Квент уже практически добежал до укрытия, когда пуля все-таки попала ему в ногу. Удар в бедро перебросил его через баррикаду. Медфилд упал первым, и вместе они свалились прямо на руки поджидавшим их солдатам.

— Лейтенант Тайлер? — в голосе склонившегося Кенделла сквозила паника. Кенделл схватил Квента за руку, пытаясь понять, жив ли командир. Непрекращавшаяся перестрелка удерживала мятежников от новой атаки, хотя никто не мог сказать, как долго это будет длиться.

Квент заставил себя открыть глаза, выходя из пугающего покоя темноты. Его руку слегка оцарапало выстрелом, но ранение правого бедра могло оказаться смертельным. Рана сильно кровоточила, пуля засела глубоко. Лейтенант с большим трудом поднялся, оперся на Кенделла и перенес вес тела на левую ногу. В глаза сразу же бросилось безжизненное тело Медфилда. Вторая пуля вошла в спину рядового, и мальчишка, видимо, умер мгновенно.

Квент закрыл глаза и выдохнул проклятие. Все напрасно. Впрочем, не оставалось времени на то, чтобы обвинять самого себя или размышлять о том, существовал ли другой выход.

— Пошли, Кенделл.

Два солдата понесли тело Медфилда, распределяя его вес между собой, а Кенделл повел Квента, заботливо поддерживая его под руку. Лейтенанту хотелось броситься на землю и позволить темноте замкнуться над ним. Ему хотелось зарыдать и кричать о погибшем мальчишке. Но внешне Квент ничем не выдал своих чувств. Он нес ответственность за то, чтобы эти мальчики пережили еще один день.

Лейтенант приказал солдатам, все еще обстреливавшим мятежников, отступать. Вместе с Кенделлом они замыкали отряд, исчезнувший в кустарнике, как бледное безмолвное привидение.


Квент сидел на кровати. За последние недели он возненавидел это место — большую палату, полную больничных коек, на которых люди кричали от боли, когда им не хватало морфия, и умирали по ночам. Но этот госпиталь казался раем по сравнению с полевым.

Лейтенант согнул левую ногу, затем раненую правую, и в ту же секунду его пронзила боль.

Ему еще повезло, что удалось сохранить ногу, и он знал об этом, хотя это знание не облегчало душевных страданий. Прошло несколько дней после той схватки с врагом, прежде чем Квент услышал полный рассказ о случившемся. Эти дни он провел в темном забытьи. Ослабев от потери крови, он потерял сознание, и солдаты принесли его в полевой госпиталь. Там они сгрудились вокруг лейтенанта, не подпуская к нему хирурга, решившего, что безопаснее и проще всего будет отрезать раненую ногу. «Грозит распространение гангрены. Затем — смерть. Лейтенант будет только благодарен за спасенную жизнь», — хирург приводил доводы усталым и безжизненным голосом», — рассказывал позднее Кенделл. Окруженные другими ранеными полевого госпиталя, уже перенесшими ампутацию, солдаты Квента стояли непоколебимо.

Даже когда им пригрозили суровым наказанием, Кенделл и его товарищи остались стоять подле Квента, и полковник, вызванный для урегулирования ситуации, был настолько поражен их преданностью и рассказом о неудачной попытке спасти Луиса Медфилда, что сам присоединился к солдатам, и ногу лейтенанта все же спасли.

По просьбе полковника личный врач генерала Бернсайда осмотрел Квента на той же неделе и удалил пулю, глубоко засевшую в бедре лейтенанта. Потом Квента перевели в другой госпиталь.

Ему сохранили ногу, однако врачи уверяли, что Квент сможет ходить, но хромота останется навсегда. Возможно, изнурительная хромота. Ранение руки ни на день не разлучило бы лейтенанта с его подразделением. Он смог бы сам очистить и перевязать рану и продолжать командование. Но нога… Его бедро пронзила небольшая свинцовая пуля неправильной формы, полдюйма в диаметре и дюйм в длину. При ударе пуля расширялась в объеме и наносила тяжелые повреждения. Только время покажет, сможет ли Квентин вернуться в строй. В любом случае, должно пройти немало дней, и даже тогда ему придется перейти в кавалерию. Медлительный пехотинец ставит под угрозу не только свою жизнь, но и жизни окружающих его людей.

Врач, человек с неуместной улыбкой на лице и неподвижными серыми глазами, сказал Квен-ту, что тот может считать себя счастливчиком. Через несколько дней он отправится домой для дальнейшего выздоровления. Мечта каждого солдата.

Но у Квентина Тайлера не было дома, куда бы он мог вернуться. Он все оставил позади, когда вступил в армию северян. Все. Свою семью, невесту, дом. По последнему Квент, к его удивлению, скучал больше всего — по теплому, влажному воздуху, высоким дубам, большому белому дому, где он родился и вырос. — Лейтенант Тайлер.

Квент уже ненавидел вечно бодрые голоса сиделок. В большинстве своем жены и вдовы военнослужащих, они делали все, что могли. В глубине души лейтенант восхищался ими за это. Госпиталь был бы адом, если бы сиделки не поддерживали дрожащие руки раненых или не писали бы письма возлюбленным своих пациентов, не выдавая своей реакции на ужасные страдания, с которыми сталкивались ежедневно. Но Квент замечал, что руки сиделок дрожат, когда они улыбаются, и видел, как исчезали улыбки, когда женщины отворачивались от постели умиравшего человека.

Несмотря на восхищение сиделками, Квенту никогда не хватало терпения, а прикованность к постели только усугубила его раздражительность, и намного.

— К вам посетитель, — сестра, довольно миловидная женщина средних лет, со светлыми волосами и карими глазами, улыбнулась Квенту. — Полковник Ферфакс, лейтенант Тайлер — наш самый общительный пациент, — она продолжала улыбаться, произнося явную ложь, искоса поглядывая на хмурого человека, сидевшего на кровати.

— Мы все им восхищаемся. Я надеюсь, что вы не заберете его от нас. Ведь он — солнечный свет этой палаты.

— Сарказм никогда не ценился в профессии медика, миссис Нельсон, — тихо произнес Квент.

Полковник Ферфакс проигнорировал эту колкость, внимательно глядя на Квента, как бы изучая его. Миссис Нельсон принесла полковнику стул и задернула ширму вокруг кровати лейтенанта, создавая некоторую уединенность от других пациентов, открыто наблюдавших за происходящим.

— Лейтенант Тайлер, рад видеть вас в хорошем состоянии. — Полковник медленно опустился на стул с прямой спинкой.

— Благодарю вас, сэр, — тихий голос Квента, как всегда, был угрюмым и подозрительным.

— Откуда ты, сынок? — Полковник смотрел на него оценивающим взглядом с неприкрытым любопытством.

— Миссисипи, сэр. — Квент прищурил глаза. Что здесь делает этот офицер? Он никогда не встречался с полковником Ферфаксом, и это явно не благотворительный визит. Квент понимал, что его военная карьера закончена. Это было совершенно ясно каждому.

— Да, — слегка кивнул полковник. — Я удивился акценту. Если честно, я наслышан о вас. Преданность ваших солдат достойна восхищения, особенно если учесть, что вы — южанин. Под вашим командованием, лейтенант, находились самые необстрелянные солдаты, каких мне только приходилось видеть.

Квент не ответил на выпад о своем подразделении, так как из рук вон выходящая характеристика была, скорее всего, правдивой.

— В армии Конфедерации служат и южане, сэр.

Полковник наклонился вперед, пронзив Квен-та ясным, проницательным взглядом.

— Почему вы здесь, юноша?

Лейтенант коротко усмехнулся. В свои тридцать два года он давно перестал думать о себе как о юноше.

— Причины довольно личные, сэр. — Воспоминания, которые Квент старался похоронить, вдруг нахлынули на него. Так иногда случалось, когда он меньше всего ожидал этого. Внезапные мысли об Ионе всегда заставали его врасплох.

— Ваш отец — плантатор, не так ли? — настойчиво продолжал полковник. — Рабовладелец?

— Если вы знали об этом, то зачем утруждали себя вопросом, откуда я… сэр?

Пауза длилась достаточно долго, чтобы быть расцененной как легкий вызов, но полковник, казалось, не обратил на это внимания.

— Просто хотел послушать вас немного. То, что вы говорили, правда. В нашей армии много парней с Юга, и у каждого есть свои причины. В основном это ненависть к рабству. Но среди них очень немного людей вашего… круга.

Квент криво улыбнулся полковнику, неожиданно почувствовав облегчение. Он был не из тех, кто легко смиряется с разрушенными надеждами, а слова полковника странным образом подбадривали.

— Объясните, пожалуйста, сэр.

— Чем скорее мы остановим помощь, поступающую в Южные штаты, несмотря на их блокаду, тем скорее закончится эта чертова война. — Простота манер полковника исчезла, и он снова стал офицером, дающим инструкции солдату. — В некоторых местах блокада проводится успешно, но в других — полностью провалилась. Проклятые лоцманы проводят суда контрабандистов в реку Кейп-Фир как будто по желанию. Это дело прибыльное и для капитанов судов. И от него они так просто не откажутся.

— Но я здесь при чем, сэр? Я не моряк. — Прежнее раздражение Квента исчезло, теперь он с интересом слушал полковника. Пока что лейтенант не понял, к чему клонит старый офицер, но было ясно, что в его словах есть какой-то шанс для него. Возможность продолжать службу, несмотря на ранение, приковавшее его к постели.

Без армии Квент станет никем, и у него ничего не осталось, кроме нее.

— Хирурги сказали мне, что некоторое время вы не сможете воевать. Это чертовски обидно для отличного солдата. Но вы все-таки можете послужить своей стране, лейтенант Тайлер. Работая на меня, вы получите такую возможность отличиться, о которой даже и не мечтали.

— Как это, сэр? — Квент выпрямился в кровати и теперь казался выше, чем в начале визита полковника. Злая усмешка тронула его губы, боль в ноге куда-то исчезла. Лейтенант был готов сделать все, о чем бы ни попросил его полковник Ферфакс.

Полковник улыбнулся, морщинки вокруг его глаз стали глубже. Но улыбка быстро погасла.

— Лейтенант Тайлер, — полковник понизил голос, наклоняясь поближе к Квенту. — Вы бывали когда-нибудь в Нассау?

Глава 2

Лили стояла на носу корабля, ветер развевал ее волосы, морские брызги поблескивали на лице. На ней были черные брюки, свободная льняная рубашка и черные ботинки, доходившие ей почти до колен. Она всегда носила такую одежду на борту «Хамелеона».