ты ведь позаботишься о ней, правда? Ради меня? Не оставляй… ее. Обещай мне это…

– Ты знаешь, что я сделаю все, что смогу, – угрюмо буркнул тот в ответ.

– Перестань, перестань, Арманд! – вырвалось у Эмбер, и она прижалась щекой к слабой, бессильной руке. – Ты не можешь умереть, ты должен, обязан поправиться!

– Моя пенорожденная… – прошептал он, пытаясь погладить ее лицо холодными пальцами, – как я люблю тебя!..

В следующее мгновение она ощутила слабый трепет его тела, который через мгновение сменился полной и абсолютной неподвижностью. Рука выскользнула из ее пальцев и бессильно упала. Эмбер безумным взглядом посмотрела на Корда, потом снова на Арманда, на лице которого было теперь безмятежное, мирное выражение. Его раскрытые глаза были устремлены на нее.

Корд отстранил ее – не грубо, но холодно, – поднял руку Арманда и сунул ее под простыню. Несколько секунд он смотрел на мертвого друга тяжелым взглядом, потом подхватил Эмбер под мышки и вздернул на ноги. Доктора, которые о чем-то негромко переговаривались в углу, поспешили к кушетке, чтобы прикрыть глаза мертвому и натянуть простыню повыше.