Франческа поразилась размеру комнаты, отведенной ей под мастерскую. Широкая кровать была задвинута в угол и занавешена вышитыми шторами. В комнате было четыре больших окна, за которыми виднелся сад. Резной стул и столик стояли именно так, как поставила бы их сама Франческа. Для нее был приготовлен большой мольберт и табуретка. Девушка сразу же подошла к столу, на котором было разложено все, о чем только мог мечтать самый взыскательный художник.

— А кто смешивал краски? — спросила она Людольфа.

— Мой поставщик. Он все сделал правильно?

— Да, лучше и быть не может.

Рядом с Франческой стоял слуга, готовый тут же исполнить любое ее желание. Девушка попросила принести еще одну ширму и поставить ее позади стула, чтобы создать с ее помощью необходимый фон. Когда ее просьба была выполнена, Франческа повернулась к Людольфу и сказала:

— Ну что ж, давайте начнем!..

Людольф помог Франческе надеть рабочий халат, а Сибилла установила на столике макет корабля. Затем Людольф взял со стула шляпу и надел ее. Шляпа была сделана по последнему слову французской моды, с узкими жесткими полями, высокой тульей и украшениями в виде страусиных перьев. Людольф уселся на стул, а Сибилла заняла место сбоку, чтобы наблюдать за работой сестры. Она была так взволнована, что никак не могла сосредоточиться, и думала только об окружающей ее роскоши.

Франческа обычно не отвлекалась от работы и когда брала в руки кисть, то забывала обо всех заботах и неприятностях. Правда, в последнее время она часто думала о Питере, а это мешало работе. Однако сейчас девушка была сосредоточена и думала только о человеке, которого ей предстояло изобразить на портрете. Франческа внимательно изучала лицо Людольфа, она рассматривала его высоко вырезанные ноздри, густые брови и толстую нижнюю губу со шрамом. Под левым глазом тоже был шрам. Изобразить пышный парик будет очень непросто.

Людольф все время разговаривал, и в этом не было ничего удивительного, так как молчат во время сеанса только профессиональные натурщики. Он обращался к Сибилле, которая была так же словоохотлива, как и Хендрик. Франческа иногда тоже вставляла слово. Через двадцать минут она объявила перерыв, так как дольше мог высидеть только профессионал. Франческа продолжала работать, а Людольф подошел к окну и стал обсуждать с Сибиллой новую планировку сада.

Вскоре Людольф снова уселся на стул. В этот раз Сибилла смогла высидеть только пять минут, она не в силах была сдерживать переполнявшее ее чувство.

— Как здесь замечательно! — девушка вскочила со стула и танцующей походкой прошлась по комнате, разглядывая картины и безделушки, стоявшие на изящиом французском туалетном столике. Она нисколько не смутилась, когда, открыв шкаф, обнаружила там серебряный ночной горшок.

Видя детский восторг Сибиллы, Людольф предложил:

— Почему бы вам не осмотреть весь дом?

— А можно? — Сибилла от радости захлопала в ладоши.

— Если вы заблудитесь, то в каждой комнате есть шнур от звонка. Дернете за него, и кто-нибудь из слуг явится к вам на выручку.

Когда дверь за Сибиллой закрылась, Людольф тут же поднялся со стула.

— Пожалуй, я немного передохну. — В следующее мгновение он уже стоял за спиной Франчески и смотрел на набросок, на котором ясно вырисовывались черты Людольфа. — Даже если бы оставить мой портрет в таком виде, то и тогда бы все поняли, что это — я.


Франческа отложила в сторону кисти и палитру и встала с табурета.

— Отец никому не позволяет смотреть на свои картины, пока они не закончены. Я не так строга, но все же прошу не подходить к холсту, пока сама не приглашу. — Франческе совсем не хотелось, чтобы Людольф под каким-либо предлогом стоял у нее за спиной. И перерыв он устроил уж очень быстро.

— Все будет так, как вы скажете.

— Благодарю.

— Я хочу только доставлять вам удовольствие, — многозначительно сказал Людольф и пододвинулся ближе. — Вы меня понимаете, Франческа?

В душе у девушки поднялась волна раздражения. Как этот уже немолодой человек смел подумать, что она клюнет на его сомнительные льстивые предложения только потому, что он богат? Франческа умышленно сделала вид, что не поняла намека.

— Если вы действительно хотите доставить мне удовольствие, то, когда вернетесь на свое место, постарайтесь смотреть туда, куда я вас просила. Мне очень важно, чтобы вы во время первого сеанса не поворачивали голову.

Людольф махнул рукой, едва не коснувшись Франчески, и с улыбкой сказал:

— Тогда не притягивайте меня подобно магниту.

Франческа нетерпеливо ответила.

— Пожалуйста, поймите, что здесь, в мастерской, я — всего лишь художник, который должен написать портрет богатого человека, занимающего высокой положение. Не открывайте мне того, чего вы не хотите показывать другим, потому что независимо от моего желания все ваши тайные чувства будут отображаться на портрете, когда он будет готов.

Слова девушки застали Людольфа врасплох.

— Вы так уверены в своем таланте?

— Дело вовсе не в таланте. По-моему, это даже плохо. Когда я пишу чей-нибудь портрет, то вижу душу человека ничуть не хуже, чем черты его лица. Мне было бы гораздо легче не открывать чьи бы то ни было тайные чувства. Пусть люди, смотрящие на портрет, сами догадываются, что скрывается за изображенным на нем лицом. Живопись может показать многое, но кое о чем приходится лишь догадываться. Именно так люди и ведут себя в жизни. Чужая душа — потемки.

— Да вы, оказывается, философ.

— Я не так уж наивна и хорошо разбираюсь в людях.

Людольф подумал, что никогда в жизни не получал более достойного и деликатного отказа. Дважды его умело поставили на место, отвергнув его притязания и намекнув, что ему не удастся вскружить голову предмету этих притязаний.

— Вы хотите сказать, что если человек тайно влюблен, то вы изобразите на портрете его чувства?

Франческа сразу почувствовала, куда он клонит.

— Возможно, любовь нельзя скрыть, так же как ненависть или жадность. Художник их обязательно увидит, когда станет изучать лицо позирующего ему человека. Из всего, чему научил меня отец, я больше всего ценю способность видеть внутренний мир человека, хотя мне еще предстоит ее развивать и совершенствовать.

— Этим вы и собираетесь заняться в мастерской Вермера?

Лицо Франчески посветлело, а взгляд стал одновременно задумчивым и радостным.

— На Делфт я возлагаю все свои надежды!

Для Людольфа это был еще один удар, хотя девушка и не заметила, как его нанесла. Он знал, что завоевать Франческу будет нелегко, но это только усилило его решимость. Людольф обронил какое-то любезное замечание и, стараясь вести себя непринужденно, вернулся на место. Никто не должен был знать, что он чувствует на самом деле.

Глава 9

Сцена, происшедшая между Людольфом и Франческой в первый день ее появления в доме ван Девентера, больше не повторилась. Оба сделали вид, что ничего не случилось. Хозяин дома разговаривал с девушкой по-дружески непринужденно и не делал никаких намеков, когда позировал для портрета. Франческа решила, что Людольф относится к типу мужчин, которым непременно надо кого-нибудь соблазнять. Он был не лучше остальных, но и не хуже. То, что ван Девентер понял ее ясный намек, делало ему честь.

Шли дни, и в доме ван Девентера все делалось по установленному распорядку. Сибилла постоянно сопровождала сестру, и Франческа решила поговорить об этом с Людольфом.

— Надеюсь, вы не возражаете, что Сибилла бывает здесь так часто?

— Вовсе нет, — с готовностью ответил Людольф. — Я ей очень рад, и даже моя супруга буквально оживает в ее обществе. Разве можно грустить, когда рядом Сибилла?

Франческа тоже была рада дружбе, завязавшейся между Сибиллой и фрау ван Девентер. Разница в возрасте не была помехой. Как и Сибилла, Амалия любила красивую модную одежду, и подруги часто беседовали о новинках моды и о многом другом. Сибилла часто рассказывала о своей семье.

— Просто замечательно, что Франческа поедет учиться в Делфт, — сказала как-то Амалия. — Должно быть, она очень талантливый художник.

— Так оно и есть, — заверила ее Сибилла. — Жаль, что вы не видели картину, где Франческа изобразила меня и Алетту. Алетта играет на верджинале, а я — на виоле.

Амалия просияла.

— На виоле. Так вы играете на виоле? Это был любимый инструмент моей матери. В детстве я провела много счастливых часов, слушая ее игру. — Амалия мгновение поколебалась. — А не могли бы вы хоть изредка играть для меня?

— Ну конечно! — с энтузиазмом воскликнула Сибилла. — Я очень люблю играть на виоле. Завтра я привезу ее сюда.

— Ваша сестра замечательная собеседница, — сказала Амалия Франческе несколько дней спустя. — Ее компания приносит мне больше пользы, чем все лекарства вместе взятые. Когда она у меня появляется, мне кажется, что пришел в гости веселый солнечный лучик. Мы обе любим музыку. Если б вы знали, какую радость доставляет мне ее игра на виоле!

Когда Амалия нуждалась в отдыхе, Сибилла шла в библиотеку Людольфа или бродила по дому и гуляла в саду. Ей был закрыт доступ только в кабинет и спальню Людольфа. Однажды Сибилла увидела, как из кабинета вышла Нелтье и заперла за собой дверь. В это время девушка сидела у окна, уютно свернувшись калачиком на кушетке. Она бы ничего не заподозрила, если бы Нелтье не оглянулась украдкой, прежде чем уйти. Она не заметила Сибиллу, которая после ее ухода стала размышлять, стоит ли говорить об этом Амалии. Ясно, что Нелтье было нечего делать в кабинете Людольфа. Однако хорошенько подумав, Сибилла решила благоразумно промолчать. Она догадалась, что Нелтье пришла в кабинет по распоряжению своей госпожи, которая хотела выяснить что-то, о чем Людольф предпочитал умалчивать. Возможно, Амалия подозревала, что у мужа есть любовница. Это было очень на него похоже. Сибилла давно заметила, каким плотоядным взглядом он пожирал Франческу. Заигрывал Людольф и с Сибиллой, не упуская возможности обнять ее при случае за талию. А когда он смотрел на ее грудь, девушке казалось, что она стоит совершенно голая. Сибилла видела, как глазел на нее хозяин дома, когда она, нарочно покачивая бедрами, выходила из комнаты.