– А еще надо было сказать, что бедра его похожи на стволы могучего дуба, тогда Онцелус, может, и поверил бы, что он кривоногий.

– Хватит! Мне не пятнадцать лет! – выпалила Катье.

– Если ты хотела, чтоб мы подумали, что он француз или итальянец, почему не повторила ругательство, каким он наградил тебя, перед тем как умчаться? – Лиз откинулась на сиденье и захохотала.

Катье отвернулась и закусила губу, сдерживая ее дрожь. Лиз в своем репертуаре. Она хорошо понимает, что главное напутствие Бекета было обращено не к ней, а к сестре, и видит, как оно жжет ей душу.

Да, Лиз безошибочно умеет найти ее слабину. Даже когда они были детьми, она всегда ловко выведывала у Катье разные девчоночьи секреты. Но теперь на карту поставлено нечто большее, чем запрятанное под кроватью приворотное зелье.

Они выросли. Секреты у Катье уже не детские. А Лиз – любовница дьявола.

Колеса натужно скрипели. Катье ухватилась за сиденье и стиснула челюсти: зубы стучали от бешеной тряски. Подъем к замку очень крут, к тому же стены домов почти не пропускают солнце на узкие улочки, оттого булыжная мостовая покрыта склизкой непросыхающей грязью.

Тряска резко оборвалась, когда они въехали на гладкий каменный мост, ведущий к воротам древнего замка. Шестеро слуг в зеленых ливреях спустились навстречу карете, распахнули дверцы, откинули подвесную лесенку.

– Мадам, – один из них, подавая Катье руку в белоснежной перчатке.

Катье вздрогнула от слова, произнесенного чужим, любезно-равнодушным тоном, а не ласкающим шепотом Бекета... Отмахнувшись от боли в сердце, она оперлась на руку лакея.

– Я хочу видеть Петера, – сказала она сестре, когда их со всеми почестями повели по широкой парадной лестнице.

– Маленький Пьер чувствует себя хорошо. Но сперва тебе надо увидеться с Клодом.

– Я хочу видеть Петера.

Карие глаза Лиз раздраженно блеснули.

– Можешь хотеть что угодно, Катрин. Здесь владения Клода. Он велел мне сразу привести тебя к нему.

Лиз величавой походкой вступила в замок, надменным голосом отдала несколько распоряжений слугам, и через пару минут их ввели в покои Клода. Приемная зала, вероятно, больше самой огромной пещеры в Серфонтене. – По обеим сторонам зеркал, оправленных в позолоченные рамы, горят восковые свечи, выглядывая из многорожковых канделябров.

В зале она увидела трех женщин и двоих мужчин – все незнакомые, с блестящими манерами и холодными глазами. Они сидели на обитых золотистой парчой стульях перед незажженным мраморным камином. Лиз тут же присоединилась к ним, а Катье осталась у стены, увешанной бесподобными картинами де Boca и Вуэ[4].

Катье отвела глаза от танцующих нимф и подавила желание пригладить волосы и одернуть юбку. Главное– напустить на себя равнодушный вид, учил ее Филипп. Никогда не показывай, что тебе не безразлично мнение других. Хотя на самом деле только оно и имеет значение.

Катье чувствовала, что люди у камина внимательно разглядывают ее. Один мужчина взглядом указал старшей из женщин на двустворчатую дверь справа от него. Женщина кивнула и встала. Остальные последовали ее примеру.

Дверь распахнулась, и двое безупречно одетых слуг попятились, согнувшись в поклоне, пока не коснулись спинами резных створок. Вошел Клод, маркграф Геспер-Обский.

Не обращая внимания на поклоны слуг и приветствия группы у камина, он направился прямиком к ней. Катье растерянно смотрела на него. Она успела забыть о разительном сходстве Клода с младшим братом. Опомнившись, вздрогнула и смущенно присела в реверансе.

Клоду было за сорок, но несмотря на десять лет разницы между братьями, Катье показалось, что перед ней стоит Филипп в длинном каштановом парике, в камзоле из желтовато-зеленой парчи, застегнутом на золотые пуговицы, каждая размером с игральную кость. Вот только морщинами, что едва появились возле глаз и губ Филиппа, у Клода уже изрезано все лицо.

– Ах, сестрица! – произнес он, беря Катье за подбородок. – Я слышал, вы последнее время много путешествуете.

– Под Ауденарде было сражение, – выдавила она из себя. – Всего в нескольких милях от Сен-Бенуа. Нам пришлось уехать.

– Конечно, дорогая, конечно. – Клода, как и его придворных, отличали те же вальяжные манеры, однако взгляд янтарных глаз его был острее, пронзительнее, настороженнее.

Две женщины у камина склонились друг к другу и зашептались намеренно громко:

– Ты посмотри на ее платье! По крайней мере, эта не доставит нам хлопот.

Другая хихикнула.

– Говорят, она спала только со своим мужем!

– Да на нее больше никто бы и не польстился.

Лиз взглянула на сестру, потом на женщину, что произнесла эти слова.

– Вы уверены?

Один из мужчин фыркнул.

– Во всяком случае, все мы знаем, что в этой комнате она единственная женщина, с которой не путался Клод.

Клод слегка повернул к нему голову.

– В комнате? В замке, я бы сказал. Женщины закатились квохчущим смехом. Клод сделал знак лакею.

– Я бы желал остаться с моей невесткой наедине.

Слуга открыл дверь, и пятеро с приглушенными смешками поспешили вон. Клод приподнял бровь, обратив взор к Лиз. Та попыталась изобразить возмущение, но в конце концов поняла, что ей ничего не остается, как последовать примеру его свиты. Створки захлопнулись.

Когда маркграф снова повернулся к ней, от его томности не осталось и следа.

– Я удивлен вашим поведением, мадам! Сначала ваша сестра является ко мне и сообщает, что вас похитил какой-то англичанин. Затем алые мундиры доставляют вашего сына. По-моему, Катрин, это чересчур. Вы все-таки жена моего брата и мать моего племянника. Мне трудно поддерживать нейтралитет, когда члены моей семьи ищут покровительства англичан. Не думаете ли вы, что я позволю вам рисковать моей репутацией? – Он взял со столика хрустальный бокал и налил себе темно-красного вина. Залпом проглотил его и налил еще. – Геспер-Об – всего лишь небольшой клочок Европы. Нужны немалые уменье и хитрость, чтобы маневрировать между такими столпами, как Франция, Австрия, Англия да еще дюжиной соседей. Я не намерен щадить никого, кто осмелится нарушить это с трудом достигнутое равновесие. Никого, запомните, Катрин. Впрочем, едва ли я вправе требовать от вас понимания. Вы женщина, и такие сложности не для вашего ума. – Он поставил на столик осушенный бокал. – Единственное, чего я требую от вас, – чтобы вы вели себя как подобает. Вы позволили себя похитить простому солдату – это верх неприличия.

Катье вскипела. Возможно, она сумела бы сдержаться, если б не усталость, не мучительная жажда, не ожидание встречи с сыном.

– Вас ввели в заблуждение, Ваше Высочество, он не простой солдат. Помилуйте, могла ли я допустить, чтобы меня похитил кто-либо рангом ниже лорда! – с издевкой ответила она.

– Так он дворянин? – протянул Клод. – И на том спасибо. Хоть одно пятно стерто с вашей подмоченной репутации.

– Подмоченной? А как насчет репутации тех образцовых дам, что были здесь минуту назад?

Клод шагнул к ней и, вонзив ноготь в ее подбородок, заставил взглянуть себе в глаза.

– Надо понимать разницу между кокетством и непристойностью, дорогая моя. Боюсь, я слишком надолго оставил вас одну в Сен-Бенуа. От излишней свободы у женщин появляются такие Нелепые понятия.

Катье высвободилась и отошла от него подальше.

– Я хочу видеть сына.

Сощурив глаза, Клод оценивающе уставился на нее.

– Пьер хорошо устроен. Надеюсь, он быстро избавится от своих провинциальных привычек.

Несмотря на то что внутри все клокотало, она почувствовала невыразимое облегчение.

– Я рада, что он благополучно добрался. – Она заставила себя говорить спокойно, хотя ее так и подмывало крикнуть во весь голос: Я хочу его видеть!– А где Грета?

Клод не сразу понял, о ком речь.

– А-а, та старая ворона, что приехала с ним. Думаю, где-то здесь. Я, признаться, позабыл о ней. Стало быть, в замке уже две женщины, с которыми я не... путался.

Катье отвернулась.

– А что с теми людьми, которые сопровождали Петера?

– С англичанами? Разумеется, их тотчас же отпустили. Бьюсь об заклад, они поспешили обратно в Ауденарде, чтобы поучаствовать в пирушках и грабеже. А что, надо было задержать их до вашего приезда? Виноват, дорогая, но Филипп никогда не упоминал, что у вас столь низменные вкусы.

Катье из последних сил боролась с душащим ее гневом. Она смотрела на полновластного хозяина земель в междуречье Геспера и Оба, этого замка и всех, кто в нем находится. Включая Петера.

– Вкусы тут ни при чем, – сказала она, овладев собой. – Я просто хотела их поблагодарить.

– Ни при чем? А жаль. Возможно, Филипп не был бы вами так недоволен, будь вы... ну, поавантюрней, что ли.

– Могу я видеть Петера?

Клод, хохотнув, потянулся к маленькому колокольчику, но рука его застыла в воздухе, когда он взглянул на юбку и лицо Катье.

– Я запомнил вас маленькой, дрожащей фламандской мышкой. – Он позвонил. – А теперь вижу, что память меня подвела.

Лакей бесшумно растворил дверь и поклонился ему.

– Позаботьтесь о мадам, – приказал он. – Найдите ей подходящую одежду для сегодняшнего бала.

– Для бала?! – задохнулась Катье. – Но я не...

– Ей-богу, дорогая моя, ваше пристрастие к крестьянской одежде зашло слишком далеко. Оно дурно влияет на ваши манеры. – Он взмахнул рукой, давая понять, что аудиенция окончена.

От ярости Бекет плохо видел. Торговые ряды мелькали перед глазами на улицах города, но он не замечал ни окружающей суеты, ни пустяковой боли в руке. Ничего – кроме холодной черной ярости.

Эта женщина опять предала его.

Он вел под уздцы Ахерона, печатая шаг по булыжной мостовой. Здешние купцы наживаются на этой войне, продавая припасы обеим армиям. При виде алого мундира они начинали наперебой расхваливать свой товар. Но, глянув ему в лицо, поспешно умолкали и старались загородить спиной своих женщин. Он не обращал на них внимания.