Эрик добродушно засмеялся.

— Брат? У него когда-то было семь братьев. Трое погибли на дальних берегах, но держу пари, милая сестренка, ты встретишься с оставшимися через несколько лет. Размер наших владений, моя леди — одна из причин, почему многие из нас вынуждены искать приключений. Наши дома и земли переполнены, и чтобы добиться чего-нибудь, мы должны отправляться в путь и пытать счастья на дальних землях.

Вдруг Эрин услышала смех Олафа.

— Думай, что говоришь, брат. Моя жена не одобряет тех, кто пытает счастья на чужих землях. Она при случае всегда старается тонко напомнить мне, что я только лишь варвар-захватчик.

— Если мой брат потерпел неудачу, Эрин Мак-Аэд я попытаюсь приложить все усилия, чтобы, когда я буду покидать вас, ты поняла, что мы, норвежцы, не так уж отличаемся от ирландцев. Мы просто обрабатываем наши земли и ждем возвращения наших мужчин, желая мира, здоровья и согласия в наших семьях.

— А… но мир, который вы ищете, возможен только на вашей собственной земле, — возразила Эрин, улыбаясь.

— Не пытайся спорить с моей женой, — предупредил Олаф своего брата. Потом быстро зашагал к лестнице, взял Эрин под руку и увел к огню, где повернул ее так, чтобы можно было обнять ее обеими руками за талию.

— Эрин хотела, чтобы ты извинился перед всеми, против кого ты выступал, и вернул им все, что ты захватил.

Эрин подумала: невозможно, чтобы Эрик не слышал злой насмешки в голосе Олафа. Она чувствовала эту издевку всем своим телом. Издевка была в его жестоком касании, в его голосе. Она бы хотела, чтобы у нее хватило воли отстранить его руки и смело рассказать Эрику, что его брат считает, что связал себя честным союзом с предательницей.

Но Эрик не заметил ничего плохого. Он широко улыбался.

— Кажется, эта ирландка носит частичку норвежского. Или я ошибаюсь, брат? Могу ли я передать нашему отцу, что Эрин начинает новую династию?

Эрин вспыхнула, когда Олаф погладил ее пальцами по животу.

— Да, Эрик. Ярл будет рад узнать, что его семья разрастается на далеких островах. Скажи ему, что Волк сотворит для него внуков и вырастит из них таких же викингов, как и его собственный наследник.

Эрин оцепенела от ярости, почувствовав сталь руки Олафа. Она вытянула губы в улыбке, но зубы у нее были сжаты.

— Нет, дорогой Эрик. Скажи своему отцу, ярлу, что семя его попало на прекрасную благородную почву, где живет культурный и просвещенный народ. Он должен гордиться тем, что будет дедом ирландского ребенка.

— Эрин, — возразил Олаф, притворяясь смущенным, — я провел много времени с ирландскими королями и воинами, и я пришел к выводу, что, если жену отвергнуть, ее ребенок остается со своим отцом, так как этот ребенок наследник своего отца, а ирландцы свято чтят приоритеты наследования.

Холод от страха пробежал по позвоночнику Эрин. Неужели он решил, что она останется здесь только до тех пор, пока не родится наследник, и пока он не будет отнят от груди, а потом она вернется к своему отцу, их брачное соглашение будет расторгнуто, так как ни один мужчина не согласится жить с женщиной, которая подняла на него меч. Она силилась успокоиться, пока он держал ее. Тем не менее, она сознавала, что он ощущает трепет, исходящий из ее глубин, и что она не может его сдерживать. О Боже, она никогда не позволит ему отнять ее ребенка. Он больше не желает ее, больше не спит вместе с ней. Но что еще она могла сделать? Признаться в проступке, которого не совершала? Нет!

— Я думаю, — Эрик перебил ее размышления со сдержанным любопытством, — что с этим ребенком — ирландским или норвежским, какой бы он ни был — надо считаться, и его или ее судьбу решат мать и отец! Но что с этой большой залой, Олаф! Ты притащил меня в это роскошное место из камня и извести, но не предложил усталому путешественнику меда или эля, чтобы он мог смочить горло?

— Королева пренебрегает своими обязанностями, — сказал холодно Олаф, освобождая Эрин. — Жена, ты будешь заботиться о моей семье и моих друзьях.

Эрин опустила ресницы, чтобы скрыть бурлившее в ней негодование и выражение муки в глазах. Правда, Олаф всегда принимал ее семью гостеприимно, без каких-либо оговорок. Он поддержал ее старшего брата в сражении и отомстил за него. Эрик стоял в зале и так тепло и весело разговаривал с Олафом, а она страдала из-за брата, которого так недавно потеряла. Это была ее земля; земля ее отца и братьев. Муж он или нет, Олаф все равно викинг, как и одетый в меха воин, который был его братом. Захватчики. Оккупанты. Она была женой Волка; но с таким же успехом она могла быть отдана датчанину. Возможно, в этом не было большой разницы.

Эрин подняла ресницы и увидела задумчивый и печальный взгляд серо-голубых глаз Эрика.

— Я буду тебе очень признателен, моя новая сестренка, если ты будешь так добра и позаботишься обо мне. — Эрин услышала нежный, добрый голос викинга. Неужели Эрик до сих пор не замечает напряжения, которое установилось в зале между ирландской королевой и норвежским королем?

— Я буду рада позаботиться о тебе, — сказала тихо Эрин, подняв подбородок и гордо направляясь к выходу.

Она повернулась по пути на кухню, когда покидала залу. Ее блестящие глаза остановились на Эрике еще раз, и она добавила с достоинством:

— И я рада назвать тебя братом, Эрик.

Эрин не вернулась в большую залу. Ее заполнили норвежские герои, приглашенные на пиршество. Ей не хотелось слушать рассказы о победах викингов. Утро она провела с Мойрой, ожидая, что найдет в компании подруги хоть немного покоя. Мойре нравилось мечтать о том, как их дети будут дружить, а Эрин с каждым днем становилась все более печальной. Она все больше и больше сомневалась, что Олаф разрешит ей видеть, как растет ее ребенок.

С наступлением полудня беспокойство Эрин более возросло. Она повиновалась приказу Олафа и оставалась в их резиденции. Но внезапно все переменилось: она стала легкомысленно относиться к его предостережениям. Ей захотелось убежать из этих норвежских каменных стен. В суматохе, которая началась, когда город заполонили пришельцы с моря, было бы легче выскользнуть наружу незаметно. Она могла доскакать до скал, чтобы бушующий океан успокоил ее душу, и скоро вернуться.

«Ты глупа, — подумала она, когда выходила из кухни, — что вздумала дальше дразнить Олафа». Она все же была врагом, жертвой, у которой не было выбора. Она должна пойти к морю. Оно манило ее непреодолимо.

Эрин мчалась на лошади. Она ощущала, как под нею проносится земля, ощущала энергию и силу своего коня. Это была свобода. Но со стороны скал она могла видеть гавань и берег в устье Лиффея, огромные драконовы корабли, стоящие на якоре. И хотя сейчас корабли не угрожали ей, все-таки от них исходила опасность. Они символизировали бездну, которая лежала между ею и Олафом; бездну между их обычаями, между их народами, бездну недоверия…

«Я никогда не прощу его», — напомнила она себе с резкой болью, и все же она была бессильна в борьбе с ним. Если он устал от нее, то она чувствовала себя опустошенной. И независимо от того, что ее достоинство и разум кричали, что она должна отвергать его всегда, ее сердце и тело взывали к нему. Она сильно скучала по нему ночами, ревнуя к воображаемой женщине. Это должна

Быть прекрасная женщина. Золотая и красивая. Она думала о слиянии, которое было выше завоеваний, борьбы, гнева или страха. Выше расы, выше народов. Вспоминала тот день на этих самых скалах, когда они встретились как мужчина и женщина, касались, любили…

Наблюдая, как прибой ударяется и разбивается о скалы, Эрин услышала едва различимый шум конских копыт, и вскоре лошадь остановилась около нее. Волна страха охватила ее. Она в ужасе обернулась и сразу почувствовала облегчение, увидев рядом с собой Брайса и Грегори.

— Эрин! — позвал ее Грегори, его голос звучал сердито и в тоже время успокаивающе. — Дорогая кузина, я никогда не думал, что ты настолько глупа!

Эрин напряглась от изумления. Она перевела взгляд с кузена на брата, потом заговорила:

— Глупа! Грегори, если даже ты так меня называешь…

— Эрин, ты поступаешь неумно, — перебил ее строго Брайс, его голос смягчился. — Неужели ты думаешь, сестра, что Грегори, и я не спрашивали твоего мужа, что он предпринял в отношении тебя. Олаф сказал нам, что он только приказал тебе оставаться в доме. Это довольно мягкий приказ, сестра, для викинга-нет, для любого мужчины, который увидел перед собой жену с мечом.

Эрин внезапно закрыла глаза.

— Мягкий жест! Брайс, я не собиралась идти против Олафа! Меня ввели в заблуждение. Если даже у моего собственного брата не появилось ни тени сомнения…

— Не в этом дело сейчас, — воскликнул Грегори, останавливая перебранку, которая могла легко разгореться. — Эрин, мы должны вернуться. Прибыл посланник из Тары, и твой муж хочет тебя видеть.

Эрин закусила нижнюю губу, чтобы она не дрожала.

— Он знает, что меня нет?

— Мы не знаем, — ответил мягко Грегори. — Я полагаю, мы вернемся быстро. В зале полно народу; возможно, он еще не обнаружит твоего отсутствия, так что давайте не будем тратить время на разговоры.

Он пришпорил своего коня. Брайс и Эрин мчались следом и не замедляли темпа, пока не подъехали к стенам города. Брайс помог ей слезть с лошади.

— Возвращайся в дом через кухню, Эрин, и притворись, что была занята. Мы с Грегори позаботимся о твоей лошади.

Эрин кивнула, у нее встал комок в горле.

— Брайс, — сказала она тихо. — Говорю тебе, я ни в чем не виновата. Но все же, спасибо, брат.

— Мы — Мак-Аэды, Эрин. И если ты говоришь мне, что не виновата, я верю тебе.

Эрин благодарно кивнула. Она обогнула дом и вошла в кухню, с радостью обнаружив, что там царил полный беспорядок. Она поболтала с Фрейдой и несколькими стряпухами и затем перешла быстро в залу, пытаясь подавить нервную дрожь. Здесь она наткнулась на Эрика, который рассматривал стены в доме брата, его интересовало их устройство.