Каблуки ее башмаков дробно стучали по ступенькам красного дерева, и с каждым шагом она вспоминала ковер из Туркестана, некогда устилавший эту лестницу. Минувшей зимой пришлось его продать – не на что было купить дров.

После смерти Филиппа она узнала, что муж не имел собственного дохода, а только содержание, назначенное родными, которые перестали высылать деньги, получив известие о его гибели. Ну и Бог с ними! Пока она худо-бедно сводит концы с концами, а когда Петер отправится...

Ужасающий грохот прервал ее невеселые размышления.

– Грета! – Она. опрометью бросилась по лестнице. На нижней ступеньке остановилась, и крик замер у нее в горле.

Дубовая входная дверь с треском распахнулась, и в переднюю вломились трое французских пехотинцев. Не обращая внимания на хозяйку, они начали крушить мебель и рыться в шкафах.

– Стойте! Что вы делаете?! – не веря своим глазам, воскликнула Катье.

В проеме двери появился изысканно одетый офицер; длинные тугие локоны его парика спускались на ярко-голубой мундир. Француз обвел глазами переднюю, потом задержал равнодушный взгляд на Катье. Она подлетела к нему:

– Что это? Прекратите сейчас же!

Солдаты уже перешли в кухню, и оттуда доносился звон посуды, разбивающейся о каменные плиты пола. Один солдат стал подниматься по лестнице, Катье хотела ему помешать, но была отброшена к перилам.

Женщина снова рванулась к офицеру.

– Кто вы такой? Почему не остановите их? Они же переломают мне всю мебель!

Тот улыбнулся как истинный придворный щеголь.

– О мадам, ваша мебель меня не интересует.

– А что вас интересует? Зачем вы здесь? Разве не вы приказали своим людям устроить этот погром?

Он небрежно махнул рукой солдатам.

– Ну уж и погром. Всего-то два-три стула.

– Два-три стула?! Да вы меня ни с чем оставите!

Офицера явно забавляла ее сбивчивая французская речь с выраженным фламандским акцентом. Катье вонзила ногти в ладони. Не драться же мне с ними, – уговаривала она себя, – вон их сколько, и у всех шпаги! Темные глазки сверлили ее точно буравчики.

– Мы выполняем свой долг – ищем вашу сестру.

Он прошагал на кухню.

– Мою сестру?! – Такого Катье не ожидала. Опомнившись, она кинулась за ним. – Но что вам нужно от Лиз? И почему вы ищете ее здесь?

На кухне царил полный кавардак: весь пол засыпан осколками посуды, по золотистой корочке свежеиспеченного хлеба прошлись солдатские башмаки. Катье выглянула в открытую дверь на веранду, но не увидела там ни Греты, ни сестриного посыльного.

– Где мадам Д'Ажене? – обратился к ней офицер.

– Кто вы такой? – сдавленным голосом спросила Катье.

Француз слегка поклонился.

– Позвольте представиться, граф де Рулон.

Он противно растягивал слова и все время охорашивался – то одернет камзол, то поправит кружевные манжеты. Один из солдат захлопнул дверь, перекрыв доступ солнечному свету, и на скуластое лицо графа легла тень.

– Что вам нужно от Лиз? – повторила Катье. (Это имя она помнила из писем сестры: когда-то граф де Рулон был ее любовником.)

Солдат вывалил на стол ложки и вилки из ящика, затем подхватил под мышку корзину с тремя дикими кроликами (их изловил Мартен, тем самым обеспечив семье недельное пропитание).

Катье хотела помешать ему, но мужская рука – грубо отстранила ее.

– Велика важность – три кролика! – усмехнулся граф. Она резким движением сбросила его руку.

– По вашей, милости нам придется, голодать.

– А вы строптивы, мадам. Жаль, что ваш покойный муж не успел вышибить из вас это фламандское упрямство.

– Так вы знаете, кто я? – Катье стиснула зубы; страх начал уступать место гневу. – Знаете и все-таки...

Невежа, презренный негодяй! .И как Лиз не погнушалась лечь с таким в постель!

Французские офицеры! Даже при жизни Филиппа Катье глубоко презирала этих пустоголовых аристократов. Напомаженные парики, кружевные манжеты – им бы в Версале по паркету шаркать, а не брать неприятельские редуты!

На кухне появился еще один офицер, кивнул графу, а ее будто и не заметил. На нем был светлый парик, а ткань мундира погрубее, чем у Рулона. Видно, младше по чину, решила Катье, Граф вопросительно приподнял бровь, на что второй офицер помотал головой.

Катье спрятала сжатые кулаки в сборках юбки.

– Хорошо же ваш король платит семьям тех, кто отдал за него жизнь! – язвительно бросила она.

Ноздри графа гневно раздулись, он смерил ее холодным взглядом.

– Будет вам плакаться. Брат вашего мужа, маркграф Геспер-Обский владеет половиной земель в Южных Арденнах. То-то ему было бы приятно узнать, что вы тут нюни распускаете, словно чумазая крестьянка!

Катье задохнулась от негодования. Да, этот подлец прекрасно понимает, что семья Филиппа относится к ней именно как к чумазой фламандской крестьянке, – недаром так злобно блестят его глазки.

Ну нет, граф, – подумала она, – не надейтесь, что вам удастся водить меня на цепочке, как медведя в базарный день!

С полыхающими очами она шагнула к Рулону, и неизвестно, что было бы, не вмешайся второй офицер:

– Господин граф, мы не можем найти женщину. Катье порывисто обернулась к нему.

– Еще бы! Как вы ее найдете, когда ее здесь нет? Едва ли она смогла бы спрятаться под стулом или в ящике буфета.

В ответ на подобную дерзость француз положил руку на эфес шпаги и в упор посмотрел на владелицу замка.

– Так где же она? – снова спросил граф де Рулон, с трудом сдерживая бешенство.

– Если ее нет в замке Д'Ажене, тогда не знаю. Почему бы вам не спросить ее мужа?

Второй офицер хмыкнул.

– Вы, видно, не слышали, мадам, что ваша сестра обошлась со своим супругом... хм... весьма решительно.

Катье переводила настороженный взгляд с одного незваного гостя на другого. Лиз, Лиз, что ты опять натворила ?

– По-вашему, у меня нет других дел, кроме как собирать сплетни по всей округе?

– Весьма решительно, – ухмыляясь, повторил француз. – Старый доблестный шевалье Д'Ажене был найден слугами раздетым донага, привязанным к постели и с кляпом во рту...

– Довольно! – рявкнул граф де Рулон; его правое веко непроизвольно подергивалось. – Обойдемся без ненужных подробностей. Ваша сестра бежала с астрологом своего мужа. Где она, мадам? Мы должны ее найти!

– Кто это – мы? Французы?

Не в силах устоять на месте, Катье начала расхаживать взад-вперед по каменному полу. Внезапно задержалась у окна, привлеченная новым зрелищем, и тут же стремительно выбежала на веранду. По залитому солнцем полю двигались шеренги солдат. Пальцы ее опять невольно сжались в кулаки: даже отсюда чувствуется запах растоптанного зерна. Так, пожалуй, они зимой без хлеба останутся!

– Где ваша сестра? – прошипел сзади граф.

Катье уже открыла рот, чтоб дать ему еще одну отповедь, но забыла обо всем, услышав детский крик, доносившийся с лужайки.

– Петер!

Она сбежала по ступенькам, завернула за угол и увидела, как сын бьется в руках мужланистого солдата, а другой солдат держит под уздцы маленькую черную лошадку.

Мальчик тянулся ручонками к своей любимице.

– Тока! Тока! Нет, не надо! Тока!

– Пусти его! – завопила Катье и кинулась к солдату, но чья-то рука снова удержала ее.

– Что ж вы за звери такие? Зачем вам пони в вашей грязной войне? – выкрикнула она, вырываясь. – Эту лошадку ему подарил мой покойный муж! Мало того, что ребенок лишился отца, так вашему слюнявому королю надо отобрать у него последнее!

Из глаз Рулона выплеснулась волна ненависти.

– Попридержите язык, мадам, а то как бы ваш сын и матери не лишился.

Бекет Торн взглянул на солнце. Полдень только что миновал, значит, в запасе у него час, от силы полтора. Он снова понаблюдал в трубу за людьми на веранде и не мог не восхититься дерзостью этой золотоволосой женщины. У графа де Рулона был такой беззаботный вид, когда он подъезжал к замку, а теперь мадам де Сен-Бенуа явно довела его до белого каления. Ай-ай-ай, какая неприятность! – усмехнулся он про себя. Француз привык, что все падают перед ним ниц, и вдруг такой пассаж!

С торжествующей усмешкой Бекет проследил взглядом за французскими войсками. Топают себе по колосящимся полям и не подозревают, какой сюрприз ждет их за гребнем холма.

Англичанин расправил плечи, так что треснули швы камзола, в душе проклиная низкорослых голландцев. Ветки вонзились ему в бок, и он осторожно отодвинулся, чтобы не разрушить маскировку. Затем снова приник глазом к трубе, разглядывая пылающее гневом лицо вдовы. Ничего не скажешь, хороша! Жаль, что таким красавицам нельзя доверять...

Скоро здесь грянет бой, и полковник Бекет, командующий отрядом армии герцога Мальборо, поведет его против отборной конницы французского короля.

– Но прежде чем ударят пушки, я узнаю, где скрывается твоя сестра, – В голосе его зазвенела сталь. – Вот увидишь, я не стану терять с тобой время!

Будь он проклят, если не вырвет у фламандки сведений о Лиз Д'Ажене и турке, скрывающемся под именем астролога Онцелуса. Когда Бекет встретился с ним, он носил другое имя...

Сжав в кулак руку в черной перчатке, он занес ее для удара по воображаемому врагу; кружевной манжет соскользнул, обнажив множество шрамов на запястье. Имя этой турецкой собаки, этой подлой душонки – Эль-Мюзир!

Четыре года продержал его турок в плену, и он оттого только не отдал Богу душу во время адских пыток, что не мог умереть, не отомстив тому, кто осмелился называть себя его господином. Бекет стиснул челюсти и едва слышно процедил сквозь зубы: Huradam, holeolmiyan! Я человек, а не раб! – слова, затверженные как заклинание в страшные годы неволи.