К своему ужасу, Эрин почувствовала, как жар разливается по ее телу при его словах. Как можно ненавидеть и, вместе с тем, жаждать этого мужчину? Желание заставляло ее слабеть.

— Сдается мне, — сказала она с показным презрением, — что ты наслаждаешься, издеваясь. Нам нечего обсуждать.

Он улыбнулся.

— Ирландка, что стоит всегда между нами? Обмен и соглашение. Может так случиться, что ты захочешь поменять все снова.

— Ты ошибаешься, — прошептала она, едва дыша. — Я не меняла, я была обменена.

— Может быть, ирландка, увидим. Иди в свою комнату, но подожди меня, я скоро буду.

Эрин пропустила мимо ушей пожелание Эрика спокойной ночи, поспешно встала из-за стола, прерывисто дыша, прислушиваясь к биению собственного сердца. Она взбежала вверх по лестнице, вошла в свою комнату, быстро закрыла дверь. Эрин почувствовала усталость и спиной прислонилась к двери. О Боже праведный, что это за новое издевательство? Эрин не могла унять дрожь. Она должна сопротивляться, и тем не менее она мучилась вопросом, домогался ли он экзотической танцовщицы или какой-нибудь другой женщины? «Дура», — ругала она себя. Эрин не имела понятия о том, где Олаф проводил ночи с тех пор, как покинул ее постель.

— Что я делаю? — прошептала она громко. Единственное, на что она была способна — это держаться подальше от него, последняя надежда на сохранение достоинства, тогда как он продолжал обращаться с ней как с пленницей и предательницей.

Она всхлипнула. Если бы только она могла отправиться домой, ей бы не пришлось узнать, искал ли он другую женщину. Она бы нашла в себе силы и успокоила бы боль, которая глодала ее изнутри. Когда она видела его, то желала его с трепещущей иссушающей страстью. Сколько пройдет времени, пока любовь, которую она яростно пыталась истребить в себе, и страсть, которая постоянно бушевала в ней, опять войдут в свои берега?

ГЛАВА 21

Эрин смотрела на тонкий яркий месяц. В черном небе блестели звезды. Воздух был холодным, но все же она не могла заставить себя закрыть окно и продолжала дрожать в своей тонкой льняной рубашке. Напряжение в ней все более и более возрастало. Она задрожала, когда услышала, как открылась и закрылась дверь, и новая волна нервной дрожи поднялась в ней.

Она не обернулась, а ждала, зная, что он прислонился к двери, которую так решительно закрыл, зная, что он смотрит на нее. Она судорожно сглотнула, снова задумавшись, не зная в какую игру он играет, Если он желал ее снова, то ему ничего не стоит осуществить свое желание. Она должна удержаться, но тем не менее она молилась, чтобы он попросил ее об этом. Тогда она снова будет с ним, не уронив своего достоинства.

— Браво, жена, — заявил он наконец, медленно растягивая слова. — Мне кажется, ты завладела сердцем моего брата. Эрик просто зачарован.

Эрин пожала плечами, оставаясь стоять спиной к нему.

— Я нахожу Эрика учтивым и милым.

— Странно, ведь он мой родственник. Эрин проигнорировала это замечание.

— Я могла быть более гостеприимной, если бы меня предупредили заранее о его приезде, да и вообще, если бы я знала, что он существует.

— Ты думала, что викинги действительно порождение дьявола, изрыгнутое на землю, а не рожденные отцом и матерью? Вероятно, ты должна была предположить, что у меня есть семья.

— Ты никогда не говорил о семье.

— Ты никогда и не спрашивала.

Эрин еще раз пожала плечами, дрожа, как вода под порывом ветра, посланным с моря. Они молчали, и Эрин чувствовала, что холод только удлиняет расстояние между ними, и она знала: стоит ей столкнуться со сталью его глаз, как она почувствует, будто прикоснулась к огню.

Эрин не хотела встречаться со взглядом, который проникал в ее душу, угрожая отнять гордость, обнажить все, что она так отчаянно пыталась скрыть в своем сердце.

— Закрой ставни, — вдруг приказал он грубо. — Ты хочешь подвергнуть опасности свое здоровье и здоровье моего ребенка?

Эрин закрыла решетчатые ставни, но продолжала слепо смотреть теперь уже на закрытое окно. Опять воцарилось молчание, такое продолжительное, что ей захотелось сильно ударить в каменную стену и пронзительно закричать.

— Повернись, Эрин, — тихо приказал он. Она медленно подчинилась, сцепив пальцы, и слегка наклонила голову.

— Мне будет любопытно узнать, ирландка, почему ты не смотришь мне в лицо. Эрин подняла глаза.

— А мне будет любопытно узнать, мой лорд, какую игру ты ведешь.

Олаф поднял вопросительно бровь, выказывая недоумение, скрестил на груди руки и сухо улыбнулся.

— Боюсь, что тебе придется самой сначала объясниться, если ты хочешь, чтобы я ответил.

— Хорошо, — сказала она холодно. — Чего ты хочешь, мой лорд? Что мы должны обсудить?

— Это не я хочу, а ты хочешь.

Она опять отвернулась от него, глядя на закрытые ставни.

— Не издевайся надо мной, Олаф. Я не жду, что ты отпустишь меня с Грегори и Брайсом в Тару.

— Повернись, Эрин, и, пожалуйста, не испытывай мое терпение, постоянно заставляя меня просить об этом. Она повернулась, раздраженно вздохнув.

— Скажи мне, ирландка, — спросил он мягко. — По кому ты так горюешь? По Лейту или по молодому королю из Коннахта? По брату или по любовнику?

— Феннен никогда не был моим любовником, — ответила тихо Эрин, — и это тебе хорошо известно. Он слегка склонил голову.

— Отвечай на мой вопрос. Умоляю тебя.

— Я скорблю по ним обоим, Олаф, — ответила она спокойно и с достоинством. — По брату, которого я горячо любила много лет, и по другу, который был отважным и заботливым, благородным молодым правителем своего королевства.

Олаф помолчал мгновение.

— Об этом я не буду больше говорить с тобой и не буду безжалостно попирать твои чувства, так как боль, которую ты испытываешь, мне хорошо знакома, и не буду поворачивать кинжал, который вонзился в твое сердце.

Он прокашлялся, как будто это задело его собственные чувства. Его голос резко изменился и стал более привычным — низкий, любезный и циничный.

— Вопрос в том, ирландка, насколько сильно тебе хочется увидеть родных.

Ее сердце начало отчаянно биться, когда она обнаружила, что с таким странным взглядом она еще никогда не встречалась. Этот взгляд был отчужденным, но сверлящим.

— Вероятно, тебе известно, — ответила она, внутренне сожалея, что может говорить лишь шепотом, — как сильно я хочу увидеть отца, увидеть свой дом. Но мы оба знаем, мой лорд, что ты откажешь мне.

Он не ответил сразу. Он раздевал ее взглядом. Жар окрасил ее тело и щеки румянцем. Она знала, что белье, которое было на ней, прозрачно. При свете свечей под ним хорошо видны ее формы.

Он снова посмотрел на нее.

— Может, и нет, ирландка, все зависит от тебя.

— Ты шутишь.

— Нет, не шучу. Это зависит от того, что ты мне можешь предложить в обмен.

— Я не понимаю, зачем ты насмехаешься надо мной, говоря опять об обмене, — едко выкрикнула Эрин, задыхаясь. — Ты хочешь получить взамен мое тело и обещание, что я буду предоставлять тебе его и дальше, и тогда я смогу поехать к отцу домой? Тогда я скажу «да» мой лорд, так как я уже по опыту знаю, что ты всегда поступаешь как тебе нравится независимо от того, что я решу. Ты, однако, мой муж. Я никогда не боролась против тебя.

Она была удивлена, заметив еле уловимую усмешку.

— С этим, ирландка, можно поспорить. Но нет, Эрин, я не прошу взамен твоего тела. Я не так глуп, леди, ты не можешь предложить мне то, что и так принадлежит мне.

Яркий румянец гнева и унижения появился на ее лице.

— Я умоляю тебя, — отрезала она, — прекрати эти игры, я устала от них. Скажи, могу я поехать, да или нет…

— Мужчина, — перебил он, — любой мужчина, даже викинг, говорит «да» или «нет», сообразуясь со своим настроением. Если он в хорошем расположении духа, расслаблен и настроен льстить, он, наиболее вероятно, скажет «да». Чем больше он получает удовольствия, тем больше сам стремится угождать.

— Олаф! — В ее голосе слышалось рыдание и пронзительный крик. — Что ты все же хочешь от меня? Ты говоришь, что мне нечего предложить в обмен…

— Нет, этого я не говорил…

Он прервал ее тихим голосом, почти шепотом, и, тем не менее, она отчетливо слышала его. Этот звук разлился жаром по всему ее телу, как его прикосновения.

— Я сказал только, — продолжал он, шагнув к ней, — что ты не можешь предложить мне то, что и так принадлежит мне. Но я не хочу женщину, которая вынуждена отдаться мне. Не хочу я и ответного чувства, которое доставит удовольствие. Ты однажды сказала мне, что есть то, что можно брать, а есть то, что можно получить. И это очень мудро, ирландка. Ублажи меня, ирландка. Подойди ко мне сама, отдайся мне…

— Опять ты издеваешься? — резко и холодно сказала она. — Я не могу этого сделать, ведь ты заклеймил меня…

— А, но это как раз и есть обмен. Один должен отдать что-то, а другой, естественно, это получить. Если ты хочешь поехать в Тару, ты должна поднять мое настроение, так как оно очень мрачно сейчас.

— Я не могу… — начала она снова, едва дыша, но ее голос смолк, когда он пожал плечами и отвернулся от нее.

— Тогда, увы, ты останешься в этих стенах.

— Олаф! — Эрин расцепила пальцы и забарабанила кулаками в каменную стену.

Он опять повернулся и взглянул на нее.

— Ты ублюдок! — выкрикнула она.

— Это твое обычное утверждение. Измученная, она продолжала смотреть на него.

— Какая разница…

— О, я полагаю, огромная разница, Эрин. Это сделка. Она продолжала колебаться, как будто ожидала, что время даст ей спасительный ответ.

— Ты ошибаешься, Олаф, так как, если я сделаю даже шаг тебе навстречу, это будет все равно принуждение.

— Нет, Эрин. Ты сама выбираешь. Тебе стоит только вечером сказать мне «нет», и я покину комнату.

— И запретишь мне поехать к отцу! Он пожал плечами.