Тюрьма. Лили вздрогнула, войдя в здание. Изнутри оно не выглядело как тюрьма, если не считать зарешеченных окон и часовых в дверях. Какая-то частичка души Лили, совсем маленькая, которая испугалась и растерялась, захотела броситься к Квенту с мольбой не оставлять ее здесь.

Но Лили даже не взглянула на него, проходя по плохо освещенному коридору с высоко поднятой головой, глядя прямо перед собой. В глубине души она упрекала Квента в том, что он покинул ее, и сознавала, что совершенно напугана. Все шло не так, как она предполагала.

Двое часовых стояли позади Лили, Квент держался рядом, лейтенант Хэнсон — чуть в стороне. Он представился начальнику тюрьмы. В этот момент Квент нагнулся к ней и шепнул:

— Я вернусь за тобой.

Лили посмотрела на него, изо всех сил стараясь скрыть страх, но не надеясь, что ей это удалось. Квент выглядел ужасно. Виноватым. Расстроенным. Немного напуганным. Но она не смогла найти место в своем сердце для жалости к нему.

— Лжец, — прошептала Лили, отворачиваясь от Квента.

Хэнсон и Квент ушли, и она осталась в компании угрюмого тюремщика и двух охранников. Лили холодно смотрела на начальника тюрьмы, в то время как тот зачитывал тюремные правила, которым ей полагалось подчиняться.

Лили не услышала ни слова из них. Ее кровь стремительно проносилась в венах, и в ушах стоял сплошной гул. Лили испугалась, что впервые в жизни упадет в обморок, но этого не случилось. Она не доставит им такого удовольствия.

Ее лицо приняло каменное выражение. Лили не собиралась рыдать, умолять или даже дрожать от страха. Она всегда рассматривала плен с точки зрения возможности побега и, прорывая блокадное кольцо, каждый раз готовила себя к худшему. Но она не предполагала, что почувствует такую беспомощность.

Охранники отвели Лили в ее комнату. Это на самом деле была комната, а не камера, несмотря на решетки на окнах и крепкий замок на дверях. Один из солдат зажег лампу и напомнил Лили, что свет погасят меньше чем через час.

Как только за охранниками закрылась дверь, Лили рухнула на узкую кровать. Силы внезапно отказали ей, ноги задрожали. Она с удивлением вытянула трясущиеся руки.

— Соберись с силами, Лили Рэдфорд, — сказала она себе. — Ты — не трусиха.

Через несколько секунд она уже строила планы побега. Ее приготовления превратились в дым. Лили потеряла деньги и оружие, тюрьму хорошо охраняли. Она не приняла всерьез последнее уверение Квента в том, что он вернется за ней. Все это — его очередная ложь.

Лили спрыгнула с кровати и подошла к маленькому окну. В молчании она приподняла стеклянную раму, вцепилась пальцами в железную решетку и с силой тряхнула ее. Решетка держалась крепко. Брошенный со второго этажа взгляд подсказал ей, что при небольшом везении она смогла бы спрыгнуть вниз — если удастся вынуть решетку. Лили вновь тряхнула ее, затем с силой дернула, но бесполезно. Никакого результата.

Но это не остановило Лили от разработки планов побега. Когда-нибудь решетки все же расшатаются. Она сосредоточилась на решении этой проблемы.

Лили понимала, что не существует ничего невозможного и вечного. Она справится.

Когда стражник постучал в ее дверь с громким криком: «Погасить свет!», она подкрутила фитиль и разделась в темноте. Лили не обратила внимания на ночную рубашку, которая лежала на кровати, и скользнула под одеяло в своей сорочке. Она ничего не хотела принимать от янки.


Хотя сердце девушки было разбито и она постоянно ощущала ноющую боль в душе, Лили осталась верна себе. Допрашивавший ее офицер узнал не больше, чем здоровенный сержант, который стоял у ее кровати, направляя винтовку на нее и Квента.

Она признавала, что являлась капитаном Шервудом. Больше Лили ничего не сказала. Когда ее допрашивали о том, кто ей помогал, о ее контактах, поставщиках оружия и особенно о других капитанах и их рейдах, Лили замолкала и начинала улыбаться той пустой улыбкой, которой в совершенстве овладела в Нассау.

Прошло больше трех недель, и она ни разу не видела Квента. Ее держали все в той же маленькой комнате, и она знала, что ей выпала гораздо лучшая участь, чем мужчинам — товарищам по несчастью. Тюрьма, в которой находилась Лили, располагалась в здании бывшей частной школы в предместье Вашингтона. На первом этаже находились большие классные комнаты, на втором и на третьем — маленькие спальни. Внешне тюрьма напоминала Лили Шервуд — элегантное и величавое кирпичное здание в окружении старых деревьев, листва которых покраснела и пылала золотом.

Относительно недавним дополнением интерьера стали оконные решетки и крепкие дверные замки.

Тюрьма оказалась весьма комфортабельной, насколько только можно было ожидать от тюрьмы вообще, но условия заключения остались прежними. Молчаливая охрана отводила Лили на ежедневные допросы. Иногда девушка слышала тихие шаги в коридоре, сопровождавшиеся грохотом солдатских ботинок, а два раза уловила женский плач, но никогда она не встречала других заключенных.

Лили чувствовала некоторое удовлетворение от сознания того, что ее тюремщики явно не знали, что же с ней делать. Никто не ожидал, что капитан Шервуд окажется женщиной. Ее не могли отправить в тюремный лагерь, но и не желали освобождать по вполне понятным причинам.

Лили смирилась с тем, что может провести остаток войны, заключенная в этой маленькой комнате. Эта комнатка на втором этаже была больше, чем ее каюта на «Хамелеоне», и имела окна, хотя и зарешеченные. Но при мысли о том, что ей придется находиться здесь месяцы, а то и годы, Лили покрывалась холодным потом. Она не увидит моря, не почувствует запаха соленого воздуха. Не пройдет по песку, солнце не согреет ее кожу. Вокруг будут только четыре голых стены, узкая, хоть и удобная кровать, платяной шкаф и стул.

Как Лили ни старалась, она не переставала думать о Квенте — лейтенанте Тайлере, напоминала она себе, когда замечала, что вспоминает о нем с теплотой. Лили могла восстановить каждую минуту, проведенную вместе с ним, каждая сцена словно отпечаталась в ее памяти. Ее первый взгляд на Квента в магазине у Терренса. Бал в гостинице. Игра в шахматы. Первая ночь на борту корабля. Свадьба. Каждое мгновение Лили помнила так ясно… до той минуты, когда янки ворвались в их спальню.

Возможно, она пропустила какие-то признаки, выдававшие его предательство? Но она совершенно ослепла от любви, страсти или глупости, чтобы заметить их.

На мгновение она испытала удовольствие, что ей удалось обмануть Квента. Очевидно, он использовал ее, чтобы подобраться к капитану Шервуду. Лили ни на мгновение не допускала, что он мог догадываться о том, что она являлась капитаном своего собственного корабля, прежде чем не увидел ее на борту «Хамелеона». Возможно, Квент сам запутался в своей лжи. Возможно, он действительно любил ее.

Но если так, то почему он не признался ей? Сама она могла бы все бросить ради него! Нет! Такой глупости она больше никогда не совершит.

Но Квент не покидал ее даже во сне. Лили просыпалась ночью с заледеневшей от испуга кровью, пытаясь ускользнуть от настигавшего ее в кошмарах Квента. Она переживала момент всепоглощающего страха, прежде чем вспоминала, где находится и что наделал Квент — лейтенант Тайлер. В эти мгновения она чувствовала себя хуже всего.

Лили все еще любила его. И если бы Квент очутился рядом с ней на узкой кровати, она занялась бы с ним любовью. Лили приняла бы его в свои объятия и ненавидела себя за это при свете дня. И сознание того, что эту часть своей души она не в силах контролировать, причиняло ей страдания.

Лили взволнованно шагала по маленькой комнате. Ей разрешили держать книги, несколько томиков хорошей поэзии. Она попыталась читать, но ее мысли не задерживались на отпечатанных фразах. Она витала где-то далеко, и книги оставались нераскрытыми.

Раздался знакомый звук поворачивавшегося в замке ключа, и дверь широко распахнулась. Показался сержант Хьюис, самый неприятный из охранников. Он открыто глазел на Лили, когда думал, что никто этого не замечает, а однажды даже положил свою потную ладонь на корсаж серого шерстяного платья, которое выдали ей в тюрьме.

Лили ответила ему ударом ноги под колено, и Хьюис больше не осмеливался прикасаться к ней, хотя его взгляд говорил Лили, что он заставит ее заплатить за неподобавший леди поступок.

— Выходите, — резко скомандовал он, нетерпеливо переминаясь в дверях.

Лили встала посередине комнаты, спокойная и холодная, как мраморная статуя. По правде говоря, сержант Хьюис пугал ее, но она решила не показывать своего страха и высокомерно взглянула на него.

— Куда вы меня поведете?

— На допрос.

Лили вздохнула и медленной походкой, которую она переняла у капитана Брайтона, вышла из комнаты. Ленивые, неохотные шаги и даже то, как она наклоняла голову, приводило Хьюи-са в ярость. Он считал себя прирожденным военным, сильным и опасным человеком. Лили знала, что сержант чувствовал себя униженным, охраняя женщину. И все же он смотрел на нее масляным взглядом, подолгу задерживаясь глазами на ее груди. Пленница не раз ловила себя на том, что надеется при случае еще раз ударить его.

Лили пошла по знакомому коридору. Еще один дурацкий допрос. Она не скажет им ничего нового, ее тюремщики могли бы уже догадаться, что все равно ничего не добьются от нее. Лили двигалась медленным шагом, нарочно раздражая сержанта. Ей казалось, что стены все теснее обступают и душат ее. Сделав глубокий вдох, она почувствовала тяжесть в груди.

Игнорируя двух часовых, стоявших у дверей, Лили шагнула в комнату. Она уже хорошо знала процедуру допроса и обстановку этой комнаты. Наверное, когда-то здесь располагался кабинет директора или директрисы, прежде чем война закрыла эту явно привилегированную школу. Вдоль трех стен тянулись книжные шкафы; посередине комнаты стоял массивный письменный стол из орехового дерева, вокруг которого находилось несколько кресел, обтянутых темно-красной кожей. Ковер кремового цвета заглушил шаги Лили, когда она вошла внутрь.